Only of time

Военный ГарриФлерчик на 23 февраля!
С праздничком!

Обзорам

[L]Nocuus[/L] <a href="http://nocuus.diary.ru/p208118491.htm">коллаж</a> "Only of time", ГП/ФД, С 23 февраля!

@темы: ГП, фотошопно о картинках

---

Глава 31. Хрустальный Кубок мёртвого чемпиона (привкус корицы)

Глава 31. Хрустальный Кубок мёртвого чемпиона

Читать дальше

Стоя вместе с другими чемпионами перед исполинскими стенами живого лабиринта, отчего-то я остро ощущал себя крохотным человечком, от действий которого в этом мире ничего не могло измениться. Хотя старые газетные вырезки рассказывали совсем другую историю, ведь это именно я начал новую страницу в истории Британии. Мальчик, который выжил, несмотря на смертельное заклятие; мальчик, уничтоживший величайшего тёмного волшебника. Но как всегда бывает в жизни: газеты твердят одно, а в жизни все оказывается совершенно по-другому. Не я уничтожил тёмного лорда той ночью — его уничтожила собственная гордость.

Все, что делал я — это влипал в неприятности. Великий Мерлин, к этому, кажется, у меня действительно есть талант. Я был глупым, опрометчивым, излишне доверчивым ребёнком. И сейчас, рассматривая исполинские стены, я ни капельки не жалел, что был таким недотёпой. Мне понадобился целый год и один взгляд на сумрачный лаз лабиринта, чтобы понять, что все, что происходило в моей жизни, должно было произойти. То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Возможно, мне на роду было написано быть проклятым и битым, чтобы оказаться там, где я хотел быть.

Оглянувшись на других чемпионов, я едва ли заметил их нахмуренные лица, все моё внимание было приковано к Флер. Она стояла с закрытыми глазами, чуть наклонив голову на правый бок. Не думаю, что она была напугана, хотя, в отличие от нас, ей было открыто куда больше, чем мы могли видеть, её поза и выражение лица скорее говорили о восхищении тем, что должно было предстать перед нами.

— Дорогие участники и гости, я рад приветствовать Вас на последнем испытании Турнира Трёх волшебников, — Корнелиус Фадж начал свою вступительную речь перед началом испытания. Чуть нахмурившись, Флер распахнула глаза, очевидно, голос нашего министра не был столь очаровательным, как музыка магии. Как только министр начал речь, на трибунах перед зрителями включились огромные табло. Сейчас все они показывали одно и то же: четырёх чемпионов, стоящих каждый у своего входа в лабиринт, но, как только мы окажемся внутри, изображения должны были поделиться, передавая болельщикам путь каждого участника.

— Кто-нибудь из вас поставил деньги на то, что я окажусь лучшим в этом испытании? Говорят, на меня неплохой коэффициент, — насмешливо крикнул я, обращаясь к ребятам. Все они казались такими сосредоточенными, слушая совершенно неразумную речь министра, что я был просто обязан что-нибудь сказать, чтобы сбросить с них гипнотический дурман, который всегда накрывает сознание при прослушивании особенно важного и глупого выступления какого-нибудь чиновника.

— Серьёзно? Ты поставил деньги на самого себя? — в то время как Флер и Седрик лишь насмешливо покачали головой в ответ на мой вопрос, Виктор решил вступить в беседу.

— Только не говори мне, что ты этого не сделал, Виктор? Ты всегда казался мне перспективным молодым человеком, — так как мы стояли довольно далеко друг от друга, то нам приходилось кричать, поэтому, разумеется, всю нашу беседу слышали учителя, ответственные за безопасность на этом испытании. А благодаря зрительским табло, мне была прекрасна видна их реакция: сильно сжав переносицу, Снейп медленно досчитал до десяти, прежде чем вновь стать невозмутимым и отстранённым.

— Я поставил деньги на Флер, — спокойно пожав плечами, ответил Виктор. Каркаров за его спиной поднял глаза к небу, крепко сжав кулаки от досады.

— На самом деле, я поставил на всех нас, — широко улыбнувшись, крикнул я. — Я обещал Эмбер сводить её в королевскую обсерваторию. Как известно, затраты на летнее путешествие стоит окупать заранее.

— Что ещё ты запланировал на это лето? — нетерпеливо спросила Флер. Фадж уже трижды зачитал с одной из своих карточек одно и то же предложение, так что наше ожидание неизбежного вскоре должно было закончиться.

— Остаться в живых, не попасть в Азкабан и, наконец, заполучить орден Мерлина за заслуги перед страной — ничего особенного, — подмигнув Флер, крикнул я, чем вызвал ещё один приступ тихой ярости Снейпа.

На самом деле, весь мой запас весёлых вопросов для подбадривания духа остальных чемпионов уже иссяк, поэтому выстрел из пушки, оповещающий о начале испытания, был как раз кстати. На несколько секунд все мы замерли, словно ещё до конца не понимая, что уже можно было войти в лабиринт, чтобы встретиться с теми неприятностями, которые для нас подготовили организаторы турнира. Но, когда первые мгновения ступора прошли, Флер, Седрик и Виктор побежали внутрь, я же, как обычно, не торопился, предпочтя войти в лабиринт прогулочным шагом.

Как только я шагнул на тропу, приготовленную для меня, стены позади начали шевелиться, закрывая проход назад. Если бы у меня было больше времени, то я, несомненно, постоял бы в проходе, чтобы понаблюдать за тем, как работало заклятие, заставляющее стены перемешаться. Хотя, если подумать, это было испытание на доверие, так что наши тропы обязаны были вывести нас к другим чемпионам, чтобы мы помогли им в трудный момент или же прошли мимо, поэтому я мог бы стоять на месте и просто любоваться тем, как золотистые струи магии оплетали зелёные ветки плюща, заставляя их переплетаться заново, образуя все более сложный рисунок лабиринта. Через пять минут наблюдений я понял, что, если не начну двигаться, то стены попросту замуруют меня со всех сторон, а быть съеденным заживо ядовитым плющом явно не входило в мои планы на лето.

Воспользовавшись криогенным заклятием, я заморозил одну из уже образовавшихся вокруг меня четырёх стен и, разбив её, отправился по предложенной мне тропинке вперёд — вглубь лабиринта. Не обладая столь уникальным слухом, как Флер, все, что я мог услышать, это тихий шелест веток, переплетающихся друг с другом. Организаторы турнира действительно потрудились на славу, раз им удалось скрыть звуки, производимые магическими существами, запертыми вместе с нами в этом лабиринте. Но кое-что им все же спрятать не удалось: было очевидно, что твари были привязаны к определённой территории, так что стены вокруг них буквально излучали магическое свечение. На самом деле, не нужно было даже обладать даром, чтобы понять, что за очередным поворотом меня будет поджидать какое-то существо: листья живой изгороди были более яркими и молодыми. Для удержания существа на одном месте даже от стен лабиринта требовалось больше сил и энергии, чем для создания исполинских ходов.

Наверное, запись моего выступления будет самой скучной, потому что первое же существо, которое предстало на моем пути, оказалось Лунным тельцом. Это абсолютно безвредное существо с гибким серым тельцем танцевало свой причудливый танец, вытаптывая серебристую бязь следов на земле. Зверёк перегородил мне дальнейший путь, чуть покачиваясь на тонких ногах, он часто хлопал своими большими глазами, будто раздумывая, стоит ли ему тут же сбежать прочь, раз его заметили, или продолжить танец. Все мои знания в отношении этих существ начинались и заканчивались учебником ЗОТИ за второй курс. Я мог бы сотворить любое простенькое заклятие и, испугавшись, Телец бы убежал прочь, но отчего-то мне не хотелось его прерывать. Ступив на серебристый полукруг его следов, я как мог аккуратно обошёл зверька. Оказавшись на другом конце лабиринта, я оглянулся, чтобы взглянуть на Тельца. Прикрыв глаза, он кружился по земле, слыша только одному ему ведомую мелодию, под его ступнями все отчётливее виднелся сложный рисунок из переплетающихся друг с другом овально-продолговатых лепестков. Как только зверёк оказался рядом с одной из стен, золотистый свет магии высветил на его гладком тельце рубцы глубоких шрамов. Отчего-то вся эта картина казалась мне такой знакомой, будто я уже множество раз видел её раньше, словно должен был знать, чем она закончилась.

Непроизвольно взглянув на левую руку, я увидел на своей ладони слабый отпечаток исчезающего призыва не лгать. Иногда мне хотелось вернуться назад в прошлое и остановить себя от похода к Истоку, но с другой стороны, когда ещё в своей жизни я смог бы такое провернуть? Любая магия требовала цены, и та, которую я мог обрести, вполне стоила сумасшествия. Глубоко задумавшись, я даже не заметил, как оказался на перекрёстке. Определиться с выбором мне помог Нюхлер: вынырнув на поверхность у одной из стен лабиринта, он юрко осмотрелся по сторонам и, перебежав к левому проходу, тут же зарылся в землю. По крайней мере, я мог найти золото, так что повернул налево. Стоило мне только определиться и направиться вперёд по избранному пути, стены за моей спиной срослись. Кажется, организаторы турнира не подразумевали того, что чемпион захочет отступить назад, убежав от неприятностей, подстерегающих его впереди. Ведомый очередным поворотом на пути, я нос к носу столкнулся с самим собой.

— Какого черта! — восклицание вырвалось непроизвольно.

Отступив на пару шагов от самого себя, я осмотрелся по сторонам: зачем организаторам турнира понадобилось создавать копии чемпионов и расставлять их в различных местах лабиринта? Пока я судорожно соображал, что мне делать с самим собой, нюхлер выбрался из-под земли и высоко подпрыгнул, чтобы сорвать золотистый ободок с моего мизинца. На самом деле это была одна из деталей пингвиненка, Алиса дала мне её накануне, сказав, что она принесёт мне удачу. Нюхлер пролетел сквозь руку моего двойника и лишь развернувшись, чтобы повторить попытку, пушистый зверёк понял, что выбрал не того Поттера. Взмахнув волшебной палочкой, я отправил нюхлера в переплетение веток живой изгороди. Прутья охотно приняли внутрь себя живую плоть, сопроводив это весьма характерным чавкающим звуком.

Отчего-то сердце моё забилось так сильно и все, о чём я мог думать — это как сбежать из этого хода, чтобы оказаться как можно дальше. Закончить это бессмысленное чёртово испытание, чтобы забиться в самой дальней комнате замка. Позволить себе спрятаться от всего мира и от себя самого. Мной овладел страх.

Стоя напротив своего боггарта, я затылком ощущал, как живая изгородь подвигается все ближе и ближе к моей спине. Вложенное в лабиринт заклятие, позволившее ему обрести некоторое подобие интеллекта, должно было подтолкнуть чемпионов друг к другу, чтобы они справились с тварью, предназначенной для них, но, кажется, лабиринт должен был показать нам ещё и тайны наших душ. Шагнув ближе к боггарту, я позволил ему сформироваться окончательно. Я не боялся самого себя, лишь того, кем я мог стать. Голова боггарта запрокинулась к небу, перед расслабленным взором проплывали картины возможного.

— Что же ждёт Гарри Поттер впереди? — шепнул я, всматриваясь в своё недвижимое привидение. Несмотря на то, что все во мне буквально кричало, моля отступить и прорваться сквозь стену, лишь бы оказаться подальше от существа, несущего в себе мои опасения, я был непреклонен. Страхи реальны, покуда мы в них верим. Я достаточно долго верил в то, что стану одним из сто первых, пора было отпускать этот страх от себя. Закрыв глаза, я глубоко вдохнул, позволив себе отрешиться от нахлынувших ощущений.

— Смерть, — тем временем ответило привидение.

Разочарованно взглянув на самого себя, я шагнул прямо навстречу боггарту. Моё подсознание такое скучное, не смогло придумать ничего более страшного, чем смерть. Она неизбежна и придёт к каждому из нас под конец, так чего же её боятся. Просмотр бразильских сериалов день за днём или походы по магазинам в дни распродаж, по-моему, это значительно хуже, особенно, если все это ты делаешь за компанию с вейлами. Стоило мне только коснуться боггарта, как привидение растворилось, окутав меня едким черным дымом. Проходить сквозь холодный мёртвый дух, воплощающий в себе страхи волшебников, ни с чем не сравнимое отвратительное действие. На протяжении ещё нескольких метров после этого я откашливался черным дымом, ощущая внутри себя отголоски тревоги, требующие бежать куда-то, делать что-то, не быть самим собой.

Пытаясь окончательно побороть в себе чувство страха, я позволил себе задуматься о лабиринте. Исходя из сути этого испытания, мы могли бродить по нему часами, пока не наткнулись бы на кого-то из соперников, но также мы могли пройти финальную задачу, если бы нашли кубок, стоящий в центре лабиринта. С учётом вечно двигающихся стен, я бы скорее поверил, что наткнусь на кого-то из ребят, чем проберусь в центр. По моим ощущениям, все мои хаотичные движения по ходам лабиринта до сих пор происходили где-то на окраине. Если подумать, я мог выморозить несколько стен и выбраться к зрителям, тем самым закончив испытание полным провалом. На несколько минут я действительно задумался над этим вариантом, но более живая стена лабиринта заинтересовала меня куда сильнее проигрыша.

По моему скромному мнению, это испытание было самым скучным, хотя антураж впечатлял. Для вступительной задачи были выбраны единороги, пусть пройти мимо них было довольно легко, если ты не исчадие Ада, оно все равно было достаточно интересным. Британия представила перед гостями школы столь прекрасных существ, разумеется, сразу же придав возобновлённому после стольких лет турниру некий шик, раз смогла заполучить столь редких волшебных существ. Вторая задача показала авантюризм, на который могли бы пойти участники, следуя строго по карте или исследуя запретный лес по своему усмотрению. Хотя, смотря на мои очки, самостоятельные исследования и жульничество было не в почёте. Организаторы турнира смогли похвастаться тварями, которые обитали в нашей стране и даже поселением разумных существ. Показать миру, что, несмотря на глупый закон о вейлах, Хогвартс предоставит приют тем, кто захочет мира. Фадж, должно быть, так до сих пор и не понял, как именно Дамблдор это провернул у него под носом. Третья задача уже не преследовала никаких политических целей, она лишь показала уровень знаний, которые приобретают ученики в разных школах. Надо заметить, что своим выступлением Флер немного испортила миролюбивую репутацию вейл, показав, насколько опасными они могут быть, когда беспокоятся о своих любимых. Эта же задача была о нас: о наших страхах, нашей способности прийти на помощь в трудную минуту, о том, насколько самоотверженными и благородными мы может быть, насколько злыми способны стать в будущем. Испытание зрелости суждений и стойкости веры.

Мне не хотелось показывать кому-либо, каким благородным я могу быть, защищая других; каким умным я был или сколько тварей я мог победить, поэтому лабиринт просто вёл меня из стороны в сторону, не зная, куда подтолкнуть. Я был почти уверен, что Виктор и Флер уже встретились с действительно опасными тварями на своём пути, слишком уж эта парочка была горделивой — они хотели победить и доказать всему миру, что могли быть больше, чем просто игрок в квиддич и дочь министра. Седрик, возможно, уже также показал, насколько трудолюбивым и упёртым он мог быть. А я, подобно лунному тельцу, топтался почти на одном месте, доказывая всем, что был крайне невозмутимым и бездушным типом.

Я знал заранее, что за существо будет за поворотом. Возможно, магия живых стен и скрывала магию и звуки, но никак не могла скрыть холод, который вызывали дементоры. Со странным нетерпением я шагнул навстречу существам, лишившим меня большей части души. Тягучая магия этих существ стала медленно распространятся, заполняя пространство между мной и дементорами. Став участником турнира, я действительно хотел оказаться лицом к лицу с ними. Мне так важно было узнать, хватит ли того, что осталось, чтобы заполнить меня без остатка.

Существо двинулось в мою сторону, протянув руку, будто предлагая мне уйти с ним добровольно. Знакомое звенящее ощущение наполнило меня, заставляя все блеклые чувства, вернувшиеся ко мне за этот год, вдруг разом наполнить меня. Я ощущал в себе ужас — я боялся, что не смогу справиться с дементором, как и в прошлый раз. Гнев и ярость полыхали во мне, норовя вырваться огнём наружу, чтобы сжечь дементоров дотла, чтобы уничтожить и себя, посмевшего усомниться в собственных силах. Интерес заставлял зачарованно наблюдать за вяжущей магией темных существ, подбирающейся ко мне все ближе, желающей лишить остатков воли и подчинить себе. Восторг вызывали крупицы волшебства, столь щедро заполонившие все вокруг. Робким трепетным ростком пробивалась нежность, готовая стереть отчаяние и опустошённость, чтобы наполнить меня лёгкостью, в которой так досадно легко вспыхнула влюблённость. Влюблённость, всколыхнувшая мою гордость, заставившая меня веселиться, печалиться и ревновать. Испытывать все те чувства, что толкали меня на безрассудные поступки, с волнением окунувшие меня в одно — последнее чувство, заполнившее меня без остатка, позволившее звенящим осколкам моей души вновь сцепиться друг с другом в его пламени. Она выковала меня заново в своём огне, окутала меня своим запахом, позволила мне быть собой, несмотря на свои желания. Флер Делакур была моим якорем, моим огнём. Моей любовью.

— Экспекто патронум, — сквозь серебристый туман из моей палочки сформировался силуэт лебедя.

Чёртова птица!

Преодолев препятствие в виде дементоров на своём пути, я точно знал, куда теперь мне следовало идти. Лабиринт любезно вёл меня вперёд, навстречу к большему количеству всевозможных тварей и ближе к центру. Заморозив огненный коридор, в котором обитали саламандры, я прошмыгнул на небольшую полянку, к которой вели сразу же семь ходов. Имея столько возможных вариантов, я на мгновение растерялся, не зная, в какую сторону мне следовало идти теперь, но Флер, поспешно выскочившая из своего хода, значительно упростила мои поиски. Она расслабилась и заметила меня только после того, как, взмахнув волшебной палочкой, заставила стену лабиринта за ней зарасти. Очевидно, существо, от которого она убегала, был крайне неприятным.

— Знаешь, когда все это закончится, нужно будет непременно расспросить мадам Стебль об этих растениях и заклятиях, которыми их заколдовали, — подойдя ближе к вейле, увлечённо заметил я. Теперь, когда бродить в ходах лабиринта я мог не один, то можно было поделиться давно мучившими меня мыслями. Особенно не задумываясь о том, куда нам следовало идти, мы с ней шагнули в ближайший ход, подальше от саламандр и тех, кто пугал Флер.

— Зачем? — устало пробормотала Флер, пытаясь заплести свои волосы в некое подобие косы. Как я и предполагал, путь, который она избрала, желая доказать миру, что была непросто красивой девушкой, изобиловал опасными магическими тварями. По всей видимости, одно из существ все же успело причинить ей значимый вред. Хотя, если быть честным до конца, очень много кому удалось причинить ей вред: на руках и ногах Флер было множество следов от ссадин и даже ожогов, особенно неприятный след был на шее. Существо, наградившее вейлу новым образом, во всей видимости, было ядовитым. Почти наверняка знания Флер в области лечебной магии были значительно более обширными, чем мои, но просто так смотреть на ожог, украшающий её шею, мне не хотелось. Поэтому я воспользовался всем арсеналом своих знаний, чтобы уменьшить болевые ощущения. Благодарно мне улыбнувшись, Флер бросила огненный шар в одну из стен, чтобы изменить наш с ней маршрут, кажется, она не слишком хотела идти вперёд и знакомиться с существом, что пряталось за поворотом, хотя, зная Флер, я мог быть вполне уверен, что она, в отличие от меня, знала, кто там находится.

— Возвращаясь к твоему вопросу, — отрезав несколько слишком ретивых веток, возмутившихся тем, что мы жульничаем и не идём по придуманным для нас тропинкам, вспомнил я. — Если высадить вокруг дома небольшие кустарники и наложить на них сеть точно таких же заклятий, то, например, они не выпустят моих детей гулять, если они не выполнили те поручения, которые им дали, или не отпустят гулять в неположенное время.

— Если ты сделаешь это, то твои дети будут тебя ненавидеть, — усмехнулась Флер, чуть наклонив голову набок, явно прислушиваясь к тому, что было впереди.

— На самом деле, я почти уверен, что это не будет сильно меня беспокоить. К тому же, этим мини-лабиринтом можно будет пользоваться и в защитных целях, — пожал плечами я, рассматривая стену, которая преграждала наш путь. Я бы не сказал, что за ней пряталось что-то особенное: листва была такой же тусклой и тёмно-зелёной, как и у проходных стен лабиринта.

— Это будет беспокоить меня, — перестав прислушиваться к окружающему нас, Флер взглянула на меня так, как будто собиралась задушить.

— С какой стати тебя будет беспокоить то, что происходит в моей семье? — на всякий случай я отступил от Флер на пару шагов, прежде чем задать свой вопрос. Должно быть, чувство самосохранения медленно, но верно возвращалось ко мне, потому что мои заблаговременные действия помогли мне избежать знатной пощёчины.

— Как же я ненавижу тебя, Поттер! — в сердцах воскликнула Флер, прежде чем стремительно развернуться от меня и двинуться прямо навстречу к тому, что её так нервировало.

— Да ладно, Флер, в этой стране меня все любят, — старательно подливая масла в огонь вейловской ссоры, я двинулся за ней следом, предусмотрительно отставая на пару шагов.

— Я не из этой страны! — в сердцах воскликнула Флер.

Если бы ситуация не была такой патовой, то я, возможно, восхитился бы тем, как блеснули огнём её глаза и с какой быстротой на её ладони вспыхнула идеальная огненная сфера. Но в тот момент мне было куда важнее направить праведный вейловской огонь в нужное русло, так что, прежде чем Флер взмахнула бы рукой, чтобы направить огонь в мою слегка сумасшедшую тушку, я толкнул её в сторону. Сделал я это как раз вовремя, так что скорпионий хвост мантикоры вонзился в землю, где стояла Флер, а пламя, предназначавшееся мне, попало в красноватую шкуру существа, к сожалению, не причинив ему никакого вреда.

— Серьёзно? Мантикора? Я был почти уверен, что мы идём в лапы к дракону, — не то чтобы я расстроился, обнаружив за двойной защитной стеной лабиринта не то существо, на которое рассчитывал, но определённый осадок разочарования в моей душе явно присутствовал.

— Заткнись, наконец! — огрызнулась Флер, быстро вставая с земли.

— Чем ты недовольна, дорогуша? Я спас тебя от участи быть пронзённой ядовитым скорпионьим хвостом, а в ответ получаю столь грубое замечание, — пока Флер кружила напротив мантикоры, создавая одно из своих причудливых заклятий, я не собирался поступать с этим существом гуманно. Направив в режущее заклятие изрядный запас своих магических сил, я отсек ядовитый хвост. Взревев от боли, тварь ощерила свою огромную пасть, уставившись на меня наполненными кровью золотистыми глазами. Шкура этой зверюги могла отразить большинство заклятий, но хвост был самой слабой частью, так что избавиться от него было проще простого. Я был почти уверен, что это единственное, что мы могли сделать с этой тварью. Заклятие Флер тем временем начало действовать: воздействовать напрямую на животное было бессмысленно, но окружающая среда прекрасно подвергалась вмешательству. Стены лабиринта, удерживающие мантикору на отведённой ей территории, ожили, ведомые магией вейлы, они стали оплетать огромного кота со всех сторон. Взбешённая моим поступком мантикора сначала даже не обращала внимания на ветки, подбирающиеся к ней все ближе и ближе, куда больше животное интересовало, как обойти мои взрывные заклятия, чтобы перегрызть мне глотку. Поэтому, когда одна из веток связала задние лапы животного, не дав ему прыгнуть в сторону, чтобы увернуться от очередного моего взрывного заклятия, мантикора явно была удивлена. Попытавшись извернуться, чтобы разрезать путы, поднимающие зверя все выше и выше, мантикора избавилась от веток, опутавших её задние лапы, но попала в ещё больший плен, когда стала подать с высоты на землю. Как только добыча оказалась в более выгодном положении, ветви живых стен стали активнее запутывать в свои сети животное. Я был почти уверен, что все существа, попавшие в плен лабиринта, будут лишь усыплены и бесхвостая мантикора вернётся на свою родину, когда испытание будет окончено.

— Довольно умно использовать стены лабиринта как оружие, — увернувшись от последней попытки мантикоры цапнуть меня лапой, заметил я, взглянув на Флер, до сих пор творящей какое-то колдовство.

— А как, по-твоему, мы должны были бороться со всеми существами, что спрятаны в лабиринте? На чистом энтузиазме и собственными силами? — недовольно взглянув на меня, спросила Флер, взмахнув волшебной палочкой в сторону кокона, опутавшего животное. Существо до сих пор пыталось выбраться из захвата растений, и порой ему удавалось высвободить то одну лапу, то другую. Заклятие, которое направила на кокон Флер, окружило его вязкой грязновато-серой субстанцией. Она свободно проходила сквозь ветки и достигала мантикоры, но с учётом врождённых особенностей этого существа, я не думал, что ему будет причинён вред.

— Почему ты злишься на меня? — действительно не понимая причины её столь неадекватного поведения по отношению ко мне, осторожно спросил я. Мантикора с протяжным воем расцарапала ветви перед собой, наполовину выбравшись из кокона. Стоило только зверю глубоко вдохнуть, чтобы издать грозный рёв, как вся грязноватая субстанция заклятия оказалась внутри животного. Умно! Хоть шкура мантикоры и отражала большинство заклятий, воздух для дыхания существу все равно требовался, создав заклятие, влияющее на воздух, Флер отравила непобедимое существо изнутри. Или, в нашем случае, усыпила его.

— А ты не понимаешь?! — резко взмахнув палочкой, чтобы кокон с мантикорой быстрее стал частью лабиринта, воскликнула Флер. Великий Мерлин, кто бы мог подумать, что вейла, давно и отчётливо чувствующая связь со своим партнёром, может быть настолько неуверенной в этой самой связи?

— Да если бы здесь оказалась не мантикора, чья шкура отражает почти все заклятия, а какое-нибудь другое существо, то твой огонь тут же его убил бы. Я просто воспользовался тем, что было у меня под рукой. Ты же сама сказала, что одного энтузиазма для победы недостаточно, — пожав плечами, я попытался объяснить свою точку зрения на всю эту ситуацию, за что тут же и поплатился. Повалив меня на землю, Флер вцепилась в мою шею, пытаясь то ли придушить, то ли пустить мне кровь. Подтолкнув Флер, сидящую на моих коленях, я исхитрился высвободиться из её хватки и повалить на землю, придавив своим телом и не давая двигаться.

— Почему ты всегда сверху? — усмехнувшись, шепнул я на ухо все ещё брыкающейся вейле. — Хорошо, я не буду наказывать наших детей за то, что они не выполняют домашнее задание вовремя, но гулять после комендантского часа они не будут.

— Наших? — неуверенно переспросила Флер, перестав дёргаться подо мной.

— Ты что, думала, что так легко избавишься от меня? После того, как сама же заставила меня вернуть связь назад, черта с два мне теперь удастся снова её погасить, каким бы одарённым я ни был. Так что терпи, моя дорогая, тебе достался самый странный британец.

Недоверчиво рассматривая меня, Флер не пыталась выбраться из-под меня и вообще не проявляла никаких признаков возражений. Кажется, борьба с её внутренними демонами заняла куда больше времени, чем моя перед дементорами. Неуверенно кивнув самой себе, она, наконец, улыбнулась, чуть пнув меня коленкой.

— Что? Меня все устраивает, — усмехнулся я, неловко пожав плечами, так как продолжал сжимать её руки.

— Нужно встать и продолжить испытание, — фыркнула она, не проявляя никаких активных действий к освобождению.

— Давай просто подождём остальных здесь, — предложил я, освобождая руки Флер от своего захвата.

— Если мы не будем двигаться, лабиринт нас замурует, — облизав губы, пояснила она, все ещё не пытаясь выбраться, наоборот, даже расслабившись.

— Я всегда смогу разозлить тебя до состояния фурии, чтобы ты спалила одну из стен. У меня к этому дар, знаешь ли, — весело фыркнул я, за что тут же и поплатился. Столкнув меня с себя, Флер села, разочарованно качая головой. Оставшись лежать на земле, я наблюдал за ней, отмечая все больше отметин от множества дуэлей, которых она провела в этом лабиринте. Стены, как и предполагалось, уже начали нас замуровывать.

— В какую сторону теперь нам идти? — недовольно рассматривая четыре живые стены, спросила Флер, оглянувшись на меня.

— Смотря чего ты хочешь добиться: окончить это испытание или продолжить сражения и все-таки найти дракона, которого притащили в школу, — пожав плечами, ответил я, так же садясь рядом с ней.

— То есть… мы… — недоуменно взглянув на меня, Флер замерла, наконец, начав понимать суть этого испытания.

— Лабиринт ведёт нас туда, куда мы хотим. Те, кто хотят сражений, чтобы доказать миру свою силу и умения, получают сражения. Жаждущие победы также получат свой поединок с ужасной тварью, но ещё лабиринт приведёт их к сопернику, чтобы узнать, каков чемпион в минуту нужды. Боящиеся лабиринта и своих желаний будут блуждать в нем, пока не попросят помощи. Так что, ты просто должна решить, чего хочешь: выйти отсюда и стать победительницей испытания, ведь мы уже выполнили задачу, или найти кого-то ещё, — пояснил я, аккуратно прикоснувшись к оголённой коже её живота, видневшейся сквозь прореху разрезанной формы, и вылечив фиолетовый синяк.

— Идём, — встав с земли, Флер метнула огонь в одну из стен, утягивая меня за собой в образовавшуюся дыру.

Кажется, она точно знала, куда хочет. Длинные ходы, препятствиями в которых были запутанные магические ловушки, сменялись перекрёстками, на которых Флер уверенно сворачивала в ту или иную сторону. Если бы я не знал, что иду позади неё, то подумал бы, что она так уверена, потому что идёт на мой зов. Но совершенно неожиданно наше с ней путешествие закончилось, когда, после очередного поворота, мы оказались на небольшой площадке, куда стекалось множество ходов. Почти у каждого хода стояло по несколько зеркал, позволяющих увидеть, кто желал оказаться в центре этой площадки.

— Какое существо может перемещаться через зеркала? — взглянув на прислушивающуюся Флер, спросил я.

— Никакое, — неуверенно ответила она, осматриваясь кругом. — Но что-то кружит вокруг, будто ведёт охоту.

— Не стойте на месте, иначе он почувствует вас, — неожиданно выскочивший из-за одного из зеркал, Виктор потянул нас прочь, лавируя между запутанными зеркальными ходами.

— Почему ты не сбежал?

— Что это за существо?

Мы с Флер спросили одновременно, правда, о совершенно полярных вещах. Мне было интересно, есть ли у Крама чувство самосохранения, а Флер — с кем нам предстояло бороться. Чуть истерично рассмеявшись, Виктор сердечно нас обнял, как будто уже смирился с тем, что умрёт в этом лабиринте, и вот явилось чудо.

— Отсюда не выбраться: в какой бы ход я не бежал, он всегда возвращает меня назад, — пояснил Крам, бросив в одно из зеркал заклятие, чтобы узнать, не движется ли что-нибудь в нашу сторону.

— Почему не уничтожить стены и не выбраться наружу? — на всякий случай решил узнать я, прислушиваясь к странному шипящему звуку, доносящемуся откуда-то из ходов.

— Мне удалось нарушить пять стен, а потом эта тварь нашла меня, и пришлось срочно отступать обратно, — пояснил Крам. Шипящий звук, который раньше я бы приписал к звучанию заклятия Виктора, посылающего сигналы со всех зеркал к одному, тем временем, сформировался в вполне пристойную речь: «Теперь у меня три мышки из четырёх. Я король этого лабиринта».

— Так что это за существо? — осторожно уточнила Флер, чуть вздрогнув, когда змей продолжил самодовольно радоваться своей удаче.

— Это василиск! — одновременно воскликнули мы с Виктором. Правда, в голосе Крама проскальзывали панический нотки, а в моем восхищённые.

— Чему ты так радуешься? — тихо прошипел Крам, заметив в зеркале изображение приближающейся змеи, он потянул нас в сторону одного из ходов, способных максимально отдалить нас от василиска.

— На самом деле, я хотел, чтобы организаторы притащили его из Египта. Я даже написал письмо с этой идеей в Департамент магических игр и спорта. После того, как я убил василиска Слизерина, мне безумно хотелось узнать, все ли они такие болтливые. И вот он здесь. Это словно Рождество в июне! — широко улыбаясь оторопевшим от такой информации друзьям, признался я. — Постарайтесь создать какое-то подобие норы из стен лабиринта, чтобы я смог загнать его внутрь.

— Ты змееуст? — недоверчиво спросил Виктор, начав помогать Флер преобразовывать стены.

— Я полон сюрпризов, — самодовольно усмехнувшись, я направился в сторону василиска. Создавая зеркала, Виктор сделал довольно узкие проходы между ними, так что змею было сложно протискиваться между ними, чтобы приблизиться к пойманным чемпионам. Недовольно ругаясь, василиск методично рушил зеркала, продвигаясь все ближе и ближе к нашей группе.

— Ты знаешь, что случилось с последним чемпионом? — прошипел я, как только заметил слепую морду василиска на своём пути. Этот король змей был ещё совсем юным: его длина не достигала и шести метров. Высунув язык, он пробовал воздух перед собой, пытаясь понять, стоит ли ему меня слушаться или можно продолжать развлекаться, пока не придёт хозяин.

— Он встретил на своём пути акромантула, — ехидно заметил змей. — Это никчёмное существо получило по заслугам, но мальчишка не смог дальше продолжать испытание. Его извлекли из лабиринта. Здесь только вы и я. И теперь я король лабиринта. У меня все чемпионы. Василиски всегда побеждают драконов.

— Они действительно притащили дракона? — несмотря на то, что мы с Флер вспоминали о них чуть ли не каждый раз, мне не верилось, что у Департамента игр и спорта хватит средств для транспортировки такого существа.

— Ты с огненной девочкой устранил мантикору, — зашипел змей, приближаясь все ближе. — Но вы не покинули лабиринт, почему?

— Чем-то недоволен? — пятясь в сторону друзей, насмешливо спросил я у василиска.

— Мне интересно, почему вы не ушли прочь. Первый мальчишка пробежал мимо, когда мой чемпион оказался в ловушке. Вы пришли ему на помощь, когда он уже отчаялся, — шипела змея, следуя за мной. Запнувшись, я чуть не упал, но Флер вовремя успела меня поймать, так что язык василиска коснулся нас обоих. Тихий испуганный писк вейлы мне в ухо был крайне забавным.

— Василиск интересуется, почему мы пришли на помощь Виктору, хотя уже устранили своё существо, — спросил я у Флер. Было очевидно, что король змей не пойдёт в приготовленную для него нору, пока не узнает ответ на свой вопрос.

— Он поставил на меня деньги, — пожала плечами Флер. — Я не могла просто так оставить его в лабиринте.

Несмотря на напряжённость ситуации, мы с Виктором рассмеялись, взглянув на смутившуюся Флер. Кожа её чуть серебрилась, и василиск снова коснулся её своим языком, пробуя магию вейлы на вкус.

— Лишённая благословения, — зашипел змей. — Чувствующая звук вместо запаха. Её крылья будут седы как пепел и остры как бритвы. Так почему она захотела спасти мальчика?

— Девчонка, что с неё возьмёшь, — пожав плечами, фыркнул я. Змей захохотал, отчего и Виктор и Флер поспешно отступили от него на пару шагов.

— Береги эту глупую девчонку, лишённый души, — на прощание шепнул василиск, скрываясь в норе, созданной из стен лабиринта. Ветви поспешно сплелись, скрывая змея от нас.

Схватив Флер и Виктора, я поспешно потянул их прочь. Может, наша с василиском беседа удалась, и я был уверен, что где-то поблизости был его хозяин, который не позволил бы змее причинить вред чемпионам, мне все равно хотелось отвести ребят как можно дальше от этой поляны.

— О чём вы говорили? — после того как шок от столь близкого общения с василиском прошёл, спросил Виктор. Кажется, он, наконец, поверил, что покинет стены этого чёртова лабиринта живым, поэтому ему было интересно.

— Ну, змей сказал, что Седрик встретился с акромантулом и победил его, но, кажется, он получил травмы, так что его вынесли из лабиринта, — начал рассказывать я, продолжая тащить ребят вперёд. Выскочив из очередного хода, мы оказались на идеально круглой поляне, в центре которой на постаменте возвышался хрустальный кубок. — Аха!

— И зачем ты привёл нас к кубку, Гарри? — устало вздохнув, спросила Флер. Повинуясь её желанию, на противоположной стене поляны образовался ещё один проход, который наверняка выведет нас из лабиринта к трибунам судей.

— Мы победили мантикору и василиска, и не встретились с драконом, с которым соревновался василиск, так что я заслужил этот кубок, — я привёл Флер целых три причины, почему заслужил этот кубок, пока приближался к постаменту. — К тому же, мы уже здесь, почему бы не захватить его.

— Он прав, — рассмеялся Виктор, миролюбиво толкнув Флер плечом. — К тому же, это единственное, что он получит по окончанию этого турнира.

— Да ладно вам, я король этого лабиринта! — весело крикнул я, касаясь рукой кубка. Стоило только мне коснуться холодного хрусталя, как пальцы прилипли к поверхности. Портал уносил меня прочь.

Обзорам

<b><a href="http://nocuus.diary.ru/p207923291.htm">"Привкус корицы"</a></b>, глава 31, ГП/ФД, PG-13, автор [L]Nocuus[/L]

@темы: ГП, Привкус корицы, О вкусах, цветах и ароматах

---

Глава 30. Пустое обещание (привкус корицы)

Глава 30. Пустое обещание

Последнее испытание турнира должно было состояться в первых числах июня. На этот раз мадам Боунс взяла на себя ответственность рассказать нам о том, что оно будет из себя представлять. Хотя, если сказать по правде, все уже догадывались, чем должно было стать для нас это испытание. Огромный лабиринт из любовно выпестованных профессором Стебль плотоядных растений не мог быть чем-то иным, кроме как полигоном для этого этапа Турнира. И, как мне по секрету сказала Гермиона, этого испытания, проводимого в таких условиях, Виктор побаивался намного сильнее, чем приключений, придуманных для нас в Запретном лесу. Флер, надо заметить, когда я рассказал об опасениях Крама, согласилась с ним.

В Запретном лесу у нас была карта, которая показывала путь назад на тропу, даже если бы мы сбились и стали уходить куда-то в чащу, неподготовленную для этого задания, а значит, могли повстречать тех магических существ, встречи с которыми не слишком хотели для нас организаторы. Здесь же, помимо агрессивной внешней среды, которая вполне могла причинить физический вред, если зазеваешься и подойдёшь слишком близко к живым стенам, несомненно, должны были быть существа, встречу с которыми организаторы очень хотели устроить. Например, мантикоры, драконы, василиски, акромантулы, сфинкс, тролли, химера или пятиног. Но помимо страха перед не слишком приятным знакомством с каким-нибудь зверем на своём пути, неизвестность и возможность заблудиться, бродя по лабиринту, не зная, как выйти наружу, пугала волшебников куда сильнее. Оказаться в ловушке, из которой не было выхода — не самая приятная перспектива для окончания жизни.

Как бы там ни было, я предпочёл оставить все свои размышления при себе и не усугублять страхи остальных. Так что, когда мадам Боунс все же решила собрать чемпионов вместе, чтобы объяснить нам суть испытания, я размышлял над тем, как написать проклятое письмо Эмбер, чтобы она не догадалась, что это сделал я. Усаживаясь на парту рядом с Флер, я смог придумать, чем подкупить Кети, чтобы она написала текст письма, подделав почерк Алисы. Мне не терпелось приступить к выполнению своего коварного плана по наказанию младшей сестры, за то, что она «анонимно» отправила в женский журнал парочку моих фотографии. Но, по всей видимости, Боунс хотела поговорить с чемпионами о нескольких интересующих её вещах, и эта встреча могла затянуться на неопределённое время.

— Добрый вечер, ребята. Надеюсь, вы не будете слишком себя накручивать после того, как я объявлю вам суть последнего испытания. Я верю, что вы сможете взять себя в руки и достойно подготовиться к последнему этапу Турнира, чтобы показать все достоинства ваших школ, — мадам Боунс, как оказалось, была женщиной, которая любила долгие витиеватые разговоры, в которых льётся множество воды, переливающейся в лучах восходящего солнца всеми оттенками радуги, и в которой возможно было увидеть фрагменты своего будущего, но все это было лишь простой водой. Подавив зевок, я начал болтать ногами, иногда царапая каменный пол носками ботинок. Боунс поначалу не обращала внимания на моё ребячество, но, когда в очередной раз у меня получилось шаркнуть носком ботинка достаточно громко, она взглянула на меня так, как будто была готова немедленно отправить меня стоять в угол, для того, чтобы я переосмыслил своё глупое поведение.

— Как вы уже, наверное, поняли, последнее испытание турнира Трёх волшебников будет проходить в лабиринте, высаженном на квиддичном поле. В лабиринте этом скрыто множество магических ловушек, выбраться из которых будет достаточно просто, если вы, конечно, не растеряетесь.

Если говорить простыми словами, то Боунс сообщала нам о том, что, угодив в капкан, мы не должны забывать, что на этом ужасном инструменте для охоты есть инструкция к применению и, прочитав её, мы сможем выбраться, не слишком навредив своему здоровью. Медленно и с переливами мы, возможно, вскоре должны были прийти к сути самого испытания. Если честно, при всей неадекватности Людо, он все же куда понятнее объяснял суть прошлых испытаний. Пусть он был довольно недалёким и его личное интерпретирование сути испытаний турнира несколько искажало наше представление о том, что мы на самом деле должны были сделать, он не мариновал нас так долго своими объяснениями.

— Но помимо ловушек, в лабиринте есть вероятность того, что вы потеряете путь назад. Ведь его стены будут двигаться, обрезая для вас дороги, по которым вы пришли к тому или иному перекрёстку, и открывая новые возможности к поиску, — мадам Боунс продолжила своё неспешное повествование, а я прекратил свои глупые мальчишеские выходки и придумал, чем подкуплю Драко, чтобы отправить письмо с его филином.

Заметив мой отвлечённый взгляд, Флер толкнула меня, чтобы я обратил внимание на слова мадам Боунс. Разумеется, то, что она говорила, было интересно. То есть, в плане того, что лабиринт был живым и, возможно, выхода из него не было запланировано вообще, потому что стены лабиринта попросту могли захотеть съесть всех, кто находился внутри. Но меня больше заинтересовал тот факт, что стены будут менять своё местоположение — это было верхом мастерства трансфигурантов. Думаю, мадам Стебль, хоть она и вырастила все те кусты, которые были высажены, не смогла бы добиться такого их оживления. Так что к этому финту живого лабиринта явно приложил руку наш директор, думаю, и директора других школ тоже. Каркаров явно не разрешил бы кому-то из директоров школ соперниц создавать столь сложное и опасное заклятие в одиночку, прекрасно зная, что стенам можно приказать не нападать на кого-то из участников. Так что, мне кажется, что один из живых коридоров этого лабиринта будет натренирован на то, чтобы нападать на нас всех, затрачивая на это все возможные у него способности. Разумеется, с живыми деревьями легко можно было разобраться с помощью огня или холода, но такие лабиринты специально создавались, чтобы даже мёртвые, сожжённые кусты нападали на противника. Нужно будет выяснить у директора, какими заклятиями они пользовались. Не то, чтобы я хотел соорудить целый неприступный лабиринт вокруг своего дома, но… было что-то в этой идее.

— Самая главная ваша задача в этом испытании — это найти в себе силы довериться обстоятельствам, чтобы одержать верх над могущественным противником, — наконец, закончила свою речь мадам Боунс. Что же, как и следовало ожидать, кроме ловушек и всяких мелких магических тварей, которых можно было бы победить простейшим заклятием заморозки и пинком под зад, лабиринт будет заселён и более опасными и смертельными тварями. Уходя из кабинета, никто особенно не разговаривал, пытаясь освоить полученную информацию.

Флер, взяв меня под руку, потянула в сторону выручай-комнаты, по её желанию она приобрела внешний вид Кабаньей головы, должно быть, на заре её славы, так как все внутри этой версии бара Аберфота было новеньким и чистым. Добби, одетый в изящную, но слегка странноватую ливрею, прислуживал нам с Флер, исчезая и появляясь в выручай-комнате с едой и напитками. Поразительно, как мой домовой эльф быстро нашёл общий язык с Флер и был готов выполнять любой её каприз по первому требованию, а ведь она не была частью моей семьи, и эльфы не должны были её слушаться.

— Я почти уверена, что они привезут на континент карликового дракона, — прервав мои размышления о том, что эльфам стоило снизить плату, может быть, тогда они начнут служить только мне, произнесла Флер.

— Мне кажется, ты только и ждала возможности встретиться с драконом на этом Турнире, — усмехнулся я, делая небольшой глоток вина. Не знаю, из чьего погреба Добби его украл, но вино было превосходным.

— Очень смешно, Гарри! Возможно, карликовые драконы и не такие большие и большая часть из них даже не умеют летать или выдувать пламя, но они крайне кровожадны и предпочитают сначала поиграть со своей жертвой, а уж потом добивать её, — тут же недовольно парировала Флер.

Разумеется, мне не хотелось быть мышкой в игре с драконом, но оставалась надежда, что министерство магии нашей страны не получило разрешения ввести дракона на остров. Надежда эта была крохотной и совершенно бесполезной по своей природе, но не стоило заранее её отвергать. К тому же, если не будет драконов, то остаются ещё мантикоры и акромантулы, которых можно найти в нашем лесу, а ещё василиск из Индии и Сфинкс из Египта. Если честно, мне очень хотелось, чтобы организаторы привезли сюда василиска. Эта выведенная в лаборатории порода столь редких магических существ не могла больше оказывать на людей смертельного влияния по причине отсутствия у них глаз, но все равно они оставались змеями, а значит, могли многое рассказать. Мне хотелось узнать, все ли василиски такие болтливые или просто тот, которого мне пришлось убить на втором курсе, стал таким после долгих лет, проведённых в одиночестве.

— О чём ты думаешь? — должно быть, Флер уже несколько раз пыталась привлечь моё внимание, так как сейчас она сжимала мою руку, чтобы я, наконец, ответил на её вопрос.

— Мне интересно, смогли ли организаторы турнира провести в Англию василиска и окажется ли этот король всех змей таким же болтливым, как и тот, что оставил шрам на моей руке, — протянул я.

— Ты невозможен, Гарри, — разочарованно покачав головой, заметила Флер, забрав у меня бокал с вином.

— Это говорит мне девушка, которая только что размышляла о том, что собственноручно приманила бы на турнир карликового дракона. А если учесть, что организаторы нашей страны очень любят своих чемпионов, то вполне возможно, что и полноценного дракона. Так что не тебе говорить, что я невозможен, — презрительно фыркнув, я увёл обратно этот злосчастный бокал вина. Почему-то никто из нас не обращал внимания на второй бокал, предусмотрительно налитый Добби.

— Хорошо, оставим на мгновение тему существ, которых, возможно, притащили в эту страну, чтобы убить нас четверых, что ты думаешь насчёт фразы "Довериться обстоятельствам"? — Флер в последнее время стала сама любезность, даже не знаю, что тому было причиной: инцидент, произошедший в душевой, или мои странные сны, которых я совершенно не помню, но после которых просыпаюсь с таким ощущением, как будто пробежал марафон, пытаясь убежать от толпы миссис Уизли, пытающихся накормить меня пончиками.

— Это испытание на доверие, — по моему желанию, света в комнате стало намного меньше и заиграла тихая мелодия. Встав со стула и протянув Флер руку, я вывел её на вновь образовавшуюся танцплощадку.

— Ты думаешь, они хотят узнать, сможем ли мы довериться сопернику, чтобы победить в схватке? — тихо шепнула Флер, привычно начав перебирать волосы на моем загривке. Впервые с того инцидента мы были настолько близко друг с другом.

— Я думаю, тебе нужно меньше думать, иначе волосы потемнеют, — прекрасно понимая, что Флер ещё отомстит мне за эту колкость, я наклонился и поцеловал её до того, как она смогла бы придумать ответ.

— Ты невозможен, Поттер, — разорвав наш поцелуй, шепнула Флер. — И ты должен мне ещё один комплект белья.

— На этот раз начнём смотр сразу с кружева, — эта моя колкость без небольшого ответного подзатыльника не обошлась.

Довольно усмехнувшись, я закружил её по танцплощадке, наслаждаясь приятной музыкой и атмосферой, которую создала для нас комната. Не думаю, что Флер желала, чтобы золотистое туманное марево кружило у наших ног, бросая отсветы повсюду, и совершенно точно об этом не думал я. Комната, кажется, выполняла чьё-то ещё желание.

— Иногда мне кажется, что этот замок слишком живой, — положив голову мне на плечо, шепнула Флер.

— Так и есть, — согласно киваю я, целуя её в щеку. Туманное марево магии поднимается выше и теперь парит над нами, медленно осыпаясь золотой пылью. Флер жмурится, доверчиво прижимаясь ко мне. Мне хотелось бы спросить, что она слышит, но прежде, чем я решаюсь на это, Флер накрывает мои губы своими. И могу поклясться, что на вкус её губы, как сама магия: сладкие с лёгким привкусов корицы. Золотистая пыльца, осыпающаяся на нас, впитываясь в кожу, золотит её, делая весь этот вечер слегка сюрреалистичным. Словно мы с Флер должны были родиться множество веков назад, когда магию не скрывали и она буйствовала, насыщая мир густыми красками.

— Хочу, чтобы все это, наконец, закончилось, — тихо шепнула Флер.

— Хочешь домой? — поинтересовался я.

— Нет, — рассмеялась она. — Почти уверена, что мой отец посадит меня под замок до конца жизни. Я хочу показать тебе Париж.

— Точно, я ведь должен тебе поход по магазинам белья, — засмеялся я.

— Ты невозможен, Гарри.

Как оказалось, последнее испытание турнира было нетерпеливо ожидаемо не только чемпионами, которые хотели уже закончить этот чёртов турнир и отправиться на каникулы вместе со своими новыми друзьями, но и теми, кто пытался сделать на этом турнире состояние. Как мне по секрету сказала Алиса, а потом под ещё большим секретом поделилась Луна, Виктор пригласил Гермиону на каникулы в Болгарию, и наша славная гриффиндорка дала своё согласие. Секрет, с которым делилась со мной Алиса, был сказан таким образом, что Рон, играющий сам с собой в шахматы, разумеется, его услышал. Я почти уверен, что Алиса до сих пор не простила Уизли того оскорбления, брошенного в сторону Луны. А также я мог поставить тысячу галеонов на кон, что сестры Браун переписывались, пытаясь придумать лучший способ для того, чтобы отомстить Рону. Хотя я более чем уверен, что Рон Уизли в этом году получил самую большую порцию унижений.

Во-первых, его единственная подруга смогла завести дружбу со столь обожаемым им квиддичным игроком, хотя совершенно очевидно, что Гермиона была безразлична к этому виду спорта, предпочитая кататься на лыжах или на неведомом пока для Уизли звере — спортивном велосипеде. Я почти уверен, что если бы Артур нашёл велосипед, то он смог бы его зачаровать так, чтобы он летал или ездил по воде. За второе я был бы ему даже благодарен.

Если вспоминать все неудачи Рона, то вторая из них, разумеется, была, когда он не смог проучить Гермиону после того, как она устраивала ему замечательные пробуждения на протяжении довольно большого периода времени. Болгары до сих пор посматривали в сторону Рона с некоторым презрением за то, что он вылил на голову одного из них ведро воды. Хорошо, что Рон не догадался подлить что-нибудь противное в эту воду, тогда презрение болгар вполне могло перейти в более опасную форму.

Ну и третьим и самым значимым на мой взгляд позором была попытка Рона в очередной раз проклясть Гермиону, но с моей лёгкой подачи она превратилась в колоссальную ссору с его уже бывшей девушкой. Когда Лаванда вышла из Больничного крыла и нашла Рона в гостиной Гриффиндора, то все присутствующие там подростки смогли лицезреть картину линчевания безоружного. Рон то ли от испуга, а то ли по причине воспитания даже не защищался, а лишь постепенно пятился от разгневанной мисс Браун. Надо сказать, в гневе и с зажатой в кулаке волшебной палочкой, с кончика которой то и дело отскакивали искры, она была куда страшнее, чем в форме Халка. Загнав Рона в угол, Лаванда впечатала ему такую оплеуху, что отпечаток её ладошки был виден на его щеке даже утром, но и этого ей показалось мало, поэтому она взмахнула волшебной палочкой, прокляв Рона каким-то образом. Она произнесла слова заклятия достаточно тихо, чтобы никто не смог услышать, каким именно проклятием она воспользовалась. Но, как мне сказала Карина, внимательно наблюдавшая за Лавандой, она смогла разобрать по губам, что это было за заклятие. Оно не относилось к запрещённым или темным и чаще всего использовалось строгими мамочками, чтобы угомонить своих гипернепослушных маленьких детей. Заклятие это должно было создавать не сильные, но все же ощутимые хлопки по попе, когда ребёнок начинал вести себя слишком активно. Должно быть, именно поэтому после экстремального бега по коридорам с целью не опоздать на урок, Рон с некоторой заминкой садился на своё место.

Ну и довеском ко всем неудачам Рона в этом году стало то, что близнецы смогли сделать фотографии из воспоминаний наиболее глупых выражений лиц брата и продавали их по паре кнатов за штуку. Надо отметить, что близнецы смогли сделать точно такие же фотографии, запечатлевшие попытки Флер как-либо отомстить мне за слишком дерзкое высказывание. Эти фотографии расходились по сиклю за штуку и пользовались явной популярностью. Я более чем уверен, что для этих снимков Алиса, Луна и Дафна поделились своими воспоминаниями. Разумеется, с большим наслаждением этими воспоминаниями делилась Дафна. В последнее время она взяла за привычку заглядывать в помещение клуба незнаек, когда урок вела Флер, а я пытался всеми правдами и неправдами мешать ей. Одна из фотографий с нашим участием стоила галеон, на ней Флер влепила мне пощёчину.

Фактически, это получилось случайно, но, возможно, я её заслужил. Где-то с третьего урока на занятия к Флер начал приходить Колин Майклс — пуффендуец с пятого курса. Он исправно пытался делать все правильно, смотря на Флер огромными глазами влюблённого оленёнка. Где-то через четыре дня наблюдений этот мальчишка настолько мне надоел, к тому же у него каким-то невероятным образом получалось использовать все неудачи после моих внушений себе на пользу, что я решил устранить его руками Флер.

Показав пареньку очередное заклятие и оставив его тренироваться, Флер ушла помогать остальным своим студентам, а я, словно тень, материализовался за спиной Колина. Флер оглянулась на нас, но я честно помогал пареньку, поправляя положение волшебной палочки в его руках. Не заподозрившая ничего Флер поспешила на помощь когтевранке, чуть не взорвавшей под собой стул, на котором сидела. А я, подобно демону искусителю, нашёптывал Колину, что нужно сделать, именно в этот момент в кабинет и зашла Дафна. Окинув комнату взглядом, обиженно стрельнув глазами на Кети, с которой они каким-то невообразимым образом смогли поссорится, она двинулась прямиком к нам с Колином. Сказав парню что-то резкое о его огромных глазах, Дафна передала мне небольшую записку, именно в этот момент к нам подошла Флер, и мой план пошёл не совсем так, как я планировал. Колин выполнил своё заклятие, получив от своего обожаемого учителя некоторые подсказки, а затем, когда Флер отвернулась, он создал простенькое заклятие, хлопнувшее Флер по попе. Каким-то инстинктивным образом Колин смог увернуться, когда Флер, резко развернувшись, хотела одарить нахала оплеухой, а вот я не успел. Плюс у этой нелепой ситуации тоже был — Кети и Дафна помирились, на фоне наших нестабильных отношений с Флер все их ссоры были незначительными.

Таким образом, близнецы Уизли подошли к финальному испытанию Турнира трёх волшебников с состоянием в семь сотен галлеонов. Деньги эти были весьма немалые и на них ребята вполне могли начать свой бизнес, но прежде чем провернуть все это, они подошли ко мне с деловым предложением.

— Гарри, сейчас по очкам ты идёшь третьим, и даже если ты победишь в этом испытании, получив максимальное количество баллов, то все равно не станешь победителем, поэтому, мы поставим часть из тех денег, что у нас есть, на победу Флер и Виктора, — Фред принялся довольно деловито описывать мне ситуацию.

— Просто на совместную победу Виктора и Флер отличный коэффициент и раньше такого никогда не было, что побеждают два чемпиона, но раньше и четвёртый чемпион все же был диковинкой, — тут же пояснил Джордж, должно быть, пытаясь загладить передо мной вину за то, что на меня деньги они ставить не собирались.

— НО, — близнецы синхронно подняли правые руки, акцентируя моё внимание на следующем своём финансовом вложении. — Мы поставим также часть суммы на то, что ты проявишь себя в последнем испытании и действительно получишь большее количество баллов. Таким образом, в свободном активе у нас останется двести галлеонов. Сумма эта не слишком большая, но именно она пойдёт в банк для основания нашего магазина. Мы хотим предложить тебе стать нашим компаньоном. Более чем очевидно, что ты знаешь толк во всевозможных шалостях, умея осуществлять их таким образом, что никто не может заподозрить в этом именно тебя, к тому же, у тебя есть Мерлин, а его шерсть очень важна для многих наших экспериментов.

— Подождите, — ребята сбились с выбранной строгой линии проведения переговоров, начав, как обычно, заговариваться, продолжая мысли друг друга вслух, из-за чего обычно у их собеседников голова шла кругом. — Вы берете меня в компаньоны потому, что у меня редкая панда или потому, что я проклял всю школу и об этом никто бы не узнал, если бы не эта чёртова школьная система награждений, которой, по всей видимости, жизненно необходимо было выдать именно меня и именно за эту шалость?

— Оба эти пункта сыграли важную роль, но ещё мы берём тебя в компаньоны потому, что заработали на тебе все наши деньги, и было бы нечестно не пригласить тебя, — пожал плечами Джордж, отвечая на мой вопрос.

— Хорошо. После испытания, когда вы будете иметь точную сумму выигрыша, мы оговорим с вами, сколько средств будет внесено мной и как часто я должен буду брить свою панду налысо, — Мерлин, подслушивающий нашу беседу с самого начала, обеспокоено поднял голову, должно быть, пытаясь понять, говорил я всерьёз или подшучивал над ним.

Таким образом, ещё до сдачи СОВ и совершеннолетия я становился совладельцем магазина приколов близнецов Уизли. И, если честно, это было не так уж и плохо: близнецы фонтанировали хоть порой и странными, но безобидными идеями для своих шуток, а я же мог выдумать что-то более сложное, а возможно, даже полезное или что-то, что смогло бы интегрировать магловские вещи в мир волшебников. Хоть над рунами, заставляющими музыкальный центр работать в школе волшебства, ещё нужно было поработать, они все же действовали, позволяя всем желающим слушать магловское радио, поражаясь разнообразием музыкальных жанров и исполнителей. Так что, если я переживу последнее испытание турнира и Волдеморта, которому удалось вместе со своей змеёй сбежать от авроров, то буду обеспеченным человеком, хотя я был им и так.

В ночь перед испытанием я укрылся в тренажёрном зале и под нескончаемый поток музыки ночного эфира придавал поглощающему камню форму кольца. Нам с Гермионой удалось сформировать полноценный набор заклятий, чар и рун, которые следовало наложить на камень, чтобы он служил идеальным чехлом для волшебной палочки. Пусть на это и ушёл целый год расчётов, а Флер пришлось выдать нам фамильную тайну, но мы это сделали. Так что, закрывшись в тренажёрном зале, я орудовал напильником, вытачивая из камня все лишнее, чтобы нанести на него все необходимые узоры, а заодно и необходимые материалы, которые позволят аккумулировать способность камня поглощать волшебство в нужном русле.

— Ты не пробовал спать по ночам? — я догадался о присутствии Флер в комнате, когда радиостанция сменилась и начал играть блюз, но она решила заговорить со мной только тогда, когда я обрезал себе палец, неаккуратно сделав одну из насечек на ребре кольца.

— Я уже спал этой ночью, — залечив порез и продолжив работу, буркнул я.

— Что тебе снилось? — прислушиваясь к движению Флер, я понял, что она движется ко мне, поэтому прекратил свою работу, чтобы ещё раз не порезаться и не залить камень своей кровью до того, как на камень будет нанесена специальная руна, требующая как раз этой платы для активации.

— На самом деле, в последнее время я не могу вспомнить свои сны, но это вполне нормально: человек забывает большую часть своих снов уже через несколько часов после пробуждения, — взглянув на Флер, присевшую рядом со мной и начавшую выполнять мою работу с кольцом, ответил я. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что раньше у меня никогда не было проблем со сном, — пожав плечами, Флер с неимоверным мастерством и быстротой нанесла все необходимые узоры на ребро кольца. — А теперь я просыпаюсь среди ночи в смятении и больше не могу заснуть. Кажется, я…

Поведя плечом, Флер взглянула на инструкцию, разложенную передо мной, и, взяв совсем крохотный напильник, стала выводить вязь с внутренней стороны кольца. Прекрасно понимая, что в этот момент её нельзя было отвлекать, иначе она могла испортить всю работу, я рассеянно потирал предплечье левой руки. Я не был уверен на все сто процентов, но кажется, каждую ночь мне снилось одно и то же, по крайней мере, на моей руке всегда проступали одни и те же шрамы.

— Мне кажется, что каждую ночь я убиваю тебя во сне, — наконец, произнесла Флер, сдув мелкую каменную крошку с ободка.

— Кажется, я сам вкладываю в твою руку оружие для этого, — тихо шепнул я, наблюдая за её действиями.

— Что это за мир, в котором вейла способна убить своего избранника? Что это за мир, где живут без души? — напряжённо спрашивает Флер, вертя в своих длинных пальцах уже готовое кольцо.

— Не думаю, что он сильно отличается от нашего, — пожимаю я плечами, забирая кольцо и вручая ей нож. — Быть может, там больше зла и тьмы или, быть может, я там злодей.

— Темные вейлы обворожительны, — усмехается Флер, оголяя клиновидные зубы, в её глазах горит опасное пламя. Легким отточенным движением она разрезает мою ладонь, словно их с рождения учат, как резать руки и приносить нерушимые клятвы. Моя кровь заполняет выбоины всех рун на кольце. Сжимая его в своём окровавленном кулаке, я произношу последнее заклятие, и мы с Флер видим яркий свет, сочащийся сквозь пальцы. Кажется, даже он испачкан кровью.

— И ты пойдёшь за мной во тьму и безумие? — положив на носовой платок сероватое кольцо, испещрённое черными от моей крови завитушками, спросил я, взглянув на Флер.

— Куда угодно, лишь бы слышать тебя, — пожимая плечами, Флер берет мою порезанную руку в свои. Наклоняясь вперёд, она дует на порез, опаляя мою кожу тёплым воздухом, наполненным магией. Порез заживает и от него не остаётся и следа, лишь кровь, которой перепачкана моя ладонь и пальцы Флер. — Почему ты спрашиваешь?

— Я хочу, чтобы ты убила меня, когда ситуация станет безысходной, — облизав внезапно пересохшие губы, признался я.

— Нет, — резко отшатываясь от меня, шепчет Флер. В глазах её страх и паника, и я чувствую, как нити её магию пытаются окружить меня, чтобы почувствовать, что изменилось.

— Флер, пообещай мне, что закончишь мою жизнь, когда перестанешь чувствовать во мне… меня, — её магии вокруг становится так много, что от запаха корицы начинает кружиться голова. — Я не говорю, что такое случиться, надеюсь, что такого никогда не произойдёт, но все же, дай мне такое обещание.

— Если это твой пустой страх, зачем мне давать тебе пустое обещание? — схватив меня за предплечье, злобно шипит Флер. Её ногти впиваются глубоко в кожу, отчего бледноватый исчезающий след шрама Грязнокровка резко вспыхивает вновь, будто его только что вырезали на руке.

— Потому что я так хочу, — просто пожимаю плечами я, наблюдая за тем, как её пальчики аккуратно касаются багровых следов. Магия вьётся следом за её руками, лишая багрянец силы, остаются лишь тонкие полумесяцы от ногтей. Она, наверное, даже сама не поняла, что принесла мне эту клятву и осознает это, лишь когда та будет требовать платы.

— Хватит, пожалуйста, просто хватит, — просит Флер, взмахивая рукой, чтобы сменить радиостанцию. Начинается утренний эфир, и ди-джей бодрым голосом читает гороскоп на предстоящий день.

— Будь осторожна на испытании, — шепчу я, выходя из тренажёрного зала.

Разумеется, я понимал, что это было довольно жестоко и эгоистично, заставить Флер дать мне такое обещание, но мне было нужно иметь запасной вариант на спасение. Я чёртов Гарри Поттер, мой природный дар выбираться из всевозможных передряг срабатывал только при смертельной опасности.

Обзорам

<b><a href="http://nocuus.diary.ru/p207922896.htm">"Привкус корицы"</a></b>, глава 30, ГП/ФД, PG-13, автор [L]Nocuus[/L]

@темы: ГП, Привкус корицы, О вкусах, цветах и ароматах

---

Ещё немного лжи

Название: Ещё немного лжи
Серия: О вкусах, цветах и ароматах
Автор: Nocuus
Бета: Ник Иванов
Пейринг: Гермиона Грейнджер; Беллатриса Лестрейндж; Гарри Поттер/Флер Делакур; Драко Малфой; Луна Лавгуд
Рейтинг: R
Жанр: Angst/AU
Размер: Миди
Статус: Закончен
Саммари: Лунный свет лживо искрится в ночи, освещая витиеватые петли кровавых следов. Гермионе нужно пройти по ним, ступив на каждый отпечаток. Она должна понять, кто их оставил и как ей вернуться домой. Гермиона во что бы то ни стало должна сохранить тайну, укрыв её в запутанных петлях лжи.
От автора: Миник является четвертой предысторией к Привкусу корицы.

Ещё немного лжи

— Мы часто играли в эту игру с сестрой…

Нежный, переливчатый голосок Флер заполняет Гермиону без остатка, позволяя утонуть в чарующей вейловской магии, которая, кажется, может овладеть любым живым существом даже на расстоянии. Гермиона воскрешает в памяти каждое её слово и жест, в душе поражаясь, насколько милой может быть импульсивная жестикуляция, которой Флер пыталась заменить половину своей речи. Снова и снова она воссоздаёт в своей памяти тот изящный жест, каким вейла сотворила переливчатый, чуть серебристый образ маленькой мантикоры. Гермиона помнит, как хвост, полный смертоносного яда, энергично размахивал из стороны в сторону, будто у маленького игривого котёнка, собравшегося прыгнуть на цветной бантик. Но больше всего её поразило лицо, которым обладала эта мантикора.

Лицо Гарри Поттера.

Из золотого мальчика Британии Флер сделала самого опасного хищника магического мира. Беззаботно рассматривая всех волшебников, которые, разинув рты, глядели на зверя, он вальяжно потянулся, отряхнув свою густую гриву. Будь этот зверь настоящим, Гермиона уверена, что грива его была бы чёрной, а глаза — ярко-зелёными, полными безграничного счастья. Ведь будь Гарри Поттер мантикорой, он был бы свободен ото всех человеческих бед, он создавал бы несчастья другим. Дымчатая мантикора подпрыгнула, будто стараясь поймать что-то невидимое в воздухе. С задорной мальчишеской улыбкой Гарри смотрел на свою львиную лапу, словно раздумывая, стоит ли уничтожать хрупкую невидимую душу, попавшую ему в лапы.

Когти разжались, но раны были столь глубоки...

Воскрешая в памяти тот вечер, Гермиона вспоминает ещё один дымчатый образ. Тонконогое существо таращилось на неё огромными глазами, выполняя причудливые, слегка странноватые движения. Гибкое, гладкое тельце зверька серебрилось в мареве созданного для него магического дыма, распределяя крупицы магии по своим следам. И сначала Гермиона задавалась вопросом: зачем он это делает? Был ли какой-то смысл в существовании столь нелепого существа, что топталось своими не в меру большими ступнями, оставляя за собой столько следов? Лишь сейчас она поняла, что это существо с её лицом плело витиеватую дорожку едва заметных отблесков для того, чтобы она смогла найти дорогу домой.

Гермиона Грейнджер была застенчивым лунным тельцом.

Позволяя воспоминаниям о том чудесном вечере заполнять тело, Гермиона надеялась, что неведомая вейловская магия покорит её, оставив в душе приторно сладкий привкус обмана, забивая собой агонию её истерзанного тела. Ей хотелось бы верить, что магия этого мира работает именно таким образом и что, открыв глаза, она окажется в гостевой спальне дома Флер на берегу океана. Распахнёт тяжёлые шторы и будет наблюдать за тем, как восходящее солнце золотит барашки набегающих на белёсый пляжный песок волн. Всеми фибрами своей истерзанной души Гермиона хотела бы очутиться там — рядом с молчаливым Гарри, сосредоточенно составляющим планы поисков очередного крестража; бестолково пытаться помогать Флер с приготовлением пищи, втайне наслаждаясь тем, что именно вейле приходится готовить; ей хотелось бы оказаться напротив Рона за шахматным столом, прекрасно зная, что заранее разгадает комбинацию, по которой он будет играть. Гермионе хотелось быть вместе с ними, поэтому она так старательно вписывала свою призрачную, сотканную из воспоминаний, фигуру рядом с друзьями.

Пусть это и было лишь в её мечтах.

Но, открывая глаза, Гермиона всегда видит тёмный каменный потолок. Она смогла рассмотреть в нем ряд выбоин, нанесённых, должно быть, камнем. Кто-то из прежних узников этого подземелья бросал его в потолок, быть может, желая, чтобы на обратном пути он размозжил ему голову. Пока для неё оставалось загадкой, как тот пленник нашёл орудие своей свободы в этой маленькой каменной клетушке, где есть только дверь и решётка, разъединяющая одну клетку от другой.

Капли конденсата размеренно разбивались о холодный пол, на котором лежала Гермиона, напоминая ей, что бьются за свободу пока только они, упорно разыскивая для себя путь прочь из этого мешка, полного забытых смертей. Сквозь звуки расшибающейся воды и тихого то ли поскуливания, то ли напевания она слышала куда более опасные звуки.

Уверенные. Размеренные. Шаги.

Гермиона знала, что будет, если к тому моменту, как её мучитель придёт, она не встанет с пола, но сил не было ни на одно движение. Ей нужно было постараться спрятать оставшиеся у неё крупицы счастливых воспоминаний поглубже, чтобы до них нельзя было добраться и уничтожить. Она не должна была потерять этот последний, ещё отливающий серебристым маревом волшебства, кусочек своего счастливого прошлого.

Ведь она так легко позволила забрать у неё размытые детские воспоминания, полные обидчивых выкриков одногодок, предпочитающих пинать футбольный мячик на поле, чем изучать что-то новое в тихих, пыльных помещениях библиотеки. Им было невдомёк, что помимо обретения прекрасных знаний, например, о все том же явлении конденсации, которое она наблюдает уже довольно долго, в библиотеке можно было просто любоваться танцем пылинок, вырисовывающих простую человеческую магию на рыжем солнечном свете. Гермионе всегда было интересно узнать, какие тайны хранят в себе эти пылинки, видевшие, наверное, не одно поколение семей, живущих в Лондоне. Тогда, засиживаясь в читальном зале допоздна, она мечтала научиться читать мысли.

Теперь она это умеет.

Затем она легко отдала свои школьные воспоминания, отчасти потому, что они были похожи на детские. Гермиона начала бороться лишь за те, в которых были Гарри и Рон. Загнанная в тесную клетку, она могла только огрызаться в ответ на действия её мучителя, надеясь, что однажды он совершит ошибку и у неё появится возможность бежать. С каждой новой порцией боли надежд на счастливый побег становилось все меньше и меньше. Как тогда, когда они разделились, чтобы спастись от егерей. Выбранная наугад тропинка привела Гермиону к холоду каменных стен и жару агонизирующего тела. Именно поэтому ей пришлось начать обращаться к своим счастливым воспоминаниям, чтобы хоть на немного, хоть призрачно, но уменьшить остаточную боль, терзающую её тело.

Медленно, но верно начали умирать воспоминания о первых годах в Хогвартсе — сколько бы сил она ни затрачивала, пытаясь воскресить в мыслях прекрасный свод Большого зала или уютную атмосферу гостиной Гриффиндора поздним вечером, когда они оставались втроём у камина, наслаждаясь тишиной и составлением бессмысленных детских планов по поимке призрачных врагов, воспоминания не возвращались к ней. Гермиона знала, что все это когда-то было в её жизни, но уже не могла припомнить, счастлива ли была в те моменты. Яркие картины прошлого тускнели одна за другой, пока в её распоряжении не осталось всего одно видение, уже начавшее тускнеть, но, благодаря чудесной вейловской магии, ещё не потерявшее былого очарования.

Скоро она потеряет и его.

Петли скрипят. Дверь приоткрывается. Яркий свет бьёт в чуть приоткрытые глаза. Почему-то на ум Гермионе приходит простое заклятие, способное справиться с проблемой скрипучих петель. Но измученный ожиданием рассудок напоминает ей, что петли не приводят в порядок именно затем, чтобы их звук наводил трепет на узников клеток, предвещая новую порцию боли, а может, и скорую смерть.

— Грязнокровка!

Возможно, когда-то давно Беллатриса Лестрейндж была красивой женщиной с глубоким томным голосом. Быть может, когда-то давно хогвартские профессора ставили её успехи в магическом искусстве выше, чем у остальных чистокровных отпрысков благородных семей. Должно быть, она кружила головы своей силой и силой своей убеждённости идее. Окажись идея не настолько пагубной, то Беллатриса Лестрейндж не стояла бы сейчас, сжимая в руке свою кривоватую волшебную палочку, предвкушая, как заставит грязнокровку кричать и скулить.

Быть может, Гермионе стоило прекратить раздумывать о несбыточном.

— Фанатичка!

Привычно огрызаясь в ответ, Гермиона находит в себе силы встать с пола, чтобы смотреть в безумные глаза ведьмы, преданно служащей Тёмному лорду, на равных. Она сама не понимает, откуда взялись эти силы, будто Беллатриса наложила на неё Империо, как только вошла в камеру. Но это не так: Белла уже давно оставила попытки подчинить себе Гермиону этим заклятием.

Воля грязнокровки слишком сильна.

Волю эту нужно сломить.

Эту игру они ведут уже не одну неделю, не приближаясь к своим целям ни на один шаг. Каждый болезненный акт этого кровавого представления стал для них чем-то крайне необходимым: Беллатриса наслаждается, зная, что всегда сможет спуститься в подвал дома сестры, чтобы помучить подружку Поттера. Пусть она не та, кого он трахает, но она знает больше его тайн, чем кто-то другой, и, когда Белла её сломает, а это непременно случится, то преподнесёт голову ненавистного шрамоголового мальчишки своему Лорду. Делая очередной ход, Лестрейндж успевает заметить панический страх в глазах своей жертвы, прекрасно понимающей, с чего начнётся новый круг пытки.

— Круцио!

Мастерски владея заклятием боли, Беллатриса направляет его на ноги, чтобы ненавистная ей грязнокровка оказалась на коленях. Может быть, волю её пока не удалось сломить, но тело подчиняется Белле беспрекословно.

Скуля в агонии, Гермиона сжимает кулаки. Кажется, что ноги её опустили в кислоту. С каждой секундой от них остаётся все меньше, ведь кожа лопается, разъедаемая болью, оголяя мышцы и сухожилия, скоро должны показаться белёсые кости. Её убивают, медленно и по частям, и ей бы ползти прочь от своего палача, но сил нет.

Есть только крик. Неистовый. Агонизирующий.

Гермиона орёт, причиняя себе этим ещё больше страданий. В тесной каменной клетке крику некуда деться, и он возвращается, давя на её сознание сильнее, чем пыточное заклятие. В этом иступленном вопле отчаяния, множество раз отражённом от стен, эхом звучит её собственный голос, сурово говорящий, что такова судьба — умереть в темноте от боли; сойти с ума от неуёмней убеждённости безумной идеи.

— Где прячется мальчишка?

Беллатриса снимает заклятие, давая своей жертве спасительную передышку и силы для того, чтобы ответить на вопрос. Только вот Гермиона почти не чувствует разницы: в её сознании до сих пор звенит собственный суровый голос; ног она почти не чувствует и боится взглянуть на них, хотя и понимает, что их не разъела кислота. Это всё её мозг, он играет с ней в безумную игру, выдавая за действительность безжалостный умысел волшебницы, держащей в руках волшебную палочку.

— Такая глупая-глупая, грязнокровка, неужели ты не понимаешь, что твой герой сбежал, спрятался и позволяет другим умирать за себя?

Сквозь суровость собственных криков, крутящихся в сознании, до Гермионы доносятся насмешливые речи Беллатрисы. Она пытается её сломить, безумно желая вызнать местонахождение дома Гарри и Флер. Ей нужно задеть девчонку за живое, чтобы обида или отчаяние от безысходности выдали тайну. Но в Гермионе осталось так мало живого, что язвительные замечания Лестрейндж лишь царапают воздух вокруг, не добираясь до цели.

— Неужели не понимаешь, что освободишься, выдав мне Поттера?

Гермиона прекрасно это понимает. Иногда, прислушиваясь к тоскливому перестуку капель, она позволяет себе подумать, что будет, если она выдаст тайну. Беллатриса тут же доложит обо всём Тёмному лорду, и он вместе со всем ближним кругом явится в дом Гарри. Разумеется, обитатели дома дадут бой нападающим, но почему-то, в мыслях Гермионы, верх в схватке всегда одерживали слуги Тёмного лорда. Не то чтобы она не верила в силы своих друзей, но вокруг неё было столько тьмы, что Гермиона постепенно начала терять веру в то, что у света хватит сил победить. Пока им удавалось только рассеяно гореть, вселяя слабую надежду в сердца простых волшебников. Они не одержали ни одной победы, позволяя загнать себя в подполье, выбираться из которого с каждым днём стало все сложнее.

— Нет.

Полчища отказов, из которых постепенно ускользала былая гордость и уверенность, всколыхнулись, получив ещё одного своего брата — совсем слабого и сломленного. Беллатриса заливисто смеётся, понимая, что сокрушила пленницу, осталось совсем чуть-чуть, и она выдаст ей тайну. Невольно, лишь на мгновение, Белла восторгается этой грязнокровкой, скулящей у её ног. Она продержалась под пытками не один месяц, прежде, чем дух её начал сдавать. Эта грязнокровка оказалась куда сильнее никчёмных Лонгботтомов, сошедших с ума от таких же манипуляций. Но миг восхищения прошёл так же быстро, как и наступил, уступая своё место страсти к пыткам. Беллатриса бросает пыточное заклятие, направляя его на сжатые кулаки, и держит его, пока от стен вновь не начинает отражаться отчаянный вопль.

Скоро и тело, и дух грязнокровки будут принадлежать Беллатрисе.

Дверные петли скрипят, мурлыча сладостное обещание скорой встречи. Гермиона старается не прислушиваться к звукам удаляющихся шагов; пытается заставить своё сердце не стучать так неистово счастливо. Это ещё не конец, лишь небольшая передышка перед тем, как Лестрейндж найдёт достаточно большой прут и, придав ему достойную форму, переломит им хребет своей пленницы, вызнав все интересующее. Прикрывая глаза, Гермиона силится привести дыхание в норму и взять под контроль нервно трясущиеся конечности. Подвывания из соседней камеры становится громче и, к своему изумлению, Гермиона улавливает в них мотив. Такой же мрачный и страшный, как и то место, в котором они похоронены заживо, такой же гипнотический, как и желание жить.

Грань её веры истощена до предела.

Домовик с лёгких хлопком появляется в камере, он принёс скудный паек, не дающий заключённым умереть раньше времени от голода и истощения. Гермиона уже не обращает на это запуганное лопоухое существо никакого внимания. Ещё на первой неделе своего заключения она выяснила, что эльф забит и вымуштрован до такой степени, что начинает выкручивать себе уши при одном взгляде на узника. Хлопок от его перемещения послышался ещё несколько раз, прежде, чем звуки в подземелье умерли. Вода кажется солоновато-горькой то ли из-за крови прокушенных губ, то ли из-за затхлости помещения, но почему-то на ум лезут строки из учебника зельеварения. Любисток должен иметь такой привкус, а он входит в состав дурманящей настойки. Облизывая губы, Гермиона хрипло смеётся, кажется, она начинает понимать Грюма.

Жаль, обстоятельства не в её пользу.

Откидывая жестяную миску прочь, Гермиона растягивается на холодном полу, надеясь, что холод заберёт у неё последние силы и окунёт в тёплую тьму. Прикрывая глаза, она вновь вслушивается в навязчивый перезвон капель и тихий скулёж из соседней камеры. Она даже не осознает, когда к этим привычным звукам примешивается смущённое бормотание Гарри. Резко садясь и распахивая глаза, Гермиона видит его стоящим на расстоянии нескольких шагов, он сжимает наколдованный букет цветов. Их искусственность заметна, так как цвета слишком ненастоящие и яркие. Гарри исступлённо бормочет, пытаясь придумать, для чего ему эти цветы. Отнекиваясь от очевидного, он спонтанно вспоминает названия различных зелий, в которых могли бы использоваться эти растения, окажись они живыми. Её храбрый друг никак не желает выдавать имя девушки, которая ему так нравится. Понимая, что его загнали в угол, Гарри отмахивается, легко уничтожая букет, и уходит с высоко поднятой головой.

Гермионе хочется смеяться и плакать.

Она, наконец, сошла с ума.

Ведь она прекрасно помнила тот вечер, когда они с Роном поймали Гарри в одном из школьных коридоров, сжимающим в руках свой нелепый букет. Кажется, Рон пытался делать вид, что ему совершенно неинтересно, в кого влюбился его лучший друг. Наверное, уже тогда он ревновал и был огорчён от мысли, что и в этом Поттер его превзошёл. Сначала — стал участником Турнира Трёх Волшебников, а теперь — нашёл девушку. А вот ей не хотелось так быстро сдаваться. Возможно, всему виной женское любопытство, а может, она просто ревновала, не желая отдавать своего друга кому-то ещё. Гермиона до сих пор с гордостью вспоминает, как ловко выкрала из чемодана Гарри Карту Мародёров и устроилась с ней в библиотеке, рассматривая множество помеченных именами точек, в поисках той, что звалась бы Гарри Поттер. Сначала, увидев имя девушки, с которой встречался Гарри, Гермиона опешила от удивления. Флер Делакур — чемпионка Шармбатона и соперница Поттера в Турнире. Коварная вейла решила околдовать самого младшего участника соревнования — так она решила, когда первоначальный шок прошёл.

Коварная вейла и глупый мальчишка, вечно попадающий в неприятности.

Гермиона потратила много времени на то, чтобы зародить в душе Гарри сомнения насчёт его девушки. Так ли он был ей интересен, как кажется? Она даже подстроила, чтобы старшекурсник с Пуффендуя напал на Флер, прижав к стене с единственным намерением поцеловать. Но все закончилось совершенно не так, как Гермиона предполагала: Гарри проклял и без того одурманенного мальчишку, и ей впервые пришлось устыдиться своих поступков.

Порой она думала, что все люди злы, и только Гарри её не предаст.

Из соседней камеры доносится тонкий вскрик, впервые она слышит что-то ещё, кроме мелодичного поскуливания. Оборачиваясь к решётке, Гермиона снова видит Поттера: он сидит на корточках, совсем рядышком, и смотрит на неё серьёзно и задумчиво. Подсознание подсказывает, что нужно что-то сказать. Нужно узнать, настоящий ли он.

— Откуда ты знаешь, что она действительно любит тебя, а не забавляется со скуки? — с языка слетает совершенно неуместный вопрос. В испуге Гермиона закрывает рот руками, будто сможет вернуть все свои слова обратно. Но нет, они насмешливо звенят, окружая их повсюду. Гарри не хмурится и не злится, кажется, он совершенно не разочарован из-за недоверия подруги.

— Я просто знаю это, Гермиона, — в его голосе лёгкость и уверенность, которой она ещё ни разу не слышала из его уст. — Я всегда ощущаю, когда она рядом. Мне кажется, я смог бы даже сказать, что она чувствует в тот или иной момент. Она не видит во мне золотого мальчика, победившего в годовалом возрасте Тёмного лорда. Для Флер я просто Гарри.

Просто Гарри.

Слова висят в воздухе, и Гермионе кажется, что она могла бы их даже потрогать. Окажись её друг — просто Гарри — все было бы таким обыкновенным. Они бы учились магии в одной из самых старинных волшебных школ. Возможно, между Гарри и Роном не было бы зависти, ведь они были бы заурядными мальчишками без славы и особых талантов. Как и большинство гриффиндорцев, они бы строили козни слизеринцам, стараясь обойти их в любом состязании и выиграть кубок школы. Они бы прожили своё детство без переживаний и сожалений.

Просто. Как и полагается всем подросткам.

Будто слыша её мысли, Гарри искренне улыбается и протягивает руку, чтобы помочь встать. Руки Гермионы дрожат, но она упорно тянется, желая коснуться шероховатой, чуть грубоватой ладони друга. Пальцы её касаются лишь пустоты: вязкой и холодной, а Гарри осыпается пеплом на грязный пол.

Она сходит с ума. Все это из-за зелья.

Ей нужно просто подождать и не реагировать на происходящее.

Она просто должна перестать доверять разуму и сердцу.

Магия вьётся по её жилам, отравляя тело. Волшебство, которым Гермиона всегда восторгалась. Ведь с помощью заклинаний можно было превратить один предмет в другой; создать себе новый образ и затеряться в толпе; в мгновение ока уничтожить то, что не могло уничтожить время. Гермиона считала, что нет ничего прекраснее магии, которой обладали волшебники, пока не увидела, как колдуют вейлы. Флер казалась ей сотканной из самого яркого ведовства, неистового ревущего, как пламя огня. Вейла могла подчинить своей воле любого волшебника, а предпочла покориться нелепому мальчишке, ворующему для неё цветы.

Несмотря на все свои раны, полученные из-за заколдованного Крама и живой изгороди, Флер беспокоилась лишь о Гарри, ловко смывая с него кровь и заживляя ужасную рану на его руке. Она не отдала его мадам Помфри, пока сама не убедилась, что с ним все хорошо. Флер была вейлой, пойманной в сети своей странной привязанности к золотому мальчику Британии на пороге новой войны. Она могла бы сбежать из страны, могла бы закрыться в стенах своего фамильного особняка, надеясь, что зло из Британии никогда не придёт в её дурманящую страну, не тронет её семьи. Но коварная вейла предпочла остаться рядом со своим глупым мальчишкой; купила дом на берегу океана; стала членом ордена Феникса.

Гермиона ещё никогда так не ошибалась в людях.

Стараясь запретить своему разуму думать и вспоминать, Гермиона всматривается в танец разбивающихся капель; в каждой из них замечая очередную картинку своей жизни. Возмущённый голос Гарри звенит, и он тянется рукой, будто стараясь поймать летящую каплю. Невольно, Гермиона улыбается, она уверена, что он её поймал, ведь Поттер прирождённый ловец: он ищет маленький золотой мячик в небе, чтобы закончить поединок и стать победителем.

— Нюхлер? Почему я стал нюхлером?

Разгадав образ, который парил над его головой, изумляется Гарри. Он с прищуром смотрит на улыбающуюся Флер, которая создала этот дымчатый силуэт. Гермиона всегда чувствовала себя немного чужой, когда они смотрели так друг на друга, будто в комнате никого кроме них нет, словно во всём мире никого нет. Нашедшие своё счастье, несмотря ни на что.

— Ты же ловец!

Флер искренне смеётся, и её голос разлетается тысячами колокольчиков, наполняя Гермиону покоем. Пусть она сходит с ума, но это так приятно. Она наблюдает, как Гарри создаёт золотистый зайчик, и он скачет по тёмным стенам, а за ним мчится серебристый нюхлер. Направляя поток яркого света выше и выше к потолку, Гарри смеётся, наблюдая за комичными попытками маленького зверька подпрыгнуть так высоко. Смех его обрывается так быстро, что когда Гермиона переводит взгляд с растворяющейся в воздухе фигурки нюхлера на Гарри, то не может понять, что происходит. Ей кажется, что её друга душит серебристая верёвка. Картина эта настолько сюрреалистична, что Гермиона встряхивает головой, пытаясь смахнуть пелену слез с глаз, стараясь не смотреть на то, как ужасная змея Тёмного лорда рвёт глотку Гарри Поттера.

Алая кровь бежит на каменный пол.

Силясь отползти от струйки крови, преследующей её, Гермиона задевает жестяную миску. Жестянка громко бренчит, напоминая, что колокол всегда звенит по чьей-то жизни.

— Нет!

Их крики с Флер сливаются в один, но только вейла бросается к израненному телу, а Гермиона все дальше пятится в отчаянии. Всегда изящные движения Флер замедляются, становясь растянуто опасными, неправильными, смертельными. Гермиона отступает, загоняя себя в угол каменной клетки — в самый ужасный из своих снов. Ей хочется закрыть глаза, чтобы не видеть, как гаснет прекрасный образ девушки, которую она хотела бы назвать своей старшей сестрой; хочется зажать уши, чтобы не слышать надтреснутый жалобный вой одиночества. Если бы только она могла, то непременно сделала бы это, но в силах Гермионы только смотреть и умирать вместе со своими видениями.

Безжалостными, наполненными серебристым маревом волшебства, фрагментами её медленно тлеющей души.

— Прости меня!

Крик Гермионы звенит эхом, стремясь рассыпать образ, внушающий ей животный страх. Она заранее знает, что никогда не сможет вымолить прощения; видит это в изменении всегда прекрасных черт. Острые вейловские когти могут вырвать сердце из груди противника; огонь, горящий в их жёлтых глазах, выжечь душу предателя. Гермиона прекрасно знает это, она видела, как Флер убивала, потому что им не хватило духа.

Она немного зверь.

Она немного безумна.

Она стремится вырвать собственное сердце из груди.

— Прости меня... Я не смогла... Прости меня...

Сколько бы Гермиона ни просила, ей не вернуть Флер утраченного. Ей не возвратить вейле смысла жизни — не воскресить Гарри Поттера. Она предала их — выдала тайну. Закусывая большие пальцы до кости, лишь бы не кричать, лишь бы не выть вместе с Флер, лишившейся всего, Гермиона жаждет, чтобы Беллатриса Лестрейндж пришла и забрала её жизнь. Ведь такова участь всех предателей, всех грязнокровок — умереть в безверии, в темноте и страхе, сошедшими с ума.

Размазывая слезы и кровь по лицу, Гермиона хочет, чтобы все прекратилось. Она алчет расправы над собой. Где же тот узник нашёл камень? Как же ей отнять свою жизнь, чтобы никогда не услышать из искривлённых уст Беллатрисы роковых слов о смерти её друзей. Гермионе незачем жить в мире, который покинула надежда. Прутья соседней камеры единственное, что кажется не таким монументальным и прочным, как каменные стены, хранящие в себе души множества сошедших с ума. Если ей удастся добыть один из прутов — она сможет себя убить.

В вальсе боли её хаотичных видений Гермиона приближается к цели, касаясь рукой холодного металла. Испачканные в крови руки, кажется, и не принадлежат ей вовсе — это руки Флер, на которых навечно застыла кровь Гарри. Запеклась смертельная агония великой любви. Срываясь, Гермиона кричит. Неистово. Вкладывая в этот крик последние крупицы своей души и рассудка. Она призывает своего мучителя, зная, что Белла где-то рядом, наслаждается воплями и ликует от осознания того, что уничтожила её.

— Гермиона.

Холодные тонкие пальчики касаются её рук, обрывая неистовый крик. Гермиона уже не понимает, где явь, а где дурман, но она рада, что видит это лицо перед собой.

Луна Лавгуд.

Самая странная девчушка из всех, когда-либо виденных Гермионой в жизни. Она казалась такой похожей на Флер, но вейла лишь улыбнулась, когда однажды Гермиона набралась смелости признаться в своих мыслях. "Мисс Лавгуд прекрасна, Гермиона, и ей не нужно быть похожей на кого-то. Её взору и сердцу открыто больше, чем нам с тобой." Слова Флер причудливым перезвоном висят в воздухе, и, оглянувшись назад, чтобы взглянуть на вейлу, Гермиона жалобно всхлипывает, замечая алую кровь, разливающуюся по каменным плитам.

В руке Флер зажато её сердце. Даже звери не могут жить без любви.

— Гермиона, — мечтательный голосок Луны, заставляет Гермиону оторвать взгляд от прекрасного мёртвого лица.

— Я не справилась, Луна. Я их убила, — надорванный голос хрипит, но Гермиона упрямо повторяет слова, желая, чтобы они обрели силу, способную уничтожить её.

— Пройди по узору — он приведёт тебя домой, к тем, кого ты любишь.

Голос Луны серебрится пылью, оседая на хрупкую, измученную фигурку Гермионы. Её слова отдают вяжущим привкусом черёмухи на языке, не дающим сказать ни слова лжи. Всматриваясь в голубые глаза девушки, Гермиона видит в них лунный свет, будто призывающий её начать танец, вытаптывая замысловатые узоры следов. Руки соскальзывают с прутьев решётки и, оборачиваясь, Гермиона видит отпечатки замысловатых петель повсюду. Они горят в алой крови Флер, покрывают её сердце завитушками, переходя на руку и тело — к зияющей в груди дыре. Руки Гермионы дрожат, но она должна коснуться разорванной острыми когтями плоти. Она обязана увидеть последний завиток узора на её дороге домой. Серебристым маревом дурмана распадается бледное тело вейлы, стоило только его коснуться. На руках Гермионы лишь её кровь, текущая из прокушенных пальцев.

Дверные петли поют свою песнь.

На этот раз Беллатриса не намерена вести их обычную игру, она уже знает, что её узница сломлена, осталось нанести на неё последнюю метку. Верёвки выскальзывают из волшебной палочки, пеленая и без того не способную сопротивляться девушку. Белла подвешивает свою жертву у стены, наслаждаясь полной покорностью; ликуя от того, что в карих глазах уже нет былой дерзости.

Со льва содрали шкуру, превратив в мёртвого кота.

— Знаешь, я подумала, что должна напомнить тебе, кто ты есть, — насмешливо тянет Беллатриса, убирая волшебную палочку в карман и доставая кинжал.

В её длинных, узловатых пальцах лезвие крутится так же легко и опасно, как и палочка и, невольно, Гермиона любуется мастерством Лестрейндж. Да, скорее всего, сейчас её убьют, но всегда нужно отдавать должное убийце. Беллатриса смогла сделать из медленной смерти Гермионы Грейнджер целое представление со множеством актов. Она сделала судьбу гриффиндорки более драматичной и горькой, томяще долгой и полной лжи, ведь ни одного истинного слова она не смогла от неё добиться, даже используя сыворотку правды. Всегда гонящаяся за новым знанием, Гермиона нашла способ быть неуязвимой для этого зелья. Она медленно травила себя ядом, вступающим в силу только при попадании в организм ингредиентов сыворотки. Из правды, столь желанной для слуг Тёмного лорда, Гермиона сделала своё оружие свободы. Смерть забрала бы её раньше, чем подействовала бы сыворотка. Так жаль, что Беллатриса Лестрейндж была столь искусной ведьмой в прошлом и смогла сделать выводы из своего заточения в Азкабане, выяснив на собственной шкуре, как может сломать душу холод каменных стен.

— Я знаю, кто я, — кривя губы в усмешке, хрипит Гермиона. — Знаешь ли ты, кем стала?

Беллатриса смеётся, в тайне наслаждаясь этой последней вспышкой неповиновения. Все же в большинстве львов было что-то нерушимое до самого конца. Лезвие блестит в длинных пальцах, рисуя первый росчерк на левом предплечье. Гермиона стонет, вздрагивая рукой, отчего дальнейшая кровавая полоса выходит не такой ровной, чуть портя метку, наносимую на её руку. Это лишь раззадоривает Беллатрису. Она отпускает лезвие из рук, позволяя ему зависнуть в воздухе на несколько мгновений, чтобы вновь продолжить терзать плоть, выводя столь любимое ругательство на руке пленницы.

Из последних сил борясь с собой, Гермиона отводит глаза от перепачканного в её крови ножа, чтобы тут же наткнуться на изучающий взгляд чёрных глаз. Беллатриса стоит слишком близко, отчего Гермиона может почувствовать чуть сладковатый аромат её кожи, непременно напоминающий ей о запахах умирающей осени. Жёсткие пальцы хватают за подбородок, принуждая смотреть прямо в лицо, не отводя глаз, и Гермиона на мгновение задумывается, касались ли эти пальцы кого-нибудь нежно, оставляя за собой эфемерный след ласки и заботы.

— Этот шрам на моей руке всегда будет правдой, — выдыхает Гермиона, смотря в чёрные глаза. — Метка на твоей руке всегда будет клеймом рабства.

Пальцы сжимаются сильнее, лезвие делает очередной надрез глубже, чем остальные. Они обе знают, что пришло время, когда Гермиона больше не может лгать, оберегая покой других, пришло время защищать себя. Беллатриса кривит губы в подобии саркастичной улыбки, хотя больше всего ей хочется впиться в губы этой грязнокровки и оторвать ей язык, чтобы больше она никогда не смогла оскорблять её Господина и всех чистокровных волшебников.

— Этот шрам на твоей руке навечно станет клеймом твоего предательства и победы моего Господина, — шепчет Белла, наклонившись к самому уху. Ей нравится ощущать трепет юного тела, содрогающегося от боли, которую она причиняет, и от угрызений умирающей совести. — Где прячется Гарри Поттер?

Главный и единственный вопрос, ответ на который во всём магическом мире знала только одна грязнокровка, был задан. Беллатриса шла к этому моменту несколько долгих месяцев: злясь, когда настырная девчонка не сдалась, предпочтя скулить от боли, рвать себе жилы, но не предавать друзей. Верность эта была бы похвальной, если бы она хранилась нужному человеку. Когда боль не помогла развязать язык, Белла обратилась за помощью к сыворотке правды. С непередаваемым наслаждением она смотрела, как Северус капал в рот своей бывшей ученицы смертельную для золотого мальчика дозу бесцветной жидкости. Но и тут грязнокровка превзошла все их ожидания. Она принимала яд, медленно наращивая его дозу, чтобы даже капля сыворотки правды, оказавшаяся на её губах, спровоцировала приступ удушья. Снейпу еле удалось откачать грязнокровку.

Именно в этот момент зародилось восхищение.

Восхищение молодостью и безумностью, на которую эта молодость может толкнуть. Гермиона задала медленный темп их смертельной игры, но последний ход все же оказался за Беллатрисой.

Единственная непостижимая и удручающая истина всех хранителей заключена в том, что все они жаждут выдать тайну. Беллатриса день изо дня смотрела на человека, посмевшего поддаться искушению, точно зная, что он обрекает этим своих друзей на верную смерть. Теперь Хвост скулит по ночам, умоляя судьбу пощадить его за своё предательство. Каждую ночь эта крыса видит двух мертвецов снова и снова, умирающих на его глазах, по его вине. Его кошмары натолкнули Беллатрису на разгадку её проблемы: Грейнджер способна терпеть физическую боль, предпочтя умереть и унести тайну с собой, но, если она увидит, как те, чью тайну она хранит, умрут, хотя бы в её мыслях, то не сможет больше терпеть. Порог самосохранения есть у каждого. Белла подвела измученное пытками тело к черте и изящно уничтожила разум, точно зная, что больше грязнокровка вытерпеть не сможет.

— Корнуолл, недалеко от Тинворта, коттедж Ракушка.

Слова слетают с губ, и их уже не остановить — они льются в самое сердце Беллатрисы, заставляя его трепетать. Она сломала девчонку, заставила её выдать тайну хранителя. Покорила свой воле.

Теперь вся она принадлежит только ей.

— Это было не так уж и сложно, мисс Грейнджер, — хлопая Гермиону по щеке, Белла ставит последнюю линию кровавого росчерка, навечно оставляя метку на девичьей руке.

Грязнокровка.

Грязную кровь не выжечь и не вытравить, она будет вечно течь в жилах. Вечность длиною в несколько часов, пока Беллатриса не кинет к ногам Грейнджер голову того, кого она предала и, наконец, не убьёт эту настырную девчонку, посмевшую вести с ней столь долгую игру. Верёвки исчезают, и тело, в котором уже нет никаких сил, падает на каменный пол. Беллатриса счастливо улыбается, наблюдая, как грязная кровь расползается, заполняя собой бессчётные выбоины пола. Именно здесь их место: в собственной крови у ног чистокровных.

Двери скорбно скрипят. Они хранят множество мёртвых тайн.

Множество чужих предательств.

У Гермионы больше нет сил: огнём горит изуродованная рука, из которой сочится алая кровь, смешиваясь с грязью каменной клетки, будто подтверждая, что она грязнокровка. Все абсолютно верно. В этот час здесь не было сказано ни слова лжи. Гермионе хочется смеяться от абсурдности собственных мыслей, но вместо смеха получается болезненный хрип. У каждого человека есть предел терпимости, свой она прошла уже очень давно, добровольно позволив Лестрейндж уничтожать себя, забирая все светлые воспоминания и мысли, надежды и мечты — все, что могло бы вылечить её однажды.

Мысли от боли начинают путаться и Гермионе мерещится, что рядом с ней Гарри. Он счастлив и стремится поделиться с ней своим счастьем, заполнить своим нестерпимо ярким золотым светом искренней любви и её. Ведь Поттеру были не страшны испытания турнира и все будущие жизненные невзгоды, он нашёл, с кем переживёт все бури. Золотой мальчик Британии влюблён в хрупкую серебряноволосую девочку из Франции. Улыбаясь сквозь боль и отчаяние, Гермиона цепляется за это вспоминание. Она думала, оно уже давно умерло и никогда к ней больше не вернётся. Воспоминание о том, как она учила Гарри Поттера воровать цветы из теплицы мадам Стебль.

— Великий Мерлин, что же она с тобой сделала?

Гермиона не знает, почему Гарри вдруг заговорил с ней, и почему в голосе его больше позвякивания столового серебра и шёпота кулуаров, чем свиста ветра и громких до хрипа бессмысленных споров. Она никак не может понять, почему холодные руки с длинными пальцами кажутся ей такими знакомыми, будто она чувствовала их на своём теле ещё каких-то несколько минут назад, но сейчас они оставляют за собой неистовый шлейф ласки и осторожности. Гермиона окутана запахом осени, но в аромате этом зреют плоды и щебечут птицы, а не тлеет листва.

— Пей, Грейнджер, ну же...

Привкусы различных зелий смешиваются на губах, невольно напоминая ей, что в каждый стакан воды было примешано восстанавливающее зелье. Невольно нашёптывая, что Беллатриса Лестрейндж старалась уничтожить её физически и морально, а её племянник изо всех сил старался спасти. Они были такими похожими: вышколенные по одним и тем же законам, присягнувшие одному и тому же злу, а на деле оказавшиеся столь разными. Гермиона слышит недовольные бормотания Драко, он растерян и испуган, не зная, какое заклятие нужно применить, чтобы остановить кровь, а каким можно продезинфицировать рану. Она знает названия этих заклятий, но молчит, её успокаивают импульсивные, чуть хаотичные движения Малфоя. Гермиону успокаивают его нежные, осторожные прикосновения, и почему-то она гордится тем, что весь он уже перепачкался в её грязной крови.

— Почему вы такие упрямые, чёртовы гриффиндорцы? Поттер, должно быть, уже несколько раз поменял хранителя тайны, как только узнал, что тебя схватили, — голос Малфоя звенит от напряжения, в нем нет растянутых гласных и всегда столь раздражающего жеманства.

В нем будто скрыта любовь.

Гермионе не хочется больше думать. Она и так уже отдалась ему, позволяя спасти, если он того пожелает, или убить, если таково желание его Господина. Все зависит от того, преодолел ли Драко свой предел терпимости или же нет. Нужные слова, наконец, приходят на ум: не с первой попытки, но заклятие срабатывает — изуродованная рука перестаёт ныть. Приятное онемение распространяется по телу и, если теперь оно захватит Гермиону полностью и больше она от него не проснётся, то не будет возражать. Драко подносит очередную склянку к её губам: вкус кроветворного известен каждому, кто хоть раз бился в этой новой войне с Тёмным лордом. Кажется, он ещё не преодолел свой рубеж: и дух и тело ещё служат ему.

— Почему с тобой так сложно, Грейнджер? — смахивая медленно текущую слезу с её щеки, шепчет Малфой. В его голубых глазах беспокойство и бесконечная, как и у Гарри, вера в счастливый конец всех историй.

— Нужно постараться, чтобы заполучить счастье, Малфой. Ничто не даётся легко, — зелья действуют, возвращая ей физические силы, но только нет никакого зелья, что заставило бы её забыть всю душевную боль.

— Чёртова пессимистка! То ли дело Лавгуд, она даже песни распевает, сидя в клетке, словно это курорт, — фыркает Драко, прислушиваясь к доносящемуся из соседней камеры поскуливанию.

Гермионе хочется вскочить на ноги и позвать Луну, чтобы спросить у неё, видела ли она мёртвую Флер в её камере и разговаривали ли они когда-нибудь, но она лишь прикрывает глаза, разбирая все тот же дурманящий мотив. Малфой укачивает её в своих объятиях, словно не в силах отпустить, будто стараясь забрать всю её боль себе.

Нахальный мальчишка, которому она разбила нос.

— Почему ты позволила ей так долго себя мучить? Зачем, Грейнджер?

Он задаёт вопрос, на самом деле не желая услышать на него ответ. Сердце Малфоя рвано бьётся от отчаяния: он не хочет быть тем, кто будет доводить людей до того состояния; не желает видеть на своих руках кровь убитых волшебников; ему не поднять волшебной палочки, чтобы создать на небе ужасную метку — предвестницу смерти. Драко Малфою не жить в мире, в котором не будет Гарри Поттера. Если сейчас Тёмный лорд вместе с ближним кругом убьют Поттера, то надежда, которую вселял во всех этот глупый мальчишка, посмевший отказаться от его дружбы, рухнет, погребая за собой всех, кто мог бороться. Забирая у него и эту упрямую девчонку, всегда все знающую наперёд.

Она посмела родиться с грязной кровью, чтобы искушать его вечно.

Невольно их чуть монотонные раскачивания прекращаются. Левое предплечье Драко охвачено огнём, словно Тёмный лорд призывает к себе всех своих слуг. Должно быть, он разгневан и хочет их всех покарать, будто они не справились, оказались не столь чисты, как ему хотелось. Задирая рукав рубашки, Драко с отвращением смотрит на горящую чёрную метку. Он ненавидит себя за то, что не смог избежать участи раба; ненавидит то, что родился в семье, у которой не было выбора; ненавидит то, что Гермиона видит метку раба на его руке. Невольно он понимает, что теперь они с ней помечены одинаково.

Чистокровный и грязнокровка.

Боль накатывает снова и снова, пока метка не начинает кровить, пока вся она не превращается в один ровный кровавый порез. Драко не понимает, отчего так случилось, но почему-то на душе его становится спокойнее. Гермиона улыбается, стирая кровь с пореза на его руке, смешивая их кровь, соединяя их судьбы.

— Ради этого, — чуть слышно хрипит Гермиона. — Ради того, чтобы у Гарри хватило сил убить Волдеморта.

Больше незачем терпеть боль и, прикрывая глаза, Гермиона откидывается на руках Драко, надеясь утонуть в переливчатом смехе Флер. Она слышит его повсюду, купается в нем, зная, что так рассмешить вейлу мог только Гарри. А это значит, что у него опять что-то не получилось: приготовить завтрак, спеть серенаду, подарить танец, выиграть в карты. Гермиона точно знает, что во всем этом — он мастер, но позволяет себе промахи просто чтобы поднять Флер настроение. Чтобы заполнить дом её переливчатым смехом и подарить немного надежды в сердца его обитателей.

Гермиона немного завидует их любви.

Гермиона слишком любит их.

Гермиона чересчур горда, чтобы отказаться от собственной идеи, какой бы безумной и опасной она не была.

В серебристом мареве топчется лунный телец, вырисовывая долгую дорогу к дому. На его гладком тельце белеют рубцы глубоких шрамов, но он упрямо танцует, греясь в лунных лучах. Он был схвачен мантикорой и был на краю гибели в ужасных когтях, но все же был отпущен на одну из собственных кривоватых петель.

Маленький робкий лунный телец оказался сильнее всех.

Он вывел непревзойдённый узор своей долгой жизни.

Гермиона старается не замечать, что вокруг неё множество звуков: жизнь кипит криками и скрипами, неловкими извинениями и торопливыми окликами. Воздух полон ароматов: пахнет свежим хлебом, корочка которого ещё хрустит, если сжимать его в руках; легко вьётся пряный аромат корицы и ещё что-то горьковатое, оседающее пылью, но сильнее всего пахнут орхидеи. Гермиона даже может представить себе хрупкие белые лепестки цветка. Ей почему-то кажется, что цветами усыпано все вокруг. Будто именно таким способом кто-то пытается огородить её от зла или перебить запах стерильности и горьких лечебных зелий.

— Милая...

Робкое слово повисает в воздухе, оплетая хрупкие лепестки орхидеи и позволяя им переливать его множеством колокольчиков. Гермиона всегда думала, что именно так работает вейловская магия: она не живёт отдельно от мира, а вплетается в него, становясь его нерушимой частью. Одурманенное теплом любовной магии, все вокруг стремится угождать вейле. Гермиона позволяет себе насладиться этой дурманящей связью, старательно отгоняя её от себя. Она не хочет больше погружаться в оцепенение, призывая образ Флер и Гарри, ей хочется покоя.

Её пальцы чуть сжимают, аккуратно, будто она разбитая фарфоровая кукла и каждое прикосновение к ней способно разрушить старинный шедевр. Гермиона не знает, является ли все то, что она слышит и чувствует, явью и не хочет этого узнавать. Ей нравится приторный запас орхидей, которых слишком много и которых она всегда почему-то соотносила с Драко Малфоем — он был в её мыслях таким же обманчиво прекрасным и избалованным. Ей хочется почувствовать запах простых ромашек, таких же чудных, как и Рон, но она не может уловить ничего больше. Лишь орхидеи, полынь и корица. Чуть грубоватые, шершавые пальцы ведут по её руке от пальцев к кисти, к предплечью, которое должно нещадно болеть, но она не чувствует этого, наконец, понимая, кто пытается её пробудить.

Больничный потолок безукоризненно ровный: в нем нет трещинок, плетущих свою паутину, и выбоинок. Он блестит стерильной чистотой, такой, какую можно создать только благодаря магии, и Гермиона выдыхает, поняв, что это и есть явь — она больше не в темной каменной клетке. Ей больше не нужно бороться за жизнь.

— Хэй...

— Милая....

Голоса сплетаются, и сердце Гермионы заходится: Флер и Гарри сидят на её кровати. На их лицах следы недавней битвы: правая сторона гарриного лица покрыта густой жёлтой мазью, он подслеповато жмурится, должно быть, из-за мази ему не удалось надеть очки. Флер улыбается, нежно смотря на неё, в её взгляде отражаются бесчисленные орхидеи, которые и правда почти заполонили палату. Волосы вейлы должно быть, были опалены, в неровном беспорядке они зачёсаны на бок, чтобы не касались перебинтованной шеи.

Она жива.

Они живы.

Все получилось.

— Почему ты так долго ждала?

— Глупая девчонка, ты хоть представляешь, как мы волновались?

Их голоса снова сплетаются, они не хотят думать, кто будет говорить первым, им слишком хочется высказать все, что они о ней думают. Все, что сдерживали последние месяцы в себе, произнося многочисленные молитвы всем Богам, которые могли бы их услышать. Не вытерпев, Гарри сжимает подругу в объятиях, пачкая её лицо своей мазью, оставляя на ней отпечаток, пахнущий так же, как и он. Гермионе немного больно и ребра слегка протестуют против такого захвата, но она сама не хочет его отпускать. Ей хочется снова и снова просить у них прощения, ведь она выдала тайну.

— Отпусти её, Гарри, сейчас ей нужен покой, — будто предчувствуя, что Гермиона начнёт просить прощения, Флер останавливает её слова, произнося свои. Гарри поспешно отпускает подругу, виновато улыбаясь, в его глазах блестят слезы, и он смахивает их, размазывая мазь по всему лицу, словно маленький ребёнок.

Я не должен лгать.

Навечно на его руке призыв к истине. Гермиона косится на свою левую руку, замечая затянувшиеся багровые следы, образующие её истину.

Грязнокровка.

— Все закончилось? — её собственный голос хрипит и кажется совсем чуждым этому месту.

— Да, — кивает Гарри. — Лорд Волдеморт мёртв, большая часть ближнего круга схвачена. Драко снял защиту с поместья и сдал всех остальных. Мы победили. Ты победила.

Дверь открывается, и целитель, смущённо улыбаясь, просит всех посетителей покинуть палату. Флер целует Гермиону в щеку, обещая, что придёт позже. Она не может не прийти — она поклялась, а уж если Флер дала клятву, то не откажется от неё никогда. Гарри поджидает её в коридоре, стараясь не смотреть на толпящихся там людей. Кто-из авроров, охраняющих крыло, взмахивает волшебной палочкой, создавая магическую пелену, чтобы никому из репортёров не удалось сделать сенсационный снимок для газет. Гарри бросает злой взгляд в их сторону, будь его воля, он бы применил силу, чтобы выставить всех посторонних из больницы Святого Мунго. Но их желания были ничем по сравнению с ликованием, что распространилось по стране, когда Волдеморт был повержен.

— Они хуже падальщиков, даже хуже льстецов, — сквозь зубы шипит Гарри, пропуская Флер в их палату. — Кингсли не сможет удерживать их долго. Рано или поздно нам придётся рассказать, кем был самый ужасный лорд этого столетия и как он пал. И что я должен буду им всем говорить?

— Правду. Ту её часть, в которую все они поверят, — тихо шепчет Флер, взмахом руки отпуская шторы и погружая комнату в приятный полумрак.

— Я предпочёл бы её забыть, — обнимая Флер, шепчет Гарри, нежно её целуя. Он прекрасно знает, что его девушка сильнее, чем кажется, но все его естество буквально рычит, желая оберегать её, чтобы больше не пришлось видеть слез в её глазах. Не видеть, как дрожит волшебная палочка в руке.

— Тогда солги, пусть они верят в пустоголовых храбрецов, которым на каждом шагу сопутствовала удача. Пусть никогда не узнают, на что этим храбрецам пришлось пойти, чтобы все они продолжали жить, — пожимает плечами вейла, стараясь не замечать грусти в любимых зелёных глазах.

Будь на то воля Флер, она забрала бы всю его боль и ненависть к себе, чтобы Гарри снова стал тем мальчишкой, что воровал для неё цветы. Она бы вернула к жизни всех, кого он любил, чтобы видеть радостный блеск в его зелёных глазах. Будь её воля, она сказала бы нет. Не разрешила бы им разрушать свои души ради других.

Их план был неприемлемым с самого начала.

Флер прекрасно помнила, каким был Гарри, когда вернулся из Хогвартса. Он уверял всех, что просто поговорит с профессором Макгонагалл, узнает, как идут дела у Ордена Феникса. Они только что обокрали Гринготтс, если однажды гоблины смогут вспомнить все те льстивые речи, которые она им плела, то Флер будет невероятно стыдно. К счастью, Гарри стер их память, когда чаша Хельги оказалась у них в руках. Вернувшись из школы, Гарри был полон решимости и бравого отчаяния, она всегда понимала, когда он готов был пожертвовать собой ради других. Он бросил покорёженную диадему на обеденный стол, сказав, что осталась лишь змея.

И тогда Гермиона предложила свой план.

Она все продумала заранее, много месяцев назад начав подготовку к этому безумию. Им нужно было заманить Волдеморта, чтобы он сам принёс им свои последний крестраж, позволил бы им себя уничтожить. Все было так просто, когда Гермиона говорила, увлечённая, как и всегда; счастливая, будто разгадала тайну вселенной. А Флер хотелось кричать, хотелось запретить им даже думать об этом, но все, что она смогла, лишь достать бутылку вина и разлить его по бокалам. После этого разговора она множество раз принималась их отговаривать, от души стараясь воздействовать на них своим даром. Но чем больше своей любви она вкладывала в мольбы, тем сильнее была их решимость.

Гермиона взяла на себя учесть хранителя тайны.

Учесть предателя.

Она должна была провести в плену несколько дней, прежде чем выдать тайну и отправить Волдеморта прямиком в западню. У Флер было несколько дней для того, чтобы уничтожить последний крестраж, отделяющий светлую сторону от победы. Пара дней, чтобы убить любовь всей своей жизни.

Гарри Поттер был последним крестражем Волдеморта.

Он узнал об этом, когда искал диадему в школе. Снейп, наконец, раскрыл ему все тайны Альбуса Дамблдора. На её руках были две жизни, которые она добровольно согласилась забрать. Сжимая в руках волшебную палочку, Флер рыдала. Какое ей было дело до волшебников Британии, если тех, кого она искренне любила, она должна была убить?

— Не бойся, милая, — тихий шёпот Гарри заполнял её мысли, словно это у него была дурманящая власть. Он сжимал её руки, направляя волшебную палочку прямо к своему сердцу, удерживая Флер от падения. — Я буду ждать тебя, где бы ни оказался. Я всегда буду тебя любить. А теперь скажи...

— Авада Кедавра...

Волна магии полыхнула, лишая Флер целого мира, обязывая её уничтожить одну-единственную тварь, из-за которой она потеряла свою душу. Отважное сердце Гарри молчало под её ладонью, и Флер завыла, вложив все своё отчаяние...

В один лебединый крик...

— Я дам им столько лжи, сколько они пожелают, чтобы никто в мире не узнал, на что пошла Гермиона ради этой победы; что пришлось сделать тебе, моя милая; и что там — за гранью, — соглашается Гарри.

Он нежно целует Флер, чуть сжимая её длинные пальчики, лежащие на груди рядом с сердцем. Ей теперь непременно нужно чувствовать, как бьётся его сердце. Им теперь не слишком хочется видеть рядом с собой волшебников. Не все они заслужили их победы.

Целитель заходит в их палату и вновь раздвигает шторы, впуская яркий дневной свет. Ему нужно проверить раны и нанести мази, нужно вылечить тела героев. Целителю и дела нет до их душ. Ровный слой мази вновь покрывает изуродованное когтями Сивого лицо Гарри; следы от зубов Нагайны на шее Флер покрывают свежие смоченные в противоядии бинты. Он даёт им зелье Сна без сновидений, надеясь, что неугомонная парочка хоть немного поспит. Целители не смогли заставить их сделать это после того, как позаботились об их ранах: Гарри Поттер и Флер Делакур, словно два цербера, сторожили беспокойный сон Гермионы Грейнджер.

Выпроваживая целителя прочь, Флер не испытывает никаких угрызений совести, хотя и обещала, что не будет использовать свой веловский дар обольщения в корыстных целях. В последние месяцы ей часто казалось, что этот дар ей и вовсе не служит, раз она не смогла удержать друзей от столь безумных поступков. Беря склянку с зельем в руки, Флер подносит её к губам Гарри. В их небольшой войне взглядов она непревзойдённый фаворит и победитель, ведь Гарри заставил её себя убить. И сейчас он примет из её рук любой яд и любую кару. Зелье быстро действует, и Флер просто стоит рядом со спящим возлюбленным, ощущая, как под пальцами бьётся его сердце. Это ощущение успокаивает, придавая сил. Привычным движением доставая палочку Гарри из чехла, Флер уже не чувствует никакой неприязни к этой палочке: она научилась ею пользоваться, она приняла её судьбу на себя.

Феникс способен возродиться из пепла к жизни.

В больничном коридоре репортёры толпятся вперемешку с аврорами. Весь коридор утопает в орхидеях, должно быть, Малфой скупил их все и в Лондоне ни осталось ни одного цветка. Мальчишка влюблён то ли в идиотскую храбрость, то ли беспричинно — просто влюблён и жаждет счастья и покоя для Гермионы. Щелкают затворы фотокамер, но Флер неважно, как она выйдет на этих фотографиях, если она вообще попадёт в кадр. Скорее всего, на фотографиях будут лишь трепетные лепестки орхидей и красные плащи авроров. Почему-то всегда, смотря на авроров, Флер вспоминает старинные легенды о короле Артуре. Для неё красные плащи, как символ рыцарства и горькой мучительной смерти.

Запирая за собой дверь палаты, Флер осторожно подходит к кровати Гермионы, присаживаясь на краешек. Сон подруги беспокоен и наполнен размытыми очертаниями, умирающих воспоминаний. Всю прошлую ночь они с Гарри наблюдали за этими хаотично меняющимися картинками её подсознания. Им нужно было знать, как ей помочь, как вылечить душу, которую она уничтожила, слишком стремясь защитить их.

Робкий лунный телец.

Придумывая тогда для Гермионы этот образ, Флер никак не могла подумать, что он окажется правдивым. Она просто хотела, чтобы ребята посмеялись, проведя вечер без забот и тревог, словно они обычные подростки, единственная забота которых быть такими же как все.

Ах, если бы они были такими как все.

Серебристая нить воспоминаний тянется за волшебной палочкой, унося с собой первое из мрачных воспоминаний. Флер извлечёт их все, лишит Гермиону трёх месяцев жизни. Вернёт краски, потускневшим видениям детства, заставит звенеть от самодовольства школьные воспоминания. Ведь Гермиона Грейнджер — мисс Идеал. Флер словно Клото, в руках которой нить жизни Гермионы, и она выправляет изъяны в уже готовом полотне: убирает зияющие прорехи, стирает грязь, вплетает новые крепкие нити взамен тех, что перетёрлись и в любой момент готовы лопнуть.

Флер самая искусная лгунья из них.

Поэтому она и меняет воспоминания Гермионы о плене, сокращая его срок, притупляя муки от пыток и боль от предательства. Она забирает у Гермионы все воспоминания об их ужасном плане, о том, на что эта упрямая девочка обрекла саму себя. Пальчики Флер аккуратно касаются багровых следов на предплечье подруги. Магия вьётся следом за её руками, лишая багрянец силы, превращая его в тонкие белые линии. Этой метки ей не смыть и воспоминаний о ней не украсть, но Флер все равно старается минимизировать ущерб.

Она слишком любит эту глупую девчонку.

Когда тело Гермионы будет здорово и разум справится с изменёнными и упрощёнными воспоминаниями, Флер начнёт возвращать ей правдивые. Чтобы Гермиона смогла справиться со всей той болью, что пережила, чтобы она не сломала её во снах и скрипах дверных петель. Однажды Флер вернёт ей все, но только тогда, когда Гермиона попросит.

А пока…

Она даст ей ещё немного спасительной лжи…

Обзорам

<b><a href="http://nocuus.diary.ru/p207922621.htm">"Ещё немного лжи"</a></b>, ГГ, БЛ, ГП/ФД, ДМ, R, миди, автор [L]Nocuus[/L]

@темы: ГП, фанфики, О вкусах, цветах и ароматах

---

Глава 29. Хранитель тайны

Глава 29. Хранитель тайны

Ещё довольно обманчивое майское солнце приятно пригревало, так что большая часть учеников и гостей школы высыпалась на улицу, стремясь провести как можно больше времени на чистом воздухе. Несмотря на то, что летать на квиддичном поле было нельзя, из-за того, что на поле были высажены особенные саженцы опасных растений для проведения последнего испытания Турнира, это не остановило подростков от своеобразного воздушного поединка против Гремучей ивы. Главным условием этой игры было перекинуть небольшой мячик сквозь ветви ивы, так, чтобы дерево не отбило мяч назад и заодно не скинуло лётчика с метлы. К столь опасной и бессмысленной игре довольно быстро присоединилось много игроков, так что образовалось четыре большие команды и несколько специальных летунов, которые должны были поймать в магическую сеть тех, кого сбило. Я лениво наблюдал за игрой от домика Хагрида. Лесничему нужна была помощь в отлове некоторых магических животных в целях получения их шерсти для больничного крыла. Я напросился в этот поход, чтобы разжиться чем-нибудь стоящим и интересным.

— Ты смотри, как летит белокурая шельма! — громкое восклицание Хагрида заставило меня обратить внимание на играющих, а не только на то, как Гремучая ива хлестала своими плетьми в воздухе. Могу поклясться, что белокурой шельмой являлась Флер. Ловко увернувшись от одной из веток ивы, она кинула мяч противоположной команде, ловко набрав скорость, чтобы подняться выше досягаемости Ивы. Кто бы мог подумать, что Флер умеет так хорошо летать, хотя считает квиддич бессмысленной игрой.

— Когда Снейп прознает о том, что творится во дворе школы и во что играют подростки, то думаю, каждого участника будет ждать наказание, и табло с баллами факультетов уйдёт в минус, — фыркнул я, заметив небольшую группу подростков, побежавших в школу. — Пойдём отлавливать твоих зверьков.

Должно быть, подготавливая испытания турнира, Хагрид очень много времени проводил в Запретном лесу. Было заметно, как легко и свободно он себя чувствует под сводами леса, даже трусоватый Клык бодро бежал рядом с нами, совершенно не обращая внимания на лесные звуки. Некоторые из этих звуков даже мне казались подозрительными, но раз Хагрид так уверено шёл вперёд, значит, ничего подозрительного и опасного за ними не крылось.

— Ты очень хорошо справляешься со всеми испытаниями турнира, Гарри. Осталось совсем чуть-чуть, и станешь победителем, — Хагрид дружелюбно толкнул меня в плечо, так что я чуть не отлетел в сторону на пару метров.

— Да, вечная слава и тысяча галлеонов, — важно кивнул я, выбираясь из терновника. Интересно, кто вообще придумал такую сумму приза? На ремонт дома я потратил в семь раз больше, хотя, конечно, большая часть суммы была потрачена на камни, поглощающие магию. Крошево от этих камней было вкраплено во все стены и окна, так что теперь никто не сможет понять, какие заклятия я использую в своём доме. А тут за смертельные испытания, которым участники подвергались трижды, давалась лишь тысяча галлеонов. Великое богатство, черт возьми!

— Как долго ты искал единорогов для первого испытания? — поймав лукотруса, возмутившегося из-за того, что я ударил палкой по его дереву, я засунул его в мешок Хагрида. Лесничему велено было поймать несколько этих существ, так что я принялся методично стучать по деревьям, вызывая на себя гнев этих зверьков.

— Ну, я же и раньше знал, где они пасутся, так что, когда чемпионов объявили, Дамблдор выдал мне уздечки, и всего за неделю я их переловил. Правда, твой с норовом был, боднул меня, порез на руке долго заживал. До испытания они на привязи были, жили у моего домика. Дамблдор и Боунс лично загон зачаровывали, чтобы никто про них не прознал. Ух и злы они на меня были, думал, и в лес больше не пустят, когда подготовка ко второму испытанию началась, а нет, отошли, не держат зла, видать. Правда, теперь, когда к их пастбищу подхожу, убегают сразу же, — охотно рассказывал Хагрид, ловко открывая и закрывая мешок, чтобы поймать падающих лукотрусов.

Мы с ним поймали куда больше этих существ, чем требовалось, но выпускать их на волю никто не собирался. Лично я ещё подержал бы мешок с этими существами над костром, чтобы было не так обидно за разодранную щеку. Хагрид хотел было воспользоваться какой-то вонючей мазью, чтобы нанести её на порез, но я, к счастью, смог залечить порезы заклятием. Конечно, придётся воспользоваться регенерирующим кремом, чтобы не осталось шрамов.

— Зачем кому-то в школе понадобились лукотрусы? — недовольно спросил я, восстанавливая разорванную этими мелкими существами одежду. Хагрид плотно завязал мешок, в котором хоть и были прорези для того, чтобы лукотрусы дышали, но пропитка специальным раствором не позволяла им увеличить отверстия и выбраться.

— Мадам Стебль хотела вырастить какое-то азиатское деревце, а уж привязанный к нему лукотрус помог бы быстрее ему прижиться, да и защищал бы от слишком бойких студентов. К тому же, Оливандер просил меня раздобыть для него парочку этих тварей. Он ведь уже пожилой волшебник, и ему неудобно каждый раз идти в лес за древесиной, а с лукотрусами он сможет вырастить необходимые ему деревца, — Хагрид говорил об этом с такой лёгкостью и беспечностью, как будто охота на магических существ с целью их перепродажи была самым естественным занятием для волшебников. Интересно, ему хоть платили за то, что он делал? Сам же я украл несколько пород древесины с тех деревьев, что лишились своих защитников. Они недолго простоят беззащитными — лукотрусы скоро зародятся на них и снова будут нападать на всех, кто смеет причинить вред их лапочкам. Забавно, что при такой прыти и агрессивности к людям, пытающимся навредить дереву, эти существа были довольно трусливыми и робкими сами по себе.

— Хагрид, а ты знаешь, что будет в лабиринте, высаженном для последнего испытания? — с учётом болтливости лесничего я очень надеялся, что он увлечётся и проболтается мне, выдав хотя бы парочку существ, которых он отобрал для нас. Хохотнув, Хагрид хлопнул меня по плечу, и мы пошли дальше вглубь леса. Огромные пласты паутины стали попадаться на нашем пути все чаще и, если честно, я стал задумываться над тем, чтобы спалить к чертям все коконы, которые появлялись в огромных количествах. Клык стал тихо поскуливать и жаться к Хагриду поближе. Достав большой нож, чтобы разрубать ветки, Хагрид вёл нас куда-то в совершенную глухомань, которая оказалась кладбищем акромантулов. Великан забрал несколько жвал, и мы пошли в обратный путь. Вот уж за такие ингредиенты Хагриду отвалили бы достаточно золотых, но я не думаю, что он догадается их продать, скорее всего, он просто отдаст их за кружку эля в баре.

— Да, я отыскал несколько очень интересных существ, да парочку обещали привести с континента, — наконец, ответил на мой вопрос Хагрид. Великолепно, Флер могла накаркать, и организаторы действительно могли привести дракона или мантикору, или, не дай Бог, василиска. Я читал, что в Индии не так давно вывели слепых василисков, так что, почему бы и не показать их миру на турнире, который возобновится после стольких веков.

— Хорошо, что единорогов уже точно не будет, — пошутил я, попытавшись толкнуть Хагрида, как он меня не так давно. Но в результате только ушиб руку, а Хагрид расхохотался.

Должно быть, мы зашли уже очень далеко в Запретный лес. По крайней мере, даже с метлы или с Астрономической башни мне ни разу не удавалось увидеть мёртвых деревьев в лесу, но пешком до мёртвого участка было добраться довольно просто. Голые покорёженные какой-то заразой стволы деревьев поднимались ввысь, при этом мне не удалось услышать ни единого звука животной жизни поблизости. Клык осторожно принюхивался к стволам деревьев, должно быть, он всегда так делал, когда они приходили сюда, так как сейчас приободрился, почувствовав что-то знакомое. Хагрид осматривался по сторонам, должно быть, пытаясь увидеть ориентир или существ, за которыми мы пришли.

— Гарри, будь осторо...

Договорить своё предостережение Хагрид не успел, так как одно из прогнивших деревьев с нечеловеческим звуком стало падать, роняя и другие. Мы оказались в самом центре урагана падающих деревьев. Одно из которых нас чуть не пришибло, к счастью, я вовремя воспользовался заклятием, чтобы этого избежать. Ствол дерева разлетелся в мелкое крошево, беспалочковым заклятием левитации я послал всю эту крошку подальше от себя. Оскалившийся и залаявший Клык подсказал мне, что скоро придут более живые проблемы. И правда, два здоровенных фестрала дрались друг с другом, стараясь вгрызться своими острыми зубами в глотки. Обезумевшие животные то поднимались в воздух, принимаясь лягать друг друга копытами, то стрелой падали с высоты, стараясь порвать крылья сопернику. Они роняли прогнившие деревья с периодичной частотой и, если честно, мне уже стало казаться, что земля под моими ногами заметно подрагивает. Уничтожив ещё парочку падающих деревьев, я вовремя успел накинуть на Клыка защитную сферу от летящих в его сторону огненных ошмётков.

— Чего мы ждём? — проорал я, обращаясь к Хагриду. В ушах до сих пор стоял звон, так что контролировать тембр своего голоса не получалось. Фестралы поднялись высоко в небо, и у нас появилась небольшая передышка.

— Когда один из них победит, то он обглодает тушу проигравшего, а мы заберём крылья, — ответный крик Хагрида должен был быть слышен даже в школе.

Вот это да, не могу представить даже, что травмоопаснее: игра наперегонки с Гремучей ивой или ожидание, когда один фестрал перегрызёт глотку другому.

— Зачем они тебе вообще понадобились? — с рёвом терпящего крушение боинга фестралы падали вниз с высоты. На всякий случай я создал плотную защитную сферу вокруг нас. В последний момент один из фестралов увернулся от копыт второго, готовых разбить ему голову.

— Из них готовят какое-то чудное зелье, — пожал плечами Хагрид. — Мы с Клыком сюда уже две недели каждый день приходим и вот, наконец, они затеяли драку. Я давно ждал, ведь две стаи с двумя лидерами не смогут ужиться рядом, хоть лес и большой. Стаю вон того, с пятнами, должно быть, прогнали с их прежней территории, и они перебралась сюда.

— Значит, так у фестралов решается вопрос главенства? — невольно я стал болеть за более тощенького фестрала, который всегда жил на этих землях. Интересно, если я ему немного помогу, это как-нибудь нарушит их священное таинство, или победителя никак не осудят?

— Да, они же хищники, — добродушно ответил Хагрид, став похлопывать по бесконечным карманам своего пальто, в поисках чего-то особенно нужного в этот момент.

Фестралы повалили очередное дерево, и мне пришлось полностью уничтожить его огнём. Несмотря на то, что мне безумно хотелось воспользоваться Адским пламенем, тут не было вейлы, которая смогла бы погасить разбушевавшееся вокруг пламя, так что я воспользовался более слабым, но от этого не менее действенным аналогом этого заклятия. Хагрид, наконец, нашёл то, что искал, это оказался длинный клинок. Перепачкан он был так, что, казалось, не чистился прямо с момента ковки, Мерлин знает в каком году. Пока я рассматривал оружие лесничего, фестралы почти завершили свой поединок: наглый новичок с силой обрушил копыта на крылья местного вожака. И в этот момент я заметил взгляд, полный отчаяния, но, несмотря на перебитое крыло, он готов был продолжать биться, пока сердце его не остановится.

Одно небольшое отталкивающее заклятие позволило моему фавориту вцепиться своими острыми зубами в глотку соперника и вырвать часть плоти. Пожалуй, без такого зрелища я смог бы прожить куда более счастливую жизнь. Ещё один кусок плоти был выплюнут на землю, прежде чем фестрал обрушил свои копыта на голову сопернику. Что же, эти земли остались за своим вожаком. Чёртово людское любопытство не позволило мне отвернуться, когда фестрал стал вгрызаться своими зубами в тушу поверженного соперника. Как хорошо, что очень мало студентов видят фестралов и то, что они не знают, насколько эти животные кровожадны. С громким противным треском фестрал ломал ребра, пытаясь добраться до сердца. Должно быть, это был особый деликатес. Но даже моё хладнокровие дало сбой, когда с чавкающим звуком фестрал вырвал сердце. Великий Мерлин, лучше бы я поиграл наперегонки с Гремучей ивой. В конце концов, не так уж и много я раздобыл интересных вещей: всего-то пару кусков древесины, несколько длинных ошмётков паутины и немного яда. Но все плюсы этого похода с лихвой перекрывала противная картинка, как один фестрал поедал другого.

— Хагрид, какого черта? — отшатнувшись подальше, я настороженно следил за тем, как фестрал, весь перепачканный в крови и с перебитым крылом, держал сердце в зубах, приближаясь к нам.

— Не знаю, Гарри, — покрепче взявшись за свой клинок, лесничий внимательно наблюдал за животным, которому, возможно, довольно часто приносил сырое мясо. Фестрал приблизился к нам на расстояние двух своих корпусов, мы ещё смогли бы сбежать, но интерес в моем случае, а в случае Хагрида — тупая уверенность в том, что он все равно победит, заставили нас стоять на месте. Фестрал сделал ещё пару шагов, явно приближаясь ко мне. Когда расстояние стало равно одному корпусу, он опустил сердце поверженного соперника на землю передо мной и отступил.

— Только не говори мне, что я должен его съесть, — кажется, помимо отвращения в моем голосе проскочили и панические нотки.

— Ты должен его принять, — а вот в голосе Хагрида явно слышалось благоговение. Решив не играть с огнём, я подошёл к оставленному для меня трофею и взял его в руки. Кровь фестралов была более вязкой, чем человеческая, да и пахла далеко не фиалками. Склонившись в полупоклоне перед фестралом, как я это обычно делал перед Клювокрылом, я спрятал сердце в сумку. Не знаю, что из него можно было сделать, но при таком давлении и после такого зрелища отказываться было явно нельзя. Фестрал оставил тушу и медленно побрёл из этого гиблого места к стоянке своих сородичей. Теперь он вожак большой стаи, Симба, победивший Шрама. Подождав, пока фестрал не уйдёт подальше, Хагрид отрезал крылья от туши и, свернув их, спрятал в своей бездонной сумке.

— Осталось набрать кое-каких цветочков, — бодро сообщил Хагрид, и мы направились куда-то в сторону гор. Гнилые деревья остались позади, и вскоре на нашем пути встречались уже только чахлые кустарники, которые смогли прорасти на каменистой почве. Уже давно стемнело, думаю, что я пропустил и обед, и ужин. Флер наверняка начала бы волноваться, что меня так долго нет, но Алиса и Луна знали, куда я направился, так что именно поэтому огонь ещё не блуждал по лесу. Мы прошли ещё несколько сотен метров, мой слабенький Люмос был единственным источником света и если бы не он, то я бы уже пару раз свернул себе шею, оступившись на довольно крутой горной тропе. Но в конце концов, наше путешествие окончилось, мы подошли к небольшому горному ручейку. Вода в нем была ледяная, но было приятно смыть кровь фестрала с рук и умыть лицо, пока Хагрид собирал цветы лотоса, распустившиеся при лунном свете. Если бы я знал их ценность, то, возможно, нарвал бы больше, но они могли оказаться совершенно бесполезными для меня, поэтому я ограничился лишь парой цветков.

Поход обратно к школе выдался утомительным и долгим, но куда более плодотворным, я набрал полезных растений и смог даже раздобыть волосы единорога. Может быть, я и получил благословение от фестрала, это не помешало мне заполучить и более редкий ингредиент. С волосами единорога можно было сварить не так уж и много зелий, но все они действовали на разум. Я почти уверен, что Кларисса уже думала об этих зельях, чтобы вылечить Лонгботтомов, так что, возможно, они ей пригодятся. Хотя, наверное, она уже давала все эти зелья им. Но помимо прочего я наткнулся на кое-что, из-за чего мне захотелось удариться головой об ствол дерева побольше. Несколько больших валунов магического камня встретились нам с Хагридом по дороге назад. Хагрид даже присел на них, когда мы устроили небольшой привал, чтобы попить воды. Должно быть, он даже не знал их ценности. Пометив это местечко специальной меткой, чтобы Добби смог найти его и забрать камни, я преувеличенно бодро вскочил на ноги, чтобы побыстрее увести оттуда Хагрида. Если бы я побольше гулял по Запретному лесу, то, возможно, потратил бы куда меньше на ремонт дома.

Хагрид всю нашу обратную дорогу не замолкал, рассказывая, как ему казалось, забавные истории о жизни магических существ из леса, или как он пару раз по молодости заблудился в нем и блуждал несколько дней, прежде чем вышел к знакомым местам. Должно быть, он делал это, чтобы мне было не так страшно в лесу ночью, но, если честно, музыкальное поскуливание Клыка мне нравилось куда больше, чем байки лесничего. Когда мы подошли к школе, то он даже хотел стучать в парадные двери, чтобы довести меня до гостиной факультета, но мне удалось легко убедить Хагрида, что я доберусь до своей гостиной намного быстрее, никого не встретив. Так что, прошмыгнув в школу через свой особенный потайной ход, я поспешил к башне Гриффиндора. Больше всего на свете мне хотелось принять душ и дать указание Добби забрать ценный приз. Если расколоть хотя бы один из валунов, то, возможно, я даже выйду в плюс. Кажется, я становлюсь расчётливым дельцом, главное, чтобы не дошло до стадии дядюшки Скруджа.

— А вот и ты, — насмешливый голосок Флер застал меня врасплох, когда я уже собирался снимать брюки, чтобы принять душ.

— Кажется, с утра это ещё была душевая мальчиков, — развернувшись к Флер, протянул я. Легко взмахнув рукой, она закрыла за собой дверь. Замок предостерегающе щёлкнул.

— А ещё неделю назад ты сделал что-то такое, из-за чего я проснулась среди ночи, ощущая внутри себя абсолютную пустоту и холод, и теперь избегаешь меня всеми правдами и неправдами, — разъярённо шипела Флер, наступая на меня. Возможно, она была права, после посещения истока я вёл себя слегка неадекватно по отношению к ней, но, если честно, я побаивался, что мне придётся объяснять ей, почему у неё огромная ссадина на лбу.

— И поэтому ты пришла разговаривать об этом в душевой посреди ночи? — удерживая одной рукой свои штаны, я попытался создать между нами барьер, но, предчувствуя мои заклятия, вейла легко устраняла их.

— Потому что в другой ситуации я не могу застать тебя одного! Ты словно стал душой всеобщей компании и всегда ходишь по коридорам школы, окружённый группой обожателей и девчонок! — Флер была настолько возмущена и разгневана, что слишком резко взмахнула рукой, разрушая одно из моих заклятий, так что волной магии сорвало мои штаны, и теперь я стоял перед ней в одних трусах.

— Дорогуша, если тебе просто хотелось раздеть меня до трусов, то не стоило придумывать такую долгую комбинацию, — примирительно подняв руки в воздух, слегка язвительно заметил я.

— А может, не только до них, — промурлыкала Флер, и я тут же опустил руки в попытке прикрыться.

— Серьёзно? Ты раздела меня догола, припёрла к стене в душевой, и что теперь? — мне очень хотелось скрестить руки на груди, чтобы мой вопрос прозвучал весомей, но я был загнан в такую ситуацию, когда делать этого совершенно не стоило.

— Теперь тебе некуда будет сбежать, и ты ответишь мне, куда тебя носило той ночью? — захватив контроль над ситуацией, Флер явно наслаждалась процессом моего допроса.

— Ты слышала об источнике, из которого русалки черпают своё долголетие? — дождавшись осторожного утвердительного кивка, я продолжил. — Я окунулся в его воды.

Могу поклясться, Флер хотела меня задушить или зажарить в огне. Она сжала кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев, её опасно золотые глаза сверлили то место на моей груди, за которым билось сердце. Поразительно, как в душе Флер причудливо уживалось безумное желание причинять мне увечья с бесконечной жаждой оберегать меня от всех бед. Сделав несколько шагов ко мне, так, что теперь нас разделяло минимальное расстояние в один шажочек, Флер, наконец, перевела взгляд с моей груди в глаза. С переполняющим меня чувством гордости я заметил, что ей пришлось чуть поднять голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Ситуация была бы ещё лучше, если бы мне не пришлось стоять перед ней голым, или если бы таковой была она.

— Что ты узнал? — облизнув губы, наконец, спросила Флер. Её гнев угас, уступив место простому любопытству.

— Я должен верить в тебя и в то, что ты меня спасёшь, — казалось, если я слукавлю, она почувствует и вцепится в эту ложь, разъедая моё желание оберегать её от душевных метаний.

— Чем ты уплатил за знания? — Флер положила свою тёплую ладошку мне на грудь, и сердце моё забилось учащённо. Не то чтобы я боялся, что она его вырвет, но ситуация, в которой мы находились, становилась все более сложной.

— Одним из осколков души Тёмного лорда, — усмехнулся я, облизнув губы. Флер как зачарованная проследила за движением моего языка. Мне кажется, воздуха в помещении стало не хватать, как и расстояния между нами.

— Прекрасно, это все, что я хотела узнать, — поспешно отскочив от меня, Флер направилась к двери.

— И это все? — с усмешкой пожал я плечами, смотря на Флер. — Больше ничего не хочешь узнать? Увидеть?

— И как тебе близкое общение с русалкой? — Флер прошлась по всей моей фигуре взглядом, особо уделив внимание рукам.

— Кожа у них слишком уж фарфоровая, да и зубов слишком много, но целуются они неплохо!

Если честно, мне казалось, что Флер не будет обострять ситуацию и уйдёт из душевой, именно поэтому я ей дерзил. Но умные мысли, как известно, всегда приходят в голову последними. Я не успел и глазом моргнуть, как снова оказался прижатым к стене.

— Так значит, хорошо целуются? — прошептала Флер, выводя свои чёртовы гипнотические узоры на моих руках. Самообладание моё грозило полной капитуляцией. Так что я сдался и, схватив Флер за плечи, прижал к стене, впившись в её губы поцелуем. Не думаю, что изначально она планировала такую мою реакцию, но уж получила то, что получила. Сорвав её чёртову голубую форму, я покрывал каждый оголённый участок её кожи поцелуями, желая быстрее добраться до столь милой линии её родинок.

— Нужно… остановиться…

Рационализм ещё не покинул Флер, хотя её тело действовало вразрез с рассудком. Она выгибалась навстречу ласкам, устремляя моё лицо к своей груди, позволяя мне рвать зубами кружево бюстгальтера. Прикусив тонкую кожу и услышав болезненный вздох, я зализал место укуса, наслаждаясь ощущениями её пальцев, запутавшихся в моих волосах. Неожиданно включившиеся повсюду распылители обдали нас ледяной водой, заставив меня ещё сильнее прижать Флер к себе, несмотря на естественное желание организма сжаться и оказаться подальше от неблагоприятных условий.

— Нужно…

Флер сильнее сжала пальцы, запутавшиеся в моих волосах, явно вкладывая в это движение намерение остановить меня. Ледяной воздух, окружавший нас, был пропитан магией Флер настолько, что даже мне удавалось слышать звуки творящихся заклятий. Она изо всех сил пыталась создать какое-то заклятие, но все её попытки с громким звоном разлетались, стекая вместе с холодной водой прочь. Мне удавалось разрушать все её заклятия, которыми она хотела меня оттолкнуть, постепенно приближаясь к самой первой родинке, с которой начиналась длинная полоса, пересекающая её тело. Целуя чуть выступающую тазовую косточку, я рванул оставшуюся часть её формы, ещё держащуюся на её бёдрах.

— Добби! — а вот такого восклицания от Флер я услышать в этот момент никак не ожидал. И уж совсем не ожидал, что мой домовой эльф тут же примчится на её приказ и через мгновение я останусь в душевой совершенно один под холодными струями воды. Что, чёрт возьми, произошло?!

Приняв душ и добравшись, наконец, до спальни, я бросил в Рона, тихо поскуливающего о пауках, подушкой, чтобы он проснулся. Резко подскочив на кровати, он принялся тут же отряхиваться, пытаясь сбросить с себя несуществующих членистоногих. Только через несколько минут до него дошло, что его разбудили не пауки, которых он так боится, а подушка.

— Мне снова снился кошмар? — вернув мне мой предмет, Рон рухнул на кровать.

— Да, — согласно кивнул я, доставая из чемодана регенерирующий крем. Изначально идея Рона будить его, когда ему будет сниться кошмар, показалась мне довольно странной, но потом я нашёл в этом занятии кое-что забавное. Я начал отрабатывать на нем превосходные броски подушкой, и научился попадать в кровать Уизли, даже если находился в дальнем конце комнаты. Я ещё не успел открутить крышечку с баночки с кремом, как Рон снова захрапел. Поразительно, как ему удавалось засыпать в любой ситуации, мне кажется, он смог бы спать даже стоя. Задёргивая полог над своей кроватью, я ещё успел усмехнуться тому, как Невилл, обнимая край своей подушки, забавно причмокивал во сне. Дневная усталость давала о себе знать, так что, стоило только моей голове коснуться подушки, как я провалился в сон.

Пробуждение было неожиданным.

Скатившись с кровати, я рвано хватал ртом воздух и никак не мог сделать полноценного вздоха. Какой-то инстинкт гнал меня прочь из спальни, туда, где не будет свидетелей. Не знаю, как мне удалось оказаться в тренажёрном зале, не перебудив всю башню. Двери комнаты закрылись за мной с привычным щелчком, музыкальный центр, будто по чьей-то команде, включился и комнату, помимо моих рваных стонов, заполнили джазовые переливы. Стоя на четвереньках на упругом половом покрытии тренажёрного зала, я никак не мог понять, что со мной происходит. Мне не хватало воздуха, хотя я часто и шумно дышал; казалось, что кровь в моих жилах раскалилась и стала лавой, продвигающейся медленно, но уверенно по моему телу, чтобы выжечь его изнутри.

Резкая судорога, охватившая ноги, заставила меня повалиться на бок. Ещё никогда в своей жизни я не испытывал подобной боли, при этом ясно осознавая любые происходящие действия вокруг меня. Ди-джей по радио немного сонным голосом проинформировал своих ночных слушателей о том, что в Лондоне пять утра и в дальнейшем они будут слушать песню какого-то шведского исполнителя. Пока мой мозг цеплялся за голос ди-джея, улавливая звук зевоты, попавшей в эфир, до того, как заиграла мелодия, мои ноги, такое чувство, что оказались в концентрированном растворе серной кислоты: кожа горела и облупливалась, оголяя мышцы и сухожилия. Переведя взгляд с синего покрытия на свои ноги, я не увидел в них никакого изменения, хотя могу поклясться, они должны были раствориться уже до костей. Боль отступила так же неожиданно, как и появилась, перекинувшись на руки, затем ребра, и пару раз мне начинало казаться, что моя голова должна была вот-вот лопнуть изнутри.

Моё тело не слушалось меня, охваченное несуществующей болью, а разум сходил с ума от слишком большого количества фактов, вдруг открывшегося перед ним. В воздухе комнаты было слишком много пыли, и я видел, как причудливо танцевала она в свете свечей. Каждая пылинка должна была хранить чью-то тайну и, если внимательно прислушаться, то я, наверное, смог бы все эти тайны вызнать. Сквозь стрельчатые окна стало пробиваться больше света; могу поклясться, что слышал, как свищет ветер, угрожая уничтожить меня, если я выдам все свои тайны. Приступы боли, терзающей тело, сменялись паническими атаками, которые провоцировал любой предмет, попадающийся мне на глаза. Все это снова и снова повторялось, пока мне, наконец, не удалось закрыть глаза, но тогда все стало только хуже. Я будто попал в другой мир, сотканный из холода и пустоты, словно меня лишили всего на свете: ощущений собственного тела, всех воспоминаний и всех надежд, всех чувств и эмоций, превратив в пустой сосуд, ещё живой потому, что сердце гнало обжигающую лавообразную кровь по жилам. Кое-как стянув с себя футболку, я стал царапать грудь, чтобы добраться до сердца и прекратить эту пытку. Я больше не мог этого вытерпеть, ведь я больше не чувствовал вечного беспокойства, которое, кажется, всегда было со мной, где-то глубоко внутри.

— Прекрати! Немедленно прекрати! — должно быть, кто-то кричал, схватив мои руки, царапающие грудную клетку. Я уже не мог сказать точно, грезилось ли это мне, как и та боль, что охватывала конечности, погружая их в невидимую кислоту, или происходило на самом деле. — Милый, прекрати!

Умоляющий голос был нежным и в нем угадывался какой-то акцент, должно быть, из-за беспокойства. Сквозь боль от режущих ощущений в руках, я начал чувствовать кое-что новое: осторожные прикосновение к спине и лицу — поглаживания. С ними пришло ощущения трепетности и заботы: меня укачивали в объятиях и через пару минут я смог понять, что уткнулся в живот Флер и она гладит меня по спине, пытаясь удержать и не дать себе навредить. Как только я это понял, вся фантомная боль, терзающая моё тело, ушла; крики, переполняющие сознание, умолкли. Я вновь был Гарри Поттером, который способен управлять своим телом и разумом.

Неожиданное осознание того, что шёлк довольно приятный, но скользящий материал вызвал приступ хриплого смеха. И, словно полный псих, я смеялся, уткнувшись в живот Флер, вдыхая дурманящий аромат её магии, направленный на то, чтобы успокоить меня. Вот каковы были последствия посещения Истока. В одночасье меня будут охватывать множество эмоций, захлёстывать и давить, вынуждая причинять себе реальную боль, толкая к смерти. Ди-джей по радио все тем же заспанным голосом сообщил о том, чью мы прослушали песню.

— Значит, такова цена, — тихо шепнула Флер, перебирая волосы на моем загривке.

— По всей видимости, — фыркнул я, пытаясь привстать на колени, чтобы увидеть, что я с собой сотворил. Несколько кровавых полос пересекали мою грудную клетку.

— Это не должно длиться долго, — пальчики Флер дрожали, когда она коснулась моей груди, будто опасаясь, что не почувствует, как моё сердце будет биться внутри. — Искушение будет длиться трижды. Если ты не поддашься и не убьёшь себя, цена будет уплачена и хозяину Стикса уже нечего будет с тебя взять.

— Осталось ещё два раза, и будем надеяться, что мне не удастся добраться до собственного сердца и выдрать его, — невесело улыбнувшись, я взглянул на свою левую руку, на которой медленно умирали блеклые слова.

Флер тоже их видела, и её магия взметнулась, оседая золотистой пылью на моем теле, забирая боль и исцеляя раны. На самом деле, не думаю, чтобы кому-нибудь из нас хотелось знать, почему на моем предплечье было вырезано Грязнокровка и на кисти призыв никогда не лгать.

— Постарайся поспать, — неуверенно шепнула Флер, опасливо всматриваясь в моё лицо, будто боясь, что стоит ей моргнуть, и я снова начну причинять себе вред.

— Скорее это нужно тебе, — улыбнулся я, вставая с пола. Флер чуть неуверенно кивнула, вставая вслед за мной. Шёлковая ночная сорочка была неприлично короткой, но, кажется, её совершенно не заботило, в каком виде она передо мной стоит. Я был более чем уверен, что если бы этого странного инцидента не произошло, то мы с Флер старались бы некоторое время избегать столь близкого нахождения друг с другом. — Постарайся отдохнуть. Я намеревался сегодня сдержать свои обещания и сводить тебя в кафе.

Флер улыбнулась, напоследок положив ладошку на мою грудь, чтобы убедиться, что у меня все ещё было сердце, и только тогда ушла из тренажёрного зала в свою спальню. Наша с ней связь подсказывала мне, что никакого вреда для Флер не предвидится, но я все равно прислушивался, не споткнётся ли она, пока будет пересекать гостиную. Великий Мерлин, ведь ещё пару часов назад моя жизнь была такой обычной и спокойной. Я вычислял, насколько смогу увеличить свой счёт в банке, а теперь раздумываю над тем, сколько пунктов должно быть в моем завещании.

Мерлин, как заправский кот, потёрся об мои ноги, так что, подняв животное на руки, я направился в спальню. Все парни спали и, должно быть, четырёхминутная агония, в которой метался Гарри Поттер, потревожила только Флер и моральный настрой самого Гарри Поттера. Растянувшись на кровати, я поглаживал Мерлина, размышляя, стоило ли писать обо всем произошедшем Клариссе. Возможно, она бы дала какой-нибудь совет, а может быть, она бы просто спустилась в сто первую палату и задала бы её застывшему пациенту вопрос. Наверняка, она бы начала с чего-то малого и касающегося меня лишь поверхностно, а когда парень бы нашёл нужный отрезок времени и мою судьбу, она бы, наконец, спросила.

Выживет ли Гарри Поттер?

За завтраком в Большом зале многие подростки оживлённо обсуждали их планы на выходной в Хогсмите. Флер опаздывала, так что я бессмысленно прислушивался к пустой болтовне соседей. Гермиона и Виктор вполголоса обсуждали поход в Лондон. Вернее, в основном говорила Гермиона: она в подробностях описывала Виктору переулок за Дырявым котлом, куда можно было аппарировать. Джордж и Луна обменивались многозначительными взглядами, и, если подумать, их разговор был очень неприличным: скорее всего, они обсуждали кандидатуру девушки, с которой можно было бы познакомить Фреда. Луна склонялась к паре старшекурсниц-когтевранок, а Джордж же хотел провести более рискованную операцию и познакомить своего братца со слизеринкой. Видимо, из-за моего близкого общения с Дафной, которая была строгой, но справедливой на своих занятиях, близнецы отчаянно искали среди представительниц этого факультета таких же лояльных девушек. Я более чем уверен, что такие девушки были, но, если честно, мне хватало одной Дафны, ещё одной не в меру умной и проницательной особы рядом с собой я бы просто не вытерпел. Самым интересным оказался разговор Невилла и Фреда. Разумеется, Фред в довольно корыстных целях расспрашивал Невилла о свойствах некоторых растений, и Невилл это прекрасно понимал, но слишком велика была его страсть к гербологии и ему слишком хотелось поделиться своими знаниями, так что Фред радостно записывал, наверняка уже представляя, какой эффект можно будет получить в очередной порции придуманных ими сладостей.

Флер появилась неожиданно, потеснив Рона, сидящего рядом со мной. Не думаю, что ей удалось заснуть после ночного происшествия со мной, но её внешний вид был безукоризненным, так что наш поход в кафе явно никуда не откладывался. Так я думал, пока не пришла утренняя почта. Первую полосу Ежедневного пророка украшала фотография Питера Петтигрю, окутанного в специальные цепи, не дающие анимагу обратиться. Рон, Гермиона и я вцепились в одну газету, наперебой читая абзац за абзацем.

Как сообщалось в статье, группа авроров, патрулирующая местность, наткнулась на особняк, магический фон которого был превышенным. Проведя исследования, попросту говоря, порасспрашивав соседей, авроры выяснили, что в особняке давно никто не живёт. Они решили, что старинный дом облюбовали молодые волшебники с целью практиковаться в нем запрещённым колдовством. Каково же было удивление авроров, когда они поймали в нем волшебника, который считался мёртвым вот уже тринадцать лет. Петтигрю попытался дать аврорам бой, и даже попытался сбежать, когда понял, что ему не выиграть, но был схвачен. Дальше шли невнятные рассуждения о том, что теперь будет пересмотрено дело Сириуса Блэка, так как более чем очевидно, что Сириус не убивал Питера. К тому моменту, как мы дочитали статью, ко мне прилетела птица Браунов. Флер отвязала письмо от её лапки и развернула письмо. На мой укоризненный взгляд она лишь закатила глаза, пробормотав что-то про то, что надо было тащить меня на свидание ещё ночью. Как оказалось, она была права: в письме Кларисса написала, ко скольки нам нужно было подойти к пабу Аберфорта.

— Теперь Сириуса оправдают, — радостно заметила Гермиона после того, как закончила читать и вторую статью, которая была посвящена делу тринадцатилетней давности, как будто она не знала правдивой истории.

— Это будет здорово, — согласился Рон, которому, если честно, вполне нравились те птички, которых присылал мне Сириус, имитируя своё нахождение в дальних тёплых странах. Ещё ни до кого из них не дошло, что Сириус Старк, все время, вертящийся рядом с Браунами и мной, был Сириусом Блэком. Должно быть, ребята считали его очарованным вейловским даром придурком, который не может вести себя достойно ни в какой ситуации. Развенчивать этот образ перед ребятами я не собирался.

— Да уж, здорово, — Флер насмешливо закатила глаза, должно быть, она представила, как мой неугомонный крестный будет отплясывать и хохотать, когда у него на руках будет документ о помиловании, хотя он уже чуть ли не год являлся аврором и скрывался от искавших его работников правопорядка прямо под их носом. А ещё, возможно, она подумала, что Франческа обречена на самый странный брак, который вообще можно было придумать человечеству.

— У Люпина перебинтована шея, а Тонкс сегодня не обладательница розовой шевелюры, — громкий гомон, вызванный обсуждением статьи, прервала Алиса, заставившая нас обратить внимание на преподавательский стол.

Взглянув на письмо, которое до сих пор было в руках Флер, я присмотрелся к почерку Клариссы. Тётка явно была не в себе, когда писала: она с излишним усердием нажимала на ручку, да и множество резких линий и оборванных букв не напоминали её обычно ровную и изящную манеру письма. Что-то подсказывало мне, что ничего хорошего я на этом заседании клуба убийц Волдеморта не услышу.

— Алиса, ты не будешь против сегодня посидеть в школе? — разумеется, мы спокойно могли вывести её из школы, как это делали множество раз до этого, но сегодняшний разговор намечался куда более интересным и опасным, так что не следовало вмешивать в него детей.

— Да, мне все равно нужно сделать кое-что для профессора Снейпа, — согласилась Алиса, быстро допив чашку кофе и выбежав из Большого зала. Как, в общем-то, и большинство остальных учеников. Все стремились побыстрее оказаться за пределами школы, чтобы обсудить интересные новости.

По дороге к Кабаньей голове мы с Флер молчали, обдумывая сложившуюся ситуацию. По крайней мере, я думал именно об этом, а Флер, возможно, жалела, что наше свидание сорвалось. Аберфорт распахнул перед нами дверь, как только мы оказались в паре метров от входа. Внимательно осмотревшись по сторонам, он дал нам зайти внутрь бара, а сам создал парочку следящих заклятий на улице, и только после этого запер дверь. Внутри бара нас уже ждали: Тонкс била Люпина по рукам, как только он пытался почесать шею, Сириус мрачно поправлял маникюр с помощью волшебной палочки, Кларисса гипнотизировала бокал вина, и только Патрик казался спокойным в этой компании. Он приветливо махнул нам, пристроив ещё два стула к их столику.

— Вы упустили Волдеморта, — без всяких предисловий констатировал я.

— Хуже, — ядовито прошипела Кларисса. — Как только Сириус оказался на месте и они с аврорами напали, я уничтожила карту, чтобы она не стала последним якорем и не позволила бы последнему куску души оказаться в моем доме в полном сознании.

— А из-за этой крысы, посмевшей дать бой аврорам, Волдеморт вместе со своей змеёй сбежал и теперь мы не сможем узнать, где он находится, — мрачно закончил Сириус.

— Во всем этом есть и положительная сторона, — разлив виски по бокалам, хмыкнул Аберфорт. — Ремус задел змею довольно противным заклятием, и скорее всего, змеюка подохнет через пару дней, даже несмотря на тёмный осколок души, который в ней есть. Так что остался только этот никчёмный недомерок.

— Никчёмный недомерок и прорва его приспешников, — прохрипел Люпин. — Авроры замалчивают эту информацию, но Беллатрисе удалось сбежать из Азкабана. Фадж, пытаясь не дать другим сторонникам Тёмного лорда последовать её примеру, в срочном порядке приказал подвергнуть всех заключённых поцелую дементора. Он чуть ли не собственноручно был готов оттащить Питера к дементорам, но Сириус весьма любезно напомнил министру о протоколе допроса заключённых.

Сириус по-собачьи захохотал, вспомнив, должно быть, свою весьма забавную речь, в которой он явно упрекнул министра, что он собирает сделать с Петтигрю тоже, что и с Блэком, лишь бы правда не стала никому известная.

— Между прочим, стоит заметить, что допрос Питера состоится через пятнадцать минут и, Сириус, тебе следовало бы там быть, а заодно стоило бы прихватить и мисс Скитер, — довольно миролюбиво заметил Патрик.

— Захватить мисс Скитер? — Флер и Кларисса спросили одновременно, заинтересовано взглянув на дядю. Улыбнувшись им обеим так, как будто он один-единственный знает страшную тайну, он промолчал, явно не собираясь её больше никому раскрывать.

— Верно, — кивнул Сириус. — Она уже должна ждать меня у Трёх мётел. Думаю, и без моего письма вам всем станет известно, чем закончится этот допрос.

— Теперь о насущном: на последнем испытании тебе стоит быть осторожнее, Гарри, — отпив из своего бокала, произнёс Аберфорт. — Я, конечно, уверен, что мой брат сделает все, чтобы не подвергать чемпионов излишней опасности и перепроверит все заклятия, наложенные на лабиринт, но все же...

Но все же: моё имя как-то оказалось в чаше огня, хотя я и был без сознания; умерший в Азкабане сторонник Тёмного лорда вёл занятий по ЗОТИ в школе несколько месяцев; на аврорат напали волшебники, находящиеся под Империо... Вокруг этого турнира и меня творилось достаточно странных вещей, чтобы действительно начать опасаться какого-нибудь подвоха на последнем испытании Турнира.

— Как сейчас выглядит Волдеморт? — обратившись к Люпину и Тонкс, спросил я. Поразительно, что в потасовке, которую провернули авроры, пострадал всегда собранный Люпин, а не неуклюжая Тонкс.

— Должно быть, помимо яда Нагайны, которым, по всей видимости, Питер его кормил, он раздобыл для него ещё и кровь единорога. В принципе, Волдеморт имеет тело, но оно довольно тщедушно: он, конечно, похож на маленького человечка, но не может ходить, — прохрипел Люпин после того, как смочил горло изрядной долей виски.

— Ходить он не может, а посылать смертельные проклятия и аппарировать вместе со своей противной змеёй смог, — недовольно протянула Тонкс.

— Итак, давайте подведём итоги: вы упустили Волдеморта, потеряли возможность следить за его перемещениями, не знаете, что он замышляет, но знаете, что на свободе довольно много его сторонников, которые будут его оберегать, как только он появится у них, схватили крысу, посмевшую нарушить тайну хранителя, и сорвали наше с Гарри свидание, — загибая пальцы, перечисляла Флер. На последнем пункте она загнула сразу несколько пальцев, придавая этому пункту особую важность.

— Да, все именно так, — с улыбкой согласился дядя. — А ещё Кларисса теперь не разговаривает с портретом Лили, потому что та её переспорила в вопросе, в котором Клэр настоящий специалист.

— Кажется, Поттеры приносят тебе одни неприятности, тётушка, — усмехнулся я, отпивая из своего бокала. Все рассмеялись, слушая недовольное бормотание Клэр. Взмахнув волшебной палочкой, Аберфорт включил старенькое радио, и отвратительная музыка волшебников тихо заиграла на заднем фоне. Подшучивая друг над другом, мы провели вместе довольно приятные несколько часов, пока Люпин, как преподаватель, не напомнил нам, что пора возвращаться в школу. Возможно, это было не самое удачное свидание, но, в конце концов, никто из нас уже не задумывался над возможными неприятностями, мы просто были счастливы и спокойны.

Жизнь, как оказалось, может преподнести разные сюрпризы, когда их совсем не ждёшь, так что именно эти мгновения покоя и нужно ценить.

Обзорам

<b><a href="http://nocuus.diary.ru/p207922559.htm">"Привкус корицы"</a></b>, глава 29, ГП/ФД, PG-13, автор [L]Nocuus[/L]

@темы: ГП, Привкус корицы, О вкусах, цветах и ароматах

---

Рекламы пост

@темы: ГП, конкурсы и фесты

---

the dark one

Единственный и неповторимый темный волшебник

Обзорам

[L]Nocuus[/L] <a href="http://nocuus.diary.ru/p206992713.htm">коллаж</a> "the dark one", ГП

@темы: ГП, фотошопно о картинках

---

Autumn

Осенний ГарриФлер

обзорам

[L]Nocuus[/L] <a href="http://nocuus.diary.ru/p206553616.htm">коллаж</a> "Autumn", ГП/ФД

@темы: ГП, фотошопно о картинках

---

переходы

Открыла тут статистику переходов у Привкуса корицы.
Пожалуй, чего-то о своем творчестве я все-таки не знаю

@темы: ГП, мимоходом о шизофрении

---

Цветок розового дерева

Название: Цветок розового дерева
Серия: О вкусах, цветах и ароматах
Автор: Nocuus
Бета: Ник Иванов
Пейринг: Флер Делакур; Аполлин Делакур/Мсье Делакур; Кларисса Делакур/Патрик Браун
Рейтинг: R
Жанр: Drama
Размер: Мини
Статус: Закончен
Саммари: Их сущность – вечный огонь. Их дар – дурман, длящийся лишь три дня. Их судьба – вечный приворот. Их любовь бесконечна, если её не разрушить. Горе разбитого сердца – их погибель, если только в руках не осталось цветка. Тогда клятвы на огне защитят вейлу, кто бы эти клятвы ни произносил.
От автора: Миник является второй предысторией к Привкусу корицы.

Цветок розового дерева

Читать дальше

Магическая Франция полыхала, снедаемая кровопролитными схватками за власть между старыми семьями. Возможно, сначала все ещё можно было уладить, но тот первый и самый кровавый мятеж забрал жизнь действующего министра. Разумеется, ради его смещения с поста все это и планировалось, но вместе с министром были убиты и активисты среди революционеров, так что теперь каждая древняя семья хотела урвать для себя кусок побольше. И ради этого одни семьи шли на убийства, а другие стремились заключать выгодные брачные союзы.

Бумаги были брезгливо отброшены на стол уже давно, кажется, три или четыре дня назад. На самом деле Аполлин Делакур не прочитала даже первой страницы в том брачном договоре, который протянула ей мать. Все в семье утверждали, что этот брак был бы идеальным: Гаспар Дюпре был из тех молодых людей, которые всегда добивались желаемого. Он был силен, причём не только магически. Чаще всего он выигрывал в спорах потому, что с ним отказывались иметь дело из-за того, что он внушал страх своим могучим телосложением. Но при всем этом он умел располагать к себе слабый пол, он всегда знал, когда нужно быть милым и мягким, участливо спросить о самочувствии родственников, позволить выплакаться на своём плече. О таком зяте, как Гаспар Дюпре, мечтала любая мать, и порой Аполлин думала, что с лёгкостью исполнила бы мечту какой-нибудь из этих дурочек, отказавшись подписывать договор, валявшийся без дела вот уж столько времени.

— Все оставшиеся мятежники схвачены, — мягкий голос любимой сестры вырвал Аполлин из невесёлых раздумий. Ей уже давно стала неинтересна судьба собственной страны: их имение было самым защищённым, и если какой-нибудь из дорвавшихся до власти интриганов захочет на них напасть, то сгорит у ворот. Так что Аполлин Делакур хотела бы, чтобы вся магическая Франция полыхала сейчас, так же, как полыхает её разбитой сердце.

— Схвачены? Думаешь, если я подпишу этот договор, то Гаспар, как один из тех, кто сейчас имеет больше всего шансов на министерское кресло, позволит мне однажды вырвать их сердца? — надо полагать, что именно об этом все последние дни и думала Аполлин, в красках представляя, как будет вырывать сердца у тех, кто заставил остановиться единственное сердце, чьё биение она могла почувствовать в любой точке земного шара в любую минуту дня и ночи, запах обладателя которого сводил её с ума.

— Да, — тихо ответила Кларисса, подойдя к застывшей у окна сестре. — Однажды он закроет глаза на то, что десять узников замка Иф лишились сердец.

— Это будет мило с его стороны, — фыркнула Аполлин, все ещё неотрывно смотря в сад. Помимо прекрасных цветов, которыми так гордились её мать и многочисленные родственницы, был виден молодой саженец розового дерева.

— Тебе больше нельзя тянуть с ответом, — прикрыв глаза, заметила Кларисса. Именно её семья отправила к спрятавшейся в своей комнате Аполлин, чтобы разговорить девушку. Хотя, несомненно, Клэр предпочла бы сейчас оказаться где угодно, а никак не в полутёмной комнате сестры, постепенно сходящей с ума от горя и отчаяния. Вейла, потерявшая свою пару, уже никогда не сможет стать прежней. Вейла, потерявшая свою пару, навсегда становится безучастной к жизни. Опустошённая из-за внезапно оборвавшейся связи, она однажды просто позволит своей магии сжечь себя изнутри, превратив в чудовище, которое непременно нужно будет уничтожить.

— Я могу тянуть с ответом сколько угодно, — флегматично отмахнувшись от слов сестры, заметила Аполлин. — Он бегал за мной по пятам с момента нашей первой встречи. Сколько нам тогда было лет?

— Семь, — печальная улыбка появилась на губах Клариссы.

— Он бегает за мной уже одиннадцать лет. Он не потерял надежды даже тогда, когда…

Закончить своё едкое замечание Аполлин не удалось. То, что она так долго сдерживала в себе, наконец вырвалось наружу. После пяти дней непривычного затишья буря разродилась. Уткнувшись в плечо сестры, Аполлин рыдала, проклиная весь свет и все человечество за то, что они отняли у неё заслуженное счастье. Клэр отвела сестру от ненавистного окна, открывающего вид на молодое деревце, усадив на кровати, позволила ей выплакаться.

Огромный фамильный особняк был погружен в траур и все вейлы боязливо посматривали на дверь спальни, за которой скрылась Аполлин. Все они понимали, что никакие слова не могли утешить ту, чьё сердце разбилось и никогда уже не сможет быть склеено. И все они знали, что если решатся зайти к ней, то получат огненный шар в лицо. Лишь хозяйка дома решилась просунуть брачный договор под дверь, и то, после того, как, досконально изучив его и получив несколько писем он настойчивого мсье Дюпре, желающего узнать ответ на его предложение, отчаялась от затишья, что творилось в доме. Она хотела вывести дочь из себя, хотела заставить её крушить мебель, поджигать деревья в саду, бить посуду, возможно, выдрать сердце из груди этого самого мсье Дюпре, но ничего подобного не случилось. Аполлин лишь открыла дверь, когда кто-то из сестёр в очередной раз подошёл к ней, чтобы постараться услышать хоть что-то из её комнаты, и спросила, сколько у неё есть дней для того, чтобы дать ответ. И вот сегодня срок истекал, а Кларисса, наконец, смогла вырваться со своей работы, и прибыла во Францию.

— Я даже не прочитала его, — сквозь всхлипы, призналась, наконец, Аполлин. — Я не смогла. Брачный контракт для вейлы — это…

— Унижение, — тихо заметила Кларисса. — Меня заверили, что он составлен идеально и ты будешь вправе жить как тебе будет угодно: любые развлечения, любые увлечения, любые последствия. Специальные люди позаботятся о том, чтобы никто никогда ни о чём не узнал. Дюпре готов на все, чтобы стать министром, а поддержка нашей семьи для него самый важный шаг к этому креслу. Особенно сейчас.

— Особенно сейчас, когда все семьи грызутся за власть. Особенно сейчас, когда оборотни и вампиры затеяли войну за территорию. Любому идиоту сейчас нужно, чтобы вейлы были на его стороне. Чтобы создания огня поработили их врагов и убили их. Я прекрасно понимаю, ради чего заключается этот договор, — огрызнулась Аполлин, пытаясь взять себя в руки и не быть слабой перед любимой сестрой.

— Тогда чего же ты медлишь? — тихо спросила Клэр, сама прекрасно понимая, почему медлит сестра. Но она так же понимала, что если Аполлин промедлит с ответом ещё месяц или два, то последствия этого мятежа в стране будут ужасны. К власти могли прийти совершенно не те люди; вампиры и оборотни разорили бы половину страны, а сама Аполлин попала бы в такое положение, из которого смогла бы выбраться только переехав в другую страну. Да и то, это бы не слишком ей помогло. Вейл слишком мало, и они все прекрасно друг друга знают.

— Действительно, надо действовать решительно, — встревоженная неожиданно бодрым тоном Аполлин, Клэр не успела схватить сестру, когда та стремительно выбежала из своей комнаты. На ходу трансфигурировав одну из фамильных безделушек, схваченных по дороге, в топор, она выбежала на улицу. Обеспокоенные тем, что затворница явно в ещё более расстроенных чувствах, чем была до своего затворничества, вышла на улицу, да ещё и с топором в руках, последовали за ней. А Аполлин, добежав до розового дерева, которое гипнотизировала пять дней, принялась рубить его.

— Не нужно, милая, от этого не станет легче, — Клэр вернула топору изначальный вид хрустальной статуэтки, которая тут же разбилась об изуродованный черенок деревца.

— А отчего тогда станет легче? От того, что я подпишу этот чёртов контракт и стану женой этого выскочки Дюпре? Мне наплевать на эту страну и на всех людей в ней, пусть идут в пасть к оборотням или вампирам. Жак умер десять дней назад, а вы… Все вы хотите, чтобы я как ни в чём не бывало жила дальше? Хотите, чтобы я выполнила долг послушной воспитанной дурочки? Уж лучше сгореть или превратиться в чудовище, чтобы всем этим ублюдкам, жаждущим власти, пришлось попотеть, чтобы её захватить.

Аполлин кричала, в безумии смотря на членов своей семьи. В отчаянии запустив в срубленное дерево огненный шар, Аполлин вновь зарыдала. Жозефина взглядом приказала всем скрыться в доме, оставляя Клариссу и Аполлин на улице. Давая им возможность поговорить. Лёгкий взмах руки, и горящее деревце было потушено, хотя, конечно, теперь от него очень мало что осталось. Обняв сестру, Клэр укачивала её в своих объятиях, стараясь передать ей своё спокойствие, свою любовь и быть может, даже часть своей ещё не растраченной магии.

— Зачем оставлять его, если этих клятв мы никогда уже не сможем сдержать? — срывающимся голосом спросила Аполлин. Казалось, что она вполне целеустремлённо жгла все мосты, чтобы уже никогда больше не стать той жизнерадостной девчонкой, которой была всегда. Любившая эксперименты и опасные экстремальные выходки, она стойко терпела любые неприятности, которые наживала в ходе своих приключений, с гордостью рассказывая о них семье. Всегда умеющая терпеть физическую боль без единого вскрика, она получила в одночасье такую порцию боли, которую не смогла побороть.

— Я знаю, что не должна этого говорить и знаю, что ты уже все для себя решила, но позволь мне, — Кларисса прерывается, стараясь собраться с мыслями и ещё немного потянуть время для того, чтобы ещё немного побыть наедине со своей любимой сестрой, прежде чем та совершит величайшую свою глупость. — Гаспар будет её любить. Пожалуй, он даже будет её боготворить. Ведь она для тебя будет всем, и он будет защищать малышку со всем рвением, на которое способен. Пожалуй, его желание защищать твою дочь будет даже доходить до абсурда, ведь он непременно будет винить в любом чуть более эпатажном её поведении мальчишек, с которыми она будет. Гаспар будет превращать их жизнь в сущий ад на земле. Он будет любить её, как родную.

По природе своей очень странные и очень ограниченные в свободе, вейлы не терпели в своём обществе лишь одного. О них могли ходить какие угодно слухи, и отчасти эти слухи порой были правдивы, потому что иногда вейлы и вправду совращали молодых людей для того, чтобы с ними развлечься или просто из спортивного интереса, но вейлы никогда не нарушали одно негласное правило: ребёнок должен был быть зачат после ритуала вхождения мужчины в семью. Он должен был получить огонь своей вейлы, он должен был поклясться, что будет защищать возлюбленную и детей. Лишь после этого ритуала молодая пара могла завести детей. Если же порядок нарушался, то был велик шанс, что ребёнок родится без магии и будет смертным. Вейла-сквиб — это не только кощунственно звучало, это было ещё и довольно ужасно внешне. Именно эту клятву нарушили Аполлин и Жак.

— Подписание этого договора не изменит того факта, что он не получил моего огня. Не изменит того факта, что она родится со странностями, — всхлипнув шепнула Аполлин, нисколько не удивившись тому, что Кларисса знала всю правду. Никто не понимал, как так получается, что Клэр знала все наперёд, поэтому никто уже не удивлялся тому, что те секреты, что больше всего хотелось скрыть, были ей известны.

— Да, хоть ваш брак и будет чисто политическим, я уверена, что Гаспар с удовольствием согласится пройти этот ритуал, хотя в этом случае это совершенно бесполезная вещь.

— Для него ритуал не покажется бесполезным. Он ведь прекрасно знает, что я уже потеряла своего избранника, так что никто не сможет уже меня у него забрать, — горько усмехнулась Аполлин.

— Да, а когда он примет участие в ритуале, он примет не только твоей огонь, он примет ещё и ребёнка, так что она получит его защиту, — шептала Кларисса, старательно пытаясь убедить сестру не сжигать последних мостов и подумать над спасительным вариантом. — Срок ещё очень маленький, так что для общественности этот ребёнок будет его, к тому же, все прекрасно будут понимать, почему он так скоро на это решился, чтобы привязать тебя к себе и не дать возможности сбежать сразу же, как положение в стране нормализовалось.

— Лучше бы мы остались тогда дома.

Тот роковой день, когда они с Жаком решили пройтись по магазинчикам магического квартала, навсегда останется в памяти Аполлин. Небольшие драки недовольных политическими решениями министра вспыхивали в магических деревнях с различной периодичностью, но желающим изменений пока не хватало решимости для радикальных методов смены власти. Этот летний день обещал быть безоблачным. Министр магии, открывавший в тот день лавочку мастера волшебных палочек, заметил представителей двух старых магических кланов. Ему была нужна их поддержка, даже простой снимок в газете вместе с этой парой мог отчасти вернуть ему стабильность. Ни Аполлин, ни Жак не могли даже представить, что глупое восклицание министра о том, что красную ленточку будет лучше разрезать красавице вейле закончится почти для всех журналистов и авроров смертью. Нападение было неожиданным для всех членов правопорядка и волшебников, находившихся в тот день в квартале. Жак закрыл Аполлин от смертельного проклятия. И если быть точным, то министр Франции умер не из-за мятежников или халатной работы своих авроров, а потому, что вейла, потерявшая связь с возлюбленным, не смогла обуздать свою магию и уничтожила почти всех, кто был рядом. Страна лишилась руководителя, а Аполлин — целого мира.

— С вами все будет хорошо, Аполлин, — Клэр понимала, что если сейчас ей не удастся уговорить сестру, то уже завтра она исчезнет из страны.

— Ты не можешь быть в этом уверена, — утерев слезы с лица, весьма отстранённо заметила Аполлин, ругая себя за то, что прислушалась к рассуждениям сестры.

— Не могу, — осторожно согласилась Клэр, готовая выложить свой последний козырь на стол. — Но я буду с тобой когда все это случится. Я не оставлю тебя и свою будущую племянницу. Какой бы она ни родилась, Аполлин, я обещаю тебе, что я буду её любить и делать все возможное для того, чтобы она была счастлива, несмотря на то, что она никогда не узнает своего отца.

Козырь был разыгран, и шаткое подобие мира вернулось в семью Делакур. Копия подписанного договора была отправлена Гаспару Дюпре вместе с домовым эльфом. Заручившись поддержкой вейловского клана и ещё нескольких старинных семей, Гаспар смог выстоять во множестве схваток и добыть себе власть. Он соглашался на любую прихоть, которую велела ему выполнять Кларисса. Порой ему казалось, что эта весьма безумная целительница была ему второй женой, куда более требовательной, чем первая и единственная, о которой он мечтал с самого детства. В тайне от общества, которое буквально смотрело ему в рот, ожидая слов и действий, он сохранил рождение дочери, хотя Гаспару хотелось кричать об этом на каждом углу.

— Знаешь, я бы сказала, что у вас с Жаком получилась абсолютно заурядная вейлочка, — наблюдая за новорождённой племянницей, сказала Кларисса.

— Но? — Аполлин опасалась услышать ответ, но прекрасно понимала, что должна его знать. Хоть малышка и выглядела абсолютно нормально, это не значило, что можно было успокаиваться.

— Не знаю, заметила ли ты, но малышку к тебе приношу либо я, либо Гаспар. Домовики даже близко к ней не подходят, как только они оказываются рядом, она плачет. Она всегда плачет, когда кто-то рядом с ней пользуется магией, — осторожно передавая малышку на руки матери, рассказала Клэр.

— Она отторгает магию? — затаив дыхание, спросила Аполлин.

— Мне кажется, малышка её слышит, поэтому и плачет: её пугают звуки. Из всех бед, что могли достаться ей, это не самое страшное. Со временем она привыкнет к звукам заклятий. Возможно, это проклятие даже сделает её искусной волшебницей, — Кларисса весьма точно представляла себе, насколько искусной станет эта кроха. — Но вейловского благословения у неё нет.

— Считала ли ты когда-нибудь свой дар благословением? — с усмешкой спросила Аполлин. — Мы как чёртовы сучки, следующие на запах течки. Вся магия в нас — одно сплошное проклятие, если моя дочь не получит хотя бы малую его часть, я буду счастлива.

— А ещё я думаю, что у неё не будет крыльев или они будут какими-то неправильными, — неуверенно продолжила Кларисса, стараясь сделать вид, что не слышала слов сестры.

— Ничего, — погладив свою маленькую дочурку по щёчке, улыбнулась Аполлин. — Без крыльев даже проще: нет этого вечного ощущения тяжести за спиной. Что ещё ты видишь?

— Я не знаю, Аполлин, — неуверенно пожав плечами, Кларисса пристально всматривалась в голубые глаза младенца. — Она кажется мне такой обычной, пусть и слишком одарённой с самого рождения. К тому же, она такая кроха. Что, по-твоему, я должна увидеть в её душе?

— Ты не должна увидеть там тьмы, — голос Аполлин Делакур звенел сталью, смотря на сестру, она в тайне готовилась к тому, что Кларисса не пощадит её, сказав, что, несмотря на все уловки, что они совершили, сердце её дочери полно тьмы.

— Довольно всех этих замогильных разговоров! — распахнув двери спальни, жизнерадостный Патрик Браун зашёл внутрь, неся в руках белую рубашку для обряда посвящения. Смотря на этого нахального сияющего улыбкой во все тридцать два зуба сквиба, Аполлин никак не могла понять, почему же магия свела их с Клариссой. До одури проницательная вейла и простой сквиб. Бесспорно, он был хорош собой, но Патрик был таким открытым, что Аполлин казалось, что даже она может прочесть его.

— С чего ты решил, что мы разговаривали о чём-то мрачном? — тут же ощерилась Кларисса. Эти двое ещё не пришли к взаимному пониманию, напоминая Аполлин как она когда-то проклинала Жака, считая его совершенно никчёмным глупых мальчишкой. А сейчас все, что осталось от этого мальчишки, мирно посапывало в её руках.

— Серьёзно?! Ты только и можешь, что рассуждать о мрачном бытие мира, смотря на собеседника своими большими глазищами, — нарочно широко открыв глаза, Патрик навис над Клариссой, передразнивая действительно довольно неприятную манеру Клэр врываться в личное пространство её собеседников. — Но оставим же эту мрачную ересь о несправедливости мира на более томный час и полную бутылку бренди. Как ты назовёшь дочь, Аполлин?

— Флер, — стараясь одеть дочь в принесённую Патриком рубашку, не разбудив, шепнула Аполлин.

— Как цветок, — улыбнулся Патрик, чуть толкнув Клариссу, привычно начавшую настойчиво всматриваться в окружающих её людей.

— Как цветок розового дерева, — горделиво заметил Гаспар, принеся с собой длинную коробочку, в каких обычно хранились волшебные палочки.

На шее его висел амулет, защищающий от воздействия сил супруги, но почему-то он не прятал его, как это делали все другие мужчины, заполучившие себе вейлу по брачному договору. Гаспар Дюпре, взявший фамилию жены, по её собственной же прихоти, с гордостью показывал то, что смог её заполучить. Заполучить одну из клана Делакуров, заполучить кресло министра, пусть ради этого и пришлось отдать супруге десятерых узников замка Иф на растерзание. Просто он старался не думать о том, что она съела их сердца сырыми, или о том, что она не хочет, чтобы он к ней прикасался. Может быть, потом, может быть, однажды она позволит ему стать ей мужем, каким он хочет для неё быть.

Аккуратно взяв дочь на руки, Гаспар протянул Аполлин коробку. Предполагалось, что муж преподнесёт свой дар после обряда, но Дюпре не слишком любил следовать правилам.

— Однажды наша дочь заполучит победу в каком-нибудь турнире с этой палочкой, — счастливо улыбнувшись, Гаспар понёс малышку к остальным женщинам семьи Делакур, давно ожидающим её появления. Будто предчувствуя, что долговязый Дюпре может запнуться об порог с малышкой в руках, Кларисса поспешила следом за ним.

— На самом деле Кларисса безумно любит меня потому, что я настоящий мастер по обращению с деревом, — улыбнувшись, Патрик взял в руки отложенную Аполлин в сторону коробку. Он открыл её, показав застывшей от непонимания вейле изящную светлую волшебную палочку. Рукоять её была витой, и вся она с особым трепетом и старанием были увита узорами в виде лепестков растений. — Я обработал дерево, твоя мать щедро отрезала половину своей шевелюры ради начинки, ну а Кларисса сделала то, что вы там обычно делаете, создавая своё колдовство, чтобы соединить все воедино. Этот дар не для тебя, Аполлин, а для малютки Флер, чтобы с ней всегда была частичка её отца. Пусть ты загубила саженец, который вы посадили с Жаком, но кое-что Клариссе удалось спасти от твоего огня.

— Клэр рассказала тебе? — с опаской касаясь рукояти волшебной палочки, спросила Аполлин. Голос её дрожал, и она опасалась взглянуть на Патрика, слишком ей не хотелось видеть жалость в его глазах.

— Горе ничем не скрыть, Аполлин. Мне не нужно было спрашивать, чтобы понять, что не так. Но однажды…

— Ничего не изменится! Никогда! — отдёрнув руку от розового дерева, воскликнула Аполлин.

— Однажды твоя дочь полюбит кого-то, и ты потеряешь с ней связь. Тебе, возможно, будет казаться, что мир снова рухнул и то неведомое, что соединяло тебя с Жаком, навсегда исчезло, — Патрик с шумом захлопнул коробку, невольно заставив Аполлин вздрогнуть. Как зачарованная она смотрела на мужчину, которого ещё несколько минут назад считала откровенным глупцом, с трепетом ожидая каждого его слова. — Но на самом деле саженец, который вы посадили, вырастет, исполнив все ваши клятвы, и будет готов дать свои, чтобы нести вашу любовь в своих детей, внуков — в века.

— Я хочу, чтобы ты провёл обряд, — выдохнула Аполлин, теперь прекрасно понимая, почему магия связала вейлу, вечно лезущую в души других, и того, кто мог эти души успокоить.

— Я не волшебник, — смущённо пожав плечами, будто извиняясь за всю несправедливость магии, творящейся на свете, ответил Патрик.

— Мне наплевать. Я хочу, чтобы Флер была связана с твоей семьёй. Если кровь сквиба не зажжёт в её глазах огня, пусть так и будет.

Коробка с волшебной палочкой вновь перекочевала на прикроватную тумбочку, где и будет лежать до пятилетия юной Флер. До того дня, когда, вручив в руки своей юной крестнице магический инструмент, Патрик не попросит наиграть для него самую чудесную мелодию, которую она слышит. Магия Флер заставит расцвести розовое дерево, любовно привитое Гаспаром к уцелевшему когда-то пеньку. Её магия заполнит воздух пряным ароматом корицы, сделав всех присутствующих на празднике немного пьянее и счастливее. Заставит Клариссу шепнуть на ухо сестре: «В её душе нет тьмы, но много горечи полыни».

Обзорам

<b><a href="http://nocuus.diary.ru/p204460093.htm">"Цветок розового дерева"</a></b>, ФД, АД/мД, R, мини, автор [L]Nocuus[/L]

@темы: ГП, фанфики, О вкусах, цветах и ароматах

---

Герой

Герой

Автор: yeah_nocuus
Бета: Limon_Fresh
Жанр: dystopia, drama, fantasy
Рейтинг: R
Пейринг: Генри/Ил
Описание: Если я упаду, подними меня с земли. Если окажусь пленённой, помоги мне сбежать. Если понесу наказание, позволь его принять. Если я умру, то не вини себя. Если однажды мы победим, то принесём людям мир.
От автора: Саундтрек

Читать дальше

Пассель пылал. Маленькая деревушка, выгодно расположенная на берегу реки, горела в драконьем пламени. Почти все оставшиеся в деревне жители сбежали из своих домов ещё ночью, опасаясь, что королева отправит своих драконов уничтожить селенье в отместку за то, что сотворили мужчины Пасселя. Они посмели поднять бунт, зажгли огонь неповиновения, который распространился, как чёрный яд, по водам реки в другие деревни, в сердца других мужчин и женщин.
Огромные крылья королевского дракона поднимали в воздух чёрный дым, распространяя гарь дальше на деревни, заражённые ядом неподчинения. Прежде чем сжечь любовно возведённые людьми дома, дракон всласть насладился людским страхом, набив свой желудок сладковатым человеческим мясом, и лишь потом заполнил воздух стенаниями и криками, горящих мужчин и женщин, закрывшихся в своих домах на погибель.
Генри с отвращением сплюнул на землю, наблюдая за тем, как дракон выплёвывает из своей пасти сгустки жидкого пламени, не позволяя перепуганному мальчишке сбежать из охваченного пламенем круга. Он играл с ним словно кошка с мышкой, чтобы в один момент, когда ему надоест эта игра, заглотить и съесть. Каждый раз, когда дракон делал вдох, чтобы выплюнуть пламя, сквозь чёрную, словно сотканную из дыма сотней пожарищ, шкуру просвечивало огненное сердце. Покрепче перехватив древко копья, Генри прицелился, готовясь выпустить смертоносный снаряд и прекратить эту страшную игру на выживание.
- Что ты собираешься сделать?
Генри совершенно не ожидал услышать рядом с собой чей-либо голос, резко развернувшись, он наставил на неожиданного визитёра копье. Ловко увернувшись от заточенного стального наконечника, девушка миролюбиво подняла руки вверх, показывая, что она совершенно безоружна.
- Господи, Ил, ты перепугала меня.
Копье выпало из ослабевших рук, и между старыми друзьями повисла мрачная тишина. Дракон ревел вдали, его веселили жалкие попытки человека спастись. Такое глупое двуногое создание, которые только и годилось как в пищу, да и то не было первосортной едой. Ещё дальше по течению реки взвился огромный столб пламени, должно быть, остальные королевские драконы начали уничтожать Крол. Как минимум пять деревень должны были сгореть сегодня, превратившись в пепелище надежд о свободе.
- Так что ты собирался сделать? – подняв копье с земли, снова спросила Ил. Для этой маленькой хрупкой блондинки копье было слишком большим и тяжёлым, она не смогла бы достаточно далеко его метнуть. А, если бы и метнула, то вряд ли бы попала в цель.
- Лучше умереть от копья соотечественника, чем навечно застрять между зубов дракона, - пожав плечами, ответил Генри. Он так устал ходить по пепелищам разрушенных селений, узнавая в обугленных останках хрупкие фигурки детей, которые не смогли убежать от чудовищной смерти.
Одного взгляда на подругу было достаточно, чтобы понять, что она о чём-то сосредоточенно думает, нервно сжимая в руках древко копья. Генри столько раз видел этот её задумчивый взгляд, после которого подруга делилась с ним очередной бредовой и опасной идеей, так что ему оставалось лишь немного подождать прежде, чем Ил соберётся с мыслями и изложит ему суть очередной своей затеи. Затеи, изначально обречённой на неудачу, но Генри никогда не в силах был ей отказать. Их дружба прошла через розги королевской стражи, сквозь колодки и верёвки позорных столбов. В основе их дружбы были литры пролитой крови и десятки зарубцевавшихся шрамов. Эти двое всегда были друг у друга, надеясь, что пламя драконов никогда их не разлучит.
- Тебе ведь хватит сил убить его? – жадно облизав губы, спросила Ил. В её голубых глазах пылало безумие, словно разожжённое драконом пламя. – То есть я знаю, что ты попадёшь в парня, но, Генри, посмотри…
Выронив копье, Ил принялась импульсивно размахивать руками, пытаясь указать другу на что-то, как ей казалось, очень важное. Несколько минут Генри зачарованно наблюдал за этой пантомимой, в тайне просто любуясь своей подругой. Его всегда поражало, сколько силы и жизни было заключено в это хрупкое тело. В отличие от него на всех экзекуциях, следующих за её безумными идеями по пятам, Ил не произносила ни звука, предпочитая до крови прокусывать губы от боли. Она даже могла засмеяться и начать подбадривать ребятню, если кто-то из малышей пытался кинуть в них гнилой фрукт или овощ и промахивался. Если бы она захотела, то смогла бы поднять сотни деревень на войну, но Ил никогда не хотела начинать битвы. Не хотела обманывать людей ложными надеждами. Она, как и сотни других, считала, что нельзя свергнуть с престола ту, что управляет драконами. Пока живы драконы и их пламя пылает, нельзя уничтожить тьму.
- Иллюза Маккерби, возьми себя в руки и скажи мне, что ты придумала, - чуть встряхнув подругу за плечи, шутливо грозным тоном сказал Генри, прерывая гипнотические метания рук подруги.
- Убей дракона, - наконец, выдохнула Ил, обняв себя за плечи, как и советовал ей Генри. Хоть она и делала так каждый раз, когда в её голову посещала очередная сумасбродная идея, это никогда не останавливало их. Кажется, кровь мятежников их семей была намного сильнее страха смерти и здравого смысла.
- Что? – в неверии отшатнувшись от подруги, Генри взглянул на дракона, продолжающего измываться над попавшим в западню человеком.
- Он ближе к нам, чем мальчишка, - все ещё удерживая себя руками, начала сумбурно шептать Иллюза. – На каждом вдохе его сердце пылает так ярко. Он будто сам говорит нам: «Вот оно моё сердце, останови его, если хватит духа». Генри, у тебя ведь хватит сил попасть в его сердце.
- Копье отскочит от шкуры, - тихо шепнул Генри, уже начав подыскивать глазами наиболее удобное место для броска.
Эта сумасбродная идея, что ещё пару минут назад разъедала сознание его подруги, сейчас полностью завладела им самим. Ещё никогда дракон не отставал от остальных и не оставался на пепелище один. А этот был столь самоуверен и увлечён своей игрой, что остался без защиты своих соплеменников. Да, он был сотворён магией королевы, должно быть, в каком-нибудь жутком обряде, и являлся её идеальным смертоносным оружием. Но любое оружие можно уничтожить, особенно, если его некому держать в руках.
- Если у меня не получится, мы умрём в огне, - поднимая копье с земли, шепнул Генри, взглянув на подругу.
- А если получится, королева будет в бешенстве. Какая-то бессмертная часть её, наконец, умрёт, - парировала Ил, перестав удерживать себя.
Они смотрели друг другу в глаза, делясь собственным безумием и бесшабашной надеждой на успех. Дети мятежников, внуки бунтарей, правнуки отцеубийц – они обязаны были однажды восстать против королевы, чтобы умереть в драконьем огне, как и вся их семья. Усмехнувшись, Генри поудобнее перехватил древко копья, готовясь к броску. Сердце его билось ровно и спокойно. Всё, чем они занимались до этого, весь саботаж, который они устраивали, переходя из одной деревни в другую, должен был закончиться этим летящим копьём. На мгновение, оглянувшись на подругу, Генри заметил, как в её голубых глазах золотом отражалось зарево горящего Крола и догорающего Пасселя. Должно быть, и в его глазах отражалась мучающаяся в агонии человеческая жизнь.
Дракон сделал очередной вдох, грудная клетка напряглась, показав зарево от пылающего в его груди сердца. Им некуда было бежать и, застыв на месте, Генри и Ил с замиранием сердца следили за тем, как копье летит к своей цели. Им казалось даже, что они слышат, как копье рассекает воздух, хотя за шумом, который производил дракон, ничего не могло быть слышно. Ящер расправил крылья, намереваясь, очевидно, закончить свою игру с человеком и разжечь тлеющие угли деревни. Сквозь хрип шумного вдоха, Генри, как зачарованный, вслушивался в свист, рассекаемого воздуха.
Огненное сердце запнулось. Сквозь тьму шкуры растекался жидкий огонь. Дракон ревел, сотрясая воздух пеплом, вылетающим из его глотки. Создание магии, обрётшее плоть и кровь, развевалось прахом по ветру. Крылья, что некогда раздували огонь, при каждом отчаянном взмахе клубились, теряя часть себя. Огромные когти, разрезавшие скот и людей, полосовали грудную клетку в попытках унять сердечную боль. Дракон умирал, отчаянно цепляясь за жизнь. Если достать то, что причиняет боль сердцу и позволить огню исцелить раны, то, быть может, жизнь ещё вернётся в умирающее тело. Если бежать достаточно быстро, то огонь не поспеет за тобой. Если закрыть глаза, зло не увидит тебя. Если закрыть двери своего дома на ключ, тьма не проберётся внутрь. Кажется, драконы и люди перед смертью надеялись на одно и тоже чудо. Огненные жилы исполосовали чёрное тело агонизирующего дракона. Создание магии и огня уничтожал огонь, хранящийся в его собственном сердце. Издав последний предсмертный рёв, дракон распался прахом, уносящимся по реке прочь, словно чёрный яд неповиновения и надежд на победу над некогда несокрушимой королевой.
Припавший к земле Генри повернулся к подруге, не веря, что у них получилось. Получилось сделать то, что должно было быть невозможным. Ведь магия королевы была столь совершенной. Она создавала своё смертоносное оружие веками, щедро остужая его человеческой кровью, чтобы потом раскалить в пожарище мятежа и остудить вновь, закалив и приумножив мощь своих живых клинков. Но ведь и они с Ил ковались веками в семьях мятежников. Их прадеды уничтожили совет старейшин, исправно отправляющий для утех королевы сотни невинных детей на смерть. Их деды воскрешали обугленные тела мертвецов, чтобы бросить армии мёртвых на живых слуг королевы. Черепа этих отчаянных мужчин, обратившихся к самой ужасной тьме ради победы, навечно вмонтированы в основание трона королевы. Их отцы дошли до самого королевского замка, чтобы покрыть его стены засечками и своей кровью. И теперь Генри и Ил начали свой мятеж, который обязан был закончиться победой.
- У нас получилось, - смахивая слезы счастья с глаз, неверующе шепнула Ил.
- Ничто не бессмертно, - усмехнулся Генри, вставая с земли и помогая подняться подруге.
Огонь дракона потух, и бедный мальчишка обессилено припал к земле, не веря, что ему удалось спастись, ещё не понимая, свидетелем какого чуда он только что стал. Крол пылал вдали и, кажется, остальные драконы не почувствовали того, что их соплеменник был убит. Быть может, у них и правда был шанс на победу. Шанс срубить королевский штандарт с башни и пробить им сердце королевы.
- Если мы поторопимся, то можем быть в Лимонии к закату, - дёрнув Генри за руку, выпалила Ил.
Огонёк безумства горел в её глазах. Та гонка, которую она предлагала, была гонкой со смертью. Только вот в их распоряжении были дикие мустанги, в распоряжении смерти - драконы. Но никого из них сейчас это не волновало. Охваченные небывалой радостью от того, что смогли убить королевского дракона, Генри и Ил побежали в деревню, чтобы, оседлав коней, мчаться на единственное неизбежное свидание в жизни каждого человека. Отчего-то жители деревни хлопали Генри по плечам, и он, недоумевая, осматривался по сторонам, пытаясь понять, почему мужчины Пасселя смотрят на него с таким воодушевлением. Ил, шагающая с ним нога в ногу, широко улыбалась, каждый раз замечая его растерянный взгляд.
- Сделай более осмысленное выражение лица, иначе все подумают, что ты дурачок, - усмехнулась подруга, шепнув ему на ухо.
- Но почему они так смотрят на меня? Почему так взволнованы? – нахмурившись, в попытке быть серьёзным, тихо шепнул Генри. Своим поведением он заставил Ил счастливо засмеяться.
Плотину прорвало: все эмоции, которые они сдерживали с момента, как королевский дракон пал, прорвались наружу. Люди, окружившие их, смеялись и плакали вместе с ними. Да, их дома уничтожены; большинство их знакомых мертвы - забиты до смерти стражей или съедены драконами; королева без сомнения пришлёт за ними войска, чтобы искоренить дух мятежа на корню, но сейчас они были живы, и в их руках пылала надежда. Надежда, которую они хранили в сердцах, передавая своим детям, как самую большую фамильную ценность. Порой, замечая смертельный страх в детских глазах, людям казалось, что надежда оставила их, предпочтя остаться в прошлом. Почти забытом и от того таком манящем прошлом, когда королева ещё только пришла к власти и была такой мудрой и храброй. Её магия дарила им жизнь и покой, а затем пришли драконы, и все изменилось. Но сейчас в их руках снова была надежда, которую они подкидывали в воздух, неустанно крича: Убийца драконов!
- Хватит! – громко кричала Ил, надеясь, что их с Генри, наконец, поставят на землю, а не бросят на неё, не поймав после очередного подкидывания.
- Нужно торопиться, иначе нам не спасти остальные деревни! – прокричал Генри во всю мощь своих лёгких. – Нам уже не спасти Крол или Вилструм, но мы можем попытаться добраться до Лимонии, чтобы дать там отпор драконам!
Жители деревни согласно кричали, потряхивая в воздухе топорами и вилами. Они были готовы идти в бой, не имея в своих руках никакого оружия и шанса на удачу, скорее просто желая смерти и освобождения от гнёта чудовищной магии королевы, чем реально желая победить и что-либо изменить. Но сейчас, после того, как Генри показал им, что драконы смертны, их сердца переполняла жажда битвы. Их дома сгорели, их братья и сестры мертвы – терять им уже больше нечего, а шанс выйти из хватки с драконом победителем, как оказалось, есть.
Смотря на идущих за ним к конюшням людей, Генри боялся, что, возможно, он повёл всех этих людей на верную смерть, но никто из них не захотел остаться в безопасном укрытии. Должно быть, они были ещё слишком угнетены своим бегством из горящего селения, считая себя трусами, которые покинули свой дом, чтобы избежать смерти, и сейчас они шли на встречу с ней, надеясь искупить свой недавний грех. Отчаяние и надежда витали среди этих людей сводя с ума в бездействии, толкая на осуществление самой безумной идеи, что когда-либо смогла прийти в голову мятежников.
Они собирались напасть на королевских драконов.
Их отцы и деды вели ожесточённые схватки с войсками королевы, безжалостно убивая одетых в форму солдат, которых когда-то сами же отдавали в услужение королеве. Они лили свою кровь на земли, до которых королеве уже давно не было дела, ведь земли эти были мертвы, и она отступилась от них. Отцы, убивающие детей, сыновья, убивающие отцов - их кровь прокляла столько земель, что спасти их можно было только в огне. Огне, созданном драконами, на которых никто не смел открыть охоту. Ведь каждый из людей знал: ни за что нельзя потерять надежду и невозможно уничтожить магию. Правда, никто не задумался о том, что драконы – лишь детища магии, а не она сама.
- Это какое-то безумие, - тихо шепнул Генри, помогая подруге забраться в седло.
- Верно, - кивнула Ил, оглянувшись на присоединившихся к ним людей. – Но, кажется, оно им нужно.
- Одно дело, когда мы с тобой играем в игру с огнём, но вести всех их под пламя драконов…
Не договорив, Генри сплюнул на землю, борясь с горьковатым привкусом обмана во рту. Он никогда не хотел, чтобы люди шли за ним, чтобы кричали его имя, надеясь, что он сможет что-то изменить в их жизнях. Разумеется, с такими родителями, как у него он должен был однажды встать на повозку, начав приказывать людям идти за ним к воротам дворца. Но этот поход к высоким каменным стенам, испещрённым засечками от мечей их предков, под великим воодушевляющим лозунгом, вверяющим, что на этот раз у них все получится, был бы обманом от начала и до конца. Генри никогда не хотел вести такой поход, но сейчас он был в самом его центре. Искра, которую он создал своим отчаянным броском копья, зажгла невообразимый костёр.
- Ты для них сейчас олицетворяешь все могущество надежды и веры, Генри. Они пойдут за тобой в любое пламя, не проронив ни слова и не вскрикнув от боли, - чуть сжав плечо друга, серьёзно произнесла Иллюза. – Ты – герой, Генри, и этого тебе теперь уже не изменить.
Их конная процессия стремительно двинулась в сторону Лимонии – последней деревни, что поддалась бунту мужчин Пасселя. Последней деревни, стоящей на обитаемых землях, дальше была лишь пустошь на много миль и возвышающиеся ввысь стены дворца. Снедаемый страхом, Генри неотрывно смотрел в спину скачущей впереди подруги. Её слова возродили в нём глубинный детский страх, от которого он так и не смог избавиться.
Его мать – Элоиза – любила рассказывать ему истории. Она укладывала его в постель, укрывая тёплым одеялом и смахивая непокорную чёлку с глаз, начинала свой рассказ. Одна невероятная история перетекала в другую, и маленький Генри засыпал, мечтая, что однажды и он станет таким же сильным и могущественным, как герой маминых рассказов. Иногда, она рассказывала ему и страшные сказки, в которых ужасный злодей мучал храбрецов, жутко их истязая за то, что они посмели бросить ему вызов. Генри всегда ждал, что в конце этих пугающих сказок появится тот самый добрый герой, о котором с трепетом говорила его мать. И лишь в подростковом возрасте, увидев на ключицах матери, ужасный шрам, он понял, что великий герой из его детских сказов стал тем тираном, чьё имя не произносят вслух, предпочитая использовать лишь титул. Светлый герой, однажды бросивший вызов сошедшему с ума колдуну, желавшему убить всех недостойных, и победивший его в ужасной схватке, по истечению времени обратился во тьму, потеряв любовь и веру своего народа. Люди больше не шли вслед за тёмным героем, не вступали под его знамёна, не называли его по имени. Они хотели бы его свергнуть, да не могли, поэтому они сделали то единственное, что было в их силах. Стёрли из истории имя героя, став называть его королевой.
- Как её зовут? Я помню, мать называла имя королевы, но не могу вспомнить, - нагнав подругу, спросил Генри, надеясь, что она помнит.
- Аврора, - сквозь свистящий ветер и топот копыт прокричала Ил, надеясь, что Генри услышал имя, которое предпочли забыть.
Вдалеке слышался неистовый рёв драконов, которые начали свою жуткую игру в кошки-мышки с жителями Вилструма. Коней уже не нужно было подгонять, они неслись вперёд, желая быстрее оказаться подальше от ужасного рёва. Все их чувства были обострены до предела, и все в них вело их дальше от смерти. Туда, куда она придёт чуть позднее, и где люди будут её ждать с восхищением. Первые форпосты Лимонии встретили маленькое войско покиданным на землю оружием и кое-какими потерянными в спешке припасами. Кажется, все жители деревни покинули её, прекрасно понимая, что ночью небо будет освещать огонь их пылающих домов.
- Неужели все ушли? – недоуменно воскликнула Ил, осматриваясь по сторонам. Конь под ней нетерпеливо фыркал, желая продолжить гонку, лишь бы не быть в месте, пропитанном отчаянием и страхом. Соскочив с лошадей, многие стали стучаться в двери и окна домов, чтобы найти тех людей, что спрятались в них, не желая покидать свой дом, даже под страхом смерти.
- Постарайтесь соорудить что-нибудь вроде арбалетов, чтобы можно было метнуть копья как можно дальше, - выкрикнул Генри, не желая, чтобы все люди, прискакавшие с ним, разошлись кто куда по деревне и в результате все бы погибли в огне. Получив приказ от своего нового вождя, мужчины поспешно стали придумывать, как соорудить оружие, способное уничтожить дракона.
- Ты боишься того, что твоё имя забудут? – спросила Иллюза как только они остались с Генри одни в центре деревни.
- Я боюсь, что паду, а вместе со мной умрут и все, кто вверил мне свою жизнь, - тихо ответил Генри, боясь взглянуть подруге в глаза.
- Генри, - шепнула Ил, привстав на цыпочки, чтобы прижаться своим лбом к его. – Мы с тобой столько раз падали, и нам каждый раз казалось, что мы больше не встанем, не сумеем. Помнишь, когда я обокрала какую-то важную персону во дворце, похитив у неё ожерелье, и меня поймали через несколько дней, когда я раздавала беженцам деньги, вырученные с его продажи. Меня приковали к позорному столбу, чтобы высечь. Я помню, как это было больно, Генри, но больнее всего мне было видеть ярость и решимость в твоих глазах. Все те двенадцать ударов кнута я молилась, чтобы ты ничего не сделал. Ведь если бы ты полез в драку, то мы, скорее всего, умерли бы в тот день. Ты сдержался, Генри, хотя я видела, скольких усилий это для тебя стоило. Ты всегда знал, когда нужно идти в бой, а когда терпеть, сцепив зубы. Время терпения закончилось, теперь нам нужно встать с колен и попробовать украсть новую золотую безделушку, чтобы на деньги, вырученные с её продажи, купить себе свободу. Верь в себя, Генри, так, как я верю в тебя, и мы победим.
- Да уж, - фыркнув, согласился с подругой Генри. Они постояли несколько минут в тишине, разделяя друг с другом блаженные мгновения покоя. – Давай заберёмся на ту крышу, мне кажется, оттуда будет самый лучший обзор и возможность для метания копий.
- Это ты у нас мастак по части копий, я больше по стрельбе из лука, - усмехнулась Ил, показывая рукой на другое здание. – Не знаю, что хотели пристроить на крыше дома его владельцы, но я смогу сделать из этой конструкции неплохой дальнобойный лук. Раз уж я захватила гарпуны, то почему бы не заставить их летать.
Генри не слишком нравилось, что они с подругой собирались разделиться, но в её словах был толк, и ему пришлось согласиться. Возможно, вся эта затея обернётся для них крахом, но это не значит, что они должны умереть одновременно от зубов одного дракона. Быть может, Генри снова удастся совершить чудо, а его подруге удастся сбежать. Постепенно все мужчины и женщины, собирающиеся отстаивать Лимонию, заняли наиболее удачные позиции для обороны. Оставалось только ждать. Для многих из них ожидание уже не было самым мучительным в жизни. Они столько раз поджидали, что вот-вот должны прилететь драконы, чтобы сжечь их дома дотла, что научились быть счастливыми в эти томительные минуты тишины, прежде чем в воздухе раздастся чудовищный рёв драконов.
Их приближение было заметно издалека: они сжигали поля и пахоты, уничтожая даже малейший шанс на выживание для тех, кто сбежал из своих домов. Четыре дракона, посланные королевой для того, чтобы уничтожить бунтующие деревни. С утра их ещё было пять. С утра у людей ещё не было надежды, а сейчас они сжимали её в руках и знали, что она не подведёт.
Танец драконов всегда вился кругами вокруг облюбованных им людей. И сейчас они начали кружить вокруг деревни, высматривая для себя самый сладкий кусок мяса. Зачарованные мощью этих идеальных орудий для убийств, люди замерли, боясь даже представить, что они только что собирались сделать. Взглянув на соседнюю крышу, где обосновалась Ил, Генри заметил, как она примеряется к одному из гарпунов, которые захватила в их деревне. Пора была действовать, нужно было, чтобы все эти люди, добровольно отдавшие свои жизни в руки Генри, сбросили с себя оцепенение, начав схватку. Ударив своим копьём по плоской крыше сарая, на котором он обосновался, Генри стал мерно ударять им снова и снова. Вскоре Ил и ещё несколько мужчин присоединились к нему, начав свою песнь устрашения. Раньше так делали их отцы, стуча мечами по щитам, чтобы внушить страх противнику, теперь пришла и их очередь вступить в танец с драконами.
Драконы хрипели, хватая своими пастями воздух впервые проявленного перед ними сопротивления. Громкий свист заставил одного из них резко развернуться в воздухе, чтобы взглянуть на наглеца. Один из мальчишек, не старше двенадцати, не пожелавший покинуть свой дом, несмотря на страх смерти, натянул свою странную тетиву, задорно свистнув, чтобы привлечь внимание выбранного им дракона.
- Давай, тупоголовая курица, нападай!
Его звонкий детский голосок раздался в ночи ещё громче свиста. Кажется, мальчик не собирался сдаваться без боя: его самодельный лук было куда лучше создан, чем то, что смогли смастерить войны Генри. Правда, в качестве стрелы он решил использовал кол, должно быть, приготовленный для забора. Ощерив пасть, дракон ринулся в сторону мальчика, с громким свистом став всасывать воздух, чтобы выплюнуть в наглеца огонь. А мальчик только этого и ждал: он уже давно устал держать тетиву натянутой, сколько бы сил ему не давало желание выжить, они подходили к концу. Иллюза и мальчик выстрелили одновременно. Гарпун Ил лишь чиркнул по морде дракона, но он заставил дракона чуть дёрнуть головой, чтобы в его открытую пасть влетел заточенный кол. Огонь, что должен был уничтожить человека, сжёг дракона изнутри.
- Молодчина, Карл! – громко закричала Ил, перекричав даже предсмертный хрип дракона, а быть может Генри просто слишком хотел услышать человеческую речь, поэтому и разобрал её крик. Взглянув на мальчика, Генри, наконец, вспомнил его: три года назад, когда их поймали за укрывательство беженца, заковав в колодки в качестве наказания, Карл, как и другие дети, бросал в них тухлые помидоры. Правда, он так ни разу и не смог в них попасть. Когда их освободили, Генри похлопал мальчишку по плечу, пообещав, что в следующий раз он обязательно попадёт в цель.
Пепел усыпал головы людей, нанося на их лица уродливые маски смерти. В эту весеннюю ночь они превратились в настоящих монстров королевы. Копья, стрелы и гарпуны рассекали воздух, застревая в шкурах драконов, чтобы пробить их, как только драконы соударяться друг с другом, не войдя в очередной вираж, в попытках увернуться от летящего оружия. В эту ночь, озаряемую отсветами пылающих деревень, люди творили невозможное – они побеждали. Один за другим драконы распадались пеплом, приближая заметно поредевшее войско Генри к первому свободному рассвету в их жизни.
Последний из драконов упал на землю, снося своей исчезающей на ветру тушей часть деревенских строений. Торопливо спрыгивая с крыши уже начавшего гореть сарая, Генри истерично рассмеялся. Они выстояли, уничтожили почти всю деревню, которую хотели отстоять, но выжили. Победно вскинув руки к небу, Генри взглянул на подругу, которая, кажется, смогла запутаться в верёвке одного из гарпунов и сейчас комично прыгала на одной ноге, пытаясь себя развязать. Осознание победы доходило до остальных выживших постепенно: то тут, то там раздавался смех и крики.
- Я же говорил, что однажды ты попадёшь в цель, - хлопнув по плечу чумазого Карла, Генри направился к дому, на крыше которого застряла Ил.
- На самом деле я всегда попадал в цель, - счастливо пожав плечами, ответил мальчишка. – Просто я всегда целился в стражников за вашими спинами.
Смех, зарождающийся в груди Генри, умер раньше, чем смог высвободится. Такого дракона раньше они никогда не видели. На его узкой морде горели злобой золотые глаза; тощее тело было гибким и испещрённым огненными завитками; лапы его, казалось, сотканы из огня. Он не производил ни звука, размахивая свои крылья и, если бы Генри не взглянул на небо, то никто бы и не заметил этого дракона, пока он не уничтожил бы их всех.
- Иллюза! – заорал Генри. Этот дракон летел слишком низко, чтобы плеваться огнём, он собирался убивать тех, кто ещё был на крышах.
Радостно взмахнувшая руками, наконец, полностью свободная Ил подняла голову на крик, чтобы увидеть перед смертью огненную лапу. Люди бросали копья в этого нового зверя, но дерево сгорало, касаясь огненных узоров. Забравшись на крышу дома, Генри подхватил, оставленный подругой железный гарпун, в верёвке которого она так глупо запуталась. Он видел хрупкое безжизненное тельце Ил в когтях дракона, но отчаянно пытался не терять голову, выжидая, когда дракон сделает круг, чтобы выбросить тело его подруги и схватить другого человека. Золотые глаза дракона блестели в предвкушении, он выбрал Генри своей новой жертвой. Сломанное тельце было брошено на землю, и гарпун засвистел, рассекая воздух. Он пробил левый глаз дракона, верёвкой щёлкнув по узкой морде.
Рассвет нового дня забрал так много жизней, уничтожив столько светлых душ ещё живых. Погребальный костёр пылал. Их воистину безумная атака стоила многих жизней, но для Генри важней всего была одна из них. Он никак не мог поверить, что его единственная подруга покинула его, оставив одного в этом жестоком мире. Когда им было по пять лет, они капали свечной воск на ладошки, связывая друг друга нерушимыми клятвами. Они пообещали, что всегда будут вместе, и никогда не оставят друг друга в сложной ситуации. Им удавалось придерживаться своих детских клятв всю свою сознательную жизнь. Весна разрушила их клятвы.
- Почему они продолжают верить в меня, Ил, ведь я их подвёл? - сквозь треск огня никто не смог бы услышать вопрос Генри, кроме той, к кому он обращался.
- Они пойдут за тобой в огонь, Генри, теперь ещё увереннее, чем раньше. Ты, как и они, потерял в этой схватке душу. Теперь ты с ними одной крови, - Генри казалось, что огонь шепчет ему голосом подруги, отвечая на заданный вопрос.
Теперь он был со всеми этими людьми заодно - разделял вместе с ними одну идею: убить королеву. Она должна была заплатить сполна за всю боль, которую причинила людям своей магией. Слезы затмевали Генри глаза, и ему казалось, что в огне он видит смеющуюся королеву. Пусть они и убили её драконов - это ещё не окончательная победа, у неё есть войска и другие ящеры, которых она держит рядом с собой, как верных гончих псов. Генри помнил, как эти гончие мчались за ними с Ил, когда они пришли наворовать вишен в королевском саду. Он помнил, как вскрикнула Иллюза, когда один из этих пакостных гадов укусил её за руку. Это был единственный раз, когда он услышал, как его верная подруга стонет от боли. После того случая Генри капал воск на своё запястье клянясь, что больше никогда не позволит королева причинить Ил вред своими ручными игрушками. Ожог от невыполненной клятвы пылал на его запястье сильнее душевной боли.
- Мы пойдём на Тирант и окропим его стены королевской кровью! - холодный голос Генри разносился в ночи, заставляя толпившихся вокруг него людей ловить каждое его слово. - Я приведу вас к рассвету ваших жизней. Больше никогда никто не заставит вас отдавать своих детей или покидать среди ночи родной дом, чтобы не быть сожжённым в нем дотла, потому что королеве стало слишком скучно. Я приведу вас к победе и солнечному свету. Пойдёте ли вы за мной, зная какой высокой может быть плата за победу?
Только что они уплатили часть из этой платы, а она была крошечной, по сравнению с той, что ещё следовало уплатить. Но все они понимали, что, если не попробовать, они из года в год будут вынуждены отдавать своих детей в услужение королевы. Будут прятать в своих погребах беженцев из сожжённых деревень, надеясь, что королевская стража, состоящая из их же детей, не прознает об этом и не придёт за их головами. Они будут мечтать о смерти, и однажды запрутся в собственном доме, точно зная, что драконы летят, чтобы сжечь их селение.
- Да! - единый выдох сотен глоток сотряс небо.
Теперь их путь проходил от одного селения к другому, и в каждом из них Генри делал то, что раньше казалось ему невозможным и лживым. Вставал на повозку и произносил речь, забирая с собой сотни мужчин и женщин, жаждущих мести. Его войско разрасталось и было все ближе к мёртвым землям, окружающим дворец. Каждый раз смотря в глаза собравшихся рядом с ним людей, Генри ощущал себя монстром, подобным королеве. Его тело было испещрено шрамами, как её – магическими узорами; в его глазах горело безумие, толкающее всех этих людей на верную смерть у королевских ворот, в её глазах была магия, закрывающая её взор от всех человеческих мук. Кажется, они оба были созданы для того, чтобы пасть.
Слишком быстрыми были сборы войска Генри, слишком малочисленным составом они подошли к стенам дворца, но, как оказалось, там их уже ждали. Сама королева была во главе своего войска. Генри видел, как блестели золотые узоры на её кожаной нагрудной броне, а у ног ютились верные гончие ящеры. Они не могли летать, но зато они рвали врагов на части куда лучше своих крылатых сородичей. Ненавистный чёрный штандарт вился на башнях дворца и огромные чёрные драконы, впиваясь своими острыми когтями в камень, взирали оттуда на землю, надеясь, что их создательница разрешит им полакомиться свежим мясом.
- Надеюсь, что мы все сможем свидеться завтра, а если нет, надеюсь, вы выкупите этот день у королевы сполна! - прокричал Генри, метнув сквозь поле, разделяющее их с врагами, гарпун.
Он начал схватку, которая должна было положить начало новой эпохи. Сам того не ведая, Генри начал писать на странице своей сказки самую важную главу. Именно в этом месте все дети, слушающие эту историю, с нетерпением будут теребить родителей за руку, желая немедленно узнать, чем все закончилось. Так делал и он сам, когда мать рассказывала ему, как Аврора подняла с земли окровавленный меч своего отца, которым однажды злой колдун отрубил его голову и забрал с собой, как военный трофей. Тогда она победила, доказав всему миру, что оружие может служить верой и правдой, лишь в руках достойнейшего. Королева отбила гарпун Генри именно этим клинком, хотя она уже давно не была достойна этого оружия.
Битва началась: люди с обеих сторон ринулись вперёд навстречу стали, крови и бесконечной боли. Неотрывно следя за королевой, Генри уверенно продвигался к стенам дворца, отбивая выпады стражников и нанося свои. Ему не важны были все эти люди и схватка с ними, он не хотел прослыть славным мечником, он итак уже был Убийцей драконов. В сознании Генри звенел такой пронзительный детский голосок, наполненный истинной верой в каждое произнесённое слово. Он не давал ему забыть, какова его истинная цель.

Если я упаду, подними меня с земли.
Если окажусь пленённой, помоги мне сбежать.
Если понесу наказание, позволь его принять.
Если придумаю что-нибудь сумасбродное, поклянись остановить, а если не сможешь, то будь со мной до самого конца.
Если я умру, то не вини себя.
Если мы разожжём огонь, то пообещай, что не затушишь его, а заклеймишь им недругов, чтобы не случилось.
Если однажды мы победим, то принесём людям мир.
Если я тебя полюблю, то пообещай, что не будешь ненавидеть.

- Клянусь, моя милая, - шепнул Генри, следуя за королевой все выше по вырубленной в камне дворцовой стены лестнице. Она вела его в западню, и Генри прекрасно это понимал, но желание поквитаться было сильнее здравого смысла. Ил назвала бы эту идею самой невероятной из всех, в каких им совершилось побывать. Но Генри знал кое-что важное, о чём даже не догадывалась его подруга: чтобы не случилось с ними в этих безумных приключениях, он всегда выводил их живыми из передряг. Он собирался и сегодня остаться живым.
Войдя в пещеру, Генри покрепче сжал рукоять меча, стараясь разглядеть королеву во тьме. Он мог поклясться, что видел огненные всполохи, играющие на влажных каменных стенах, но никак не мог понять от чего они. Внизу с громкими победными криками его люди теснили королевские войска, ему нужно было, лишь пронзить своим клинком прогнившее чёрное сердце. Генри смог заметить королеву, в тот момент как с диким рёвом драконы сорвались с башен. Облокотившись о стену пещеры, королева внимательно наблюдала за ним, так что Генри, наконец, смог понять, что создавало отсветы. Её глаза горели золотом магии - в них уже не было другого цвета. Она променяла свою человечность на силу.
- Приветствую вас, королева Аврора, я принёс вашу смерть, - замахнувшись мечом, прокричал Генри. Ему не суждено было пронзить своим клинком её сердце. Стоило только королеве взмахнуть рукой и из тьмы пещеры создались гибкие прутья, поймавшие Генри в свои сети.
- Приветствую тебя, Убийца драконов, - шепнула королева, подойдя ближе к своему поверженному врагу. – Ты принёс мне куда больше, чем смерть. Ты принёс мне вечную жизнь.
Генри смотрел на королеву, стоящую перед ним, не веря, что когда-то восхищался ею. Да, она была красивой со своими черными, как смоль, волосами, точёными скулами и пухлыми губами. Высокая и статная женщина сводила с ума мужчин, пока в её голубых глазах не заполыхали золотые искры. Ей всегда легко удавалось побеждать, так зачем же она приняла его вызов?
- Зачем все это? Зачем ты приняла бой, если так легко могла победить? – прохрипел Генри, смотря в золотые глаза.
Прутья, созданные смертоносной магией, все туже стягивали его тело, пронзая кожу отравленными шипами. Это была его смерть. Окончание его мятежа и он, как все те драконы, которых он убил, отчаянно боролся за жизнь. Извивался, ещё туже связывая самого себя магическими прутьями, быстрее наполняя свою кровь чёрным ядом осознания конца. Надежды на чудо у всех перед смертью одинаковые.
- Мне нужен был герой, - чуть улыбнулась королева, беспечно взмахнув рукой, чтобы поднести тело умирающего противника к краю пещеры, чтобы он смог увидеть, как люди внизу бьются на смерть, надеясь что-то изменить. – И я выбрала тебя, Генри Прайд, сын Элоизы.
Должно быть, яд уже добрался до сердца Генри, раз вместо королевы он видел перед собой лицо своей любимой подруги, слышал её чудный голос, рассказывающий ему историю, которую он не хотел слышать. Иллюза улыбнулась, заметив смятение в его глазах, и присела рядом с ним на землю. Её тонкие пальчики перебирали его волосы, даруя блаженные минуты покоя и наслаждения, заставляя забыть о боли и страхе смерти.
- Мне нужен был герой, который сделал бы что-то невозможное, подняв людей на восстание, повёл бы их против меня, надеясь на победу. Мне нужно было, чтобы он был красив и харизматичен, чтобы, смотря в его чистое открытое лицо, все верили бы его словам, - голубые глаза Иллюзы блестели золотом драконьего пламени, не позволяя Генри умереть раньше времени. - Веками люди бросали мне вызов, желая убить, но никто из них не смог добраться до моей спальни, до моего сердца. Никто кроме твоей матери, Генри. Ей удалось пробить моё сердце своим клинком. Такая отчаянная и решительная, она не учла одного: пока где-то жив хотя бы один дракон и моё сердце будет биться, как бы его не хотели остановить. Я создала множество якорей, способных подарить мне истинное бессмертие. Только вот этим я прогневала свой народ, и он возжелал моей крови.
Драконы ревели на поле боя, уничтожая армии восставших и защитников. Они не щадили никого, уничтожая всех, кто однажды смог бы взять в руки клинок и задумать очередной переворот. Королева с лицом Иллюзы бесстрастно наблюдала за тем, как уничтожается её королевство, то, что она создавала веками, превращалось в пепел. Светлый день обратился ночью. Распустившееся на каменных стенах упрямые цветы от жара схватки заполняли воздух удушливым дурманом.
- И тогда я решила, что создам своего героя сама, из того сильного сердечка, что билось под сердцем моей нерадивой убийцы. Я позволила твоей матери жить, отправив домой, заставила её взять на воспитание девочку, убитых её надеждами на свободу, соседей. Иллюза Маккерби – девочка, которой никогда не существовало, которую ты так любил, Генри. Ты следовал за ней в огонь и воду, стойко терпя наказание стражей за все те мелкие бунты, что вы поднимали. Ты влюбился в меня, при этом искренне ненавидя меня настоящую. Я воспитала в тебе героя, который дошёл до этой пещеры, чтобы убить чудовище.
Внизу свистели копья и выли драконы, которых королева позволила убить, других она развеяла сама, и Генри видел, как их чёрные души вплетались в причудливый рисунок на её руках. Глаза Иллюзы горели золотом, разгоняя гарь с поля боя, позволяя солнечному свету заполнить окровавленные земли, вселить в сердца уцелевших надежду.
- Я помню, как ты хотел умереть, мой маленький герой, - по мановению руки, путы исчезли, но обессиленный от яда, Генри все равно ничего бы не смог сделать.
- Зачем я…
Не было сил закончить вопрос, и Генри просто надеялся, что за столько лет их общения, Ил смогла научиться заканчивать его речи за него. Хотя, как оказалось, это он говорил её словами, обращаясь к людям. Магия королевы всегда была безупречной и в ней, как оказалось, не было места надежде.
- Потому что все эти люди любят тебя. Теперь ты поведёшь их к восходящему солнцу, как и обещал, - королева взмахнула рукой и, прежде чем умереть, Генри увидел облик, который она приняла.
Он смотрел в собственное лицо, замечая на нем каждый штрих, что внесла королева. Она учила его плавать в детстве, и когда случайно в неё попал камнем соседский мальчишка, и она стала тонуть, Генри бросился в реку, ни о чём не раздумывая. Тонула его единственная подруга, и неважно было, как хорошо он плавает, – главное спасти её. Она учила его держать удар, закаляя, как лучшего своего солдата, в множестве уличных драк, спровоцированных её неумелыми попытками украсть что-то у прохожей ребятни. Учила его драться на мечах и метать копье, потому что нельзя воровать в королевском саду, не наткнувшись на стражу. Королева выковала его своей кровью, как и множество своих драконов. А когда пришло время, она отправилась с ним в очередное безумное приключение, позволяя ему понемногу убивать себя.
- Лишь… иллюзия…
В последний раз выдохнул Генри, отправляясь навстречу всем тем, кого предал. Слезы падали с лица королевы, оплакивающей мужчину, лежащего у её ног. Такого прекрасного и храброго. Он стал бы таким и без неё, она просто ускорила этот процесс.
- Но это не значит, что эта иллюзия тебя не любила, - королева закрыла лучистые глаза Генри, и, наклонившись, коснулась его губ своими. – Только в одном ты был не прав, мой милый. Память бессмертна. Я буду помнить тебя, пока мир не сгинет в огне.
Взмах руки придал Генри новый облик, который раньше носила она, подняв его на руки, королева направилась вниз к мятежникам, что одерживали верх над её солдатами. Бунтари видели мёртвую королеву на руках своего предводителя – это предавало им мужества биться ещё сильнее, тесня солдат. Королева начала эту шахматную партию так давно, что сейчас, заканчивая её, чувствовала лишь разочарование. Она никак не рассчитывала, что так полюбит этого мальчишку, которому сейчас мятежники хотели отрубить голову и, насадив на пику, выставить на обозрение миру.
- Не трогайте, - теперь говоря свои слова его голосом, королева чувствовала лишь боль. – Мы предадим её огню, так же, как и всех павших в этом сражении. Мы не станем уподобляться королеве, ведь мы с вами боролись против таких актов агрессии над мёртвыми.
Мужчины отпускали головы, чувствуя, что только что чуть не предали мир, за который боролись. Они согласно кивали своему новому вождю, торопясь начать приготовление к погребальному костру. Входя в королевский дворец среди неотёсанных мужчин и женщин, влекущих закованную стражу за собой, королева видела в сотнях зеркал своё истинное отражение, видела, как в множестве рубцов, нанесённых на тело её любимого героя, прятались черные души её драконов. Садясь на собственный трон, королева не ликовала, но все же была рада. Она начнёт все сначала, постаравшись дать этим людям мир, о котором так мечтал Генри. Она должна это сделать, ведь она поклялась.
Саваны сотен людей были серыми, лишь её герой был укутан в чёрный. На их тела вылили масло. Женщины и дети стенали, прощаясь со своими любимыми. Мужчины крепко сжимали зубы и смотрели на своего нового вождя с надеждой и гордостью. Он обещал им победу, и пусть не все до неё дошли, Генри Прайд сдержал своё слово и сверг тирана.
- Покойтесь с миром. Память о вас будет жить в веках.
Факел легко выпал из рук королевы, начав пожарище. Если бы мужчины и женщины, что собрались у погребального костра, взглянули на их предводителя, то они увидели бы, как черные души драконов покидали его тело, чтобы стать частью вечной ночи. Они бы увидели, как в его глазах золотом горела магия королевы. Но никто из них не посмел поднять глаз, скорбь их была слишком велика.

@темы: оригинальная бредня, конкурсы и фесты

---

Посмертие

Автор: yeah_nocuus
Бета: Limon_Fresh
Жанр: джен, мистика
Рейтинг: R (ненормативная лексика)
Описание: Посмертие у каждого своё.

Читать дальше

Весна. Как много в этом слове. Больше всего на свете я ненавидел весну. Слякоть, сырость, вечные дожди, это чёртово цветение всего, что может цвести. Именно весной меня чаще всего ловили копы. Не знаю, может быть, на меня так действовали первые тёплые деньки, и вся моя сдержанность и благоразумие улетучивались к чертям. Как бы там ни было, эта весна стала для меня последней.
Самая банальная смерть, которую может заслужить мелкий воришка - три пули в грудь. И это произошло именно тогда, когда я сорвал отменный куш. С теми деньгами, которые мне удалось украсть, я смог бы уехать в другой город, может быть, даже в другую страну, и начать свой бизнес. Хотя, о чём я говорю, какой к чёрту бизнес, разумеется, я прокутил бы эти деньги, спустив их на девочек, выпивку, сигареты и наркотики. Но не судьба: я не успел даже долги отдать, как этот яйцеголовый мудак загнал меня в обосранную подворотню за китайским рестораном и пустил мне три пули в грудь.
Будучи не слишком верующим человеком, но все же заглядывающим в церковь, чтобы припрятать там украденные деньги, драгоценности и оружие, я все же пару раз слышал краем уха как священники разглагольствовали о загробной жизни. Спорю на те полмиллиона, которые я украл у мудака, сейчас старательно обыскивающего мой холодеющий труп на наличие ключей от квартиры или банковской ячейки, они охереют, когда найдут в дальней исповедальне сумку с деньгами. И, пожалуй, захотят пройти обряд анафемы, когда узнаю, что никакого, мать его, света в конце туннеля ни для кого не предвидится. Поэтому я и стоял рядом со своим телом, наблюдая за тем, как этот буйвол мародерствует. Так и не найдя ничего, что могло бы подсказать ему, где спрятаны деньги, эта тварь плюнула мне в лицо и кощунственно надругалась над моим телом, закинув его в мусорный бак.
Ох, вот если бы только я был жив, я бы с превеликим удовольствием нарушил омерту и выболтал бы все, что знаю полиции. Я бы пел, как соловей, лишь бы посмотреть, как на этого полудурка наденут наручники и отволокут в камеру. Но так уж получилось, что я лежал в мусорном баке, а это абсолютно не способствовало тому, чтобы сотрудничать с полицией. Постояв ещё немного в переулке, оплакивая свою жалкую участь, я решил направиться к награбленному. Скорее всего, Марк довольно быстро заставит моего соседа по квартире выболтать, куда я часто захаживал, и он ринется в церковь. Как бы мне этого не хотелось, но этот кусок говна все же получит свои деньги назад.
А как все хорошо складывалось. Одна из мелких шестёрок Марка в пьяном бреду выболтала мне, что он собирается украсть дочурку какого-то бизнесмена прямо из школы и потребовать за её голову полмиллиона выкупа. Я знал Марка, как облупленного, так что, разумеется, он назначил операцию по обмену именно в том районе, который он контролирует. Так что мне оставалось только послать маленькую весточку в полицию и наблюдать за тем, как ФБРовцы, полиция и ребятки Марка пытаются друг друга перестрелять. Во всей этой суматохе я незаметно спёр сумку с деньгами и угнал фургон, в котором держали девчонку, благо эти дуболомы оставили её одну, чтобы прикрывать босса. Велев девчонке переложить все деньги в мешок, который ей, по всей видимости, накинули на голову, когда украли из школы, я бросил тачку рядом с ближайшей станцией метро. Мы знатно покатались с малышкой на метро и, в конце концов, я посадил её на тот поезд, что привезёт к дому, а сам испарился в ночи. Мне казалось, что все было идеально, но... Кто же знал, что эта пигалица училась в школе искусств, и она блестяще рисует. Так что, когда в полиции появились ориентировка на парня со шраминой на правой щеке от укуса бульдога, то тут ребятня Марка и начала травлю. Несмотря на столь плачевное положение дел, мне удавалось прятаться от них два дня и, пожалуй, это был мой личный рекорд. Обычно после какой-нибудь значимой кражи меня находили максимум за пять часов, и находили всегда в одном и том же месте - у продавца кокса. Для всего бандитского мира Лондона Уильям, пацан с дурацким шрамом на щеке, был знатным неудачником.
И сейчас этот знатный неудачник сидел в церкви. Честно говоря, я ожидал, что уж в церкви со мной точно должно случиться что-то особенное. Но, кажется, я снова и снова обламывался по жизни. Молоденький священник, совсем недавно закончивший семинарию, начал проходить по залу, чтобы проверить, не забыл ли кто свои вещи. Феноменальным фактом было то, что никто из этих святош никогда не проверял за статуями Божьей матери, именно там и были мои нычки. Настучи кто на эту церковь полиции, то они бы в ней столько кокса нашли, что подумали бы, что здесь лаборатория. Парень прошёл мимо меня, поправив пару Библий, лежащих на скамеечке. Какого хера, неужели, это и есть моё посмертие?
- Я боялся того, что однажды это случится, - когда пастор Колин обратился ко мне, я, честно говоря, знатно пересрался. Хоть я уже и был покойником, и отчаянно желал выяснить, какого черта со мной творилось, я никак не думал, что объяснять мне все будет живой человек.
- Это было предсказуемо, - пожав плечами, я попытался сделать вид, что не шуганулся его, как мелкая чихуахуа от бульдога.
- Раз, это было предсказуемо, то почему ты остался здесь, а не отправился кутить куда-то дальше в своём посмертии - старик сел на скамейку рядом со мной. Интересно, он хоть сам понимает, что разговаривает с привидением?
- Я же неудачник. Видать моё посмертие такое же унылое, как и моя жизнь, - было немного обидно, что в загробную жизнь я ушёл с тремя красными пятнами на груди, они портили мою ещё почти новенькую толстовку, да и вообще весь мой внешний вид.
- На земле остаются те, у кого есть какие-то незаконченные дела, - авторитетно заявил пастор. Да уж, незаконченные дела. Мне было всего семнадцать, когда меня пристрелили, не далее как час назад, так что у меня была ещё вся жизнь впереди. Чёртов старик смотрел на меня так, как будто я должен был сею секунду исповедаться перед ним. Вот уж дудки, я отлично прожил свою жизнь и ни за что каяться не собирался. С вызовом глянув на старика, я покопался в карманах куртки и достал полупустую пачку сигарет. Забавно, что в загробную жизнь вместе со мной перешли и они. Затянувшись, я выдул дым через ноздри, с усмешкой взглянув на пастора.
- А знаешь, преподобный, кое-что я тебе сообщить могу, - мне никак не хотелось, чтобы Марк получил деньги, так что я выдал святоше все свои тайники. - Перепрячьте, чтобы всяким говнюкам не достались.
Выбросив окурок, аккурат в сторону алтаря, я крайне довольный собой вышел на улицу. Ну что теперь можно было и поискать какого-нибудь полудурка, которого пристрелили с бутылкой вискаря в руках. Говорят, здоровяка Винни расстреляли, когда он был в баре. Точно как его убили, я не знал, потому что торчал тогда в детской колонии за кражу бутылки водки и пачки сигарет из супермаркета. Честно признаюсь, это был не самый мой разумный поступок.
Добропорядочно пропустив парочку машин, проезжающих по дороге, я посеменил в бар, где любили собираться все ирландцы. Ох, однажды эти парни знатно меня отлупили за то, что я украл у одного из них десять штук, но потом, как перевернули меня лицом к небу и увидели мой шрам, они не стали доканчивать дело. Пожалели юродивого.
Нет, далеко не все мои делишки заканчивались тем, что меня ловили. По большей части это случалось только тогда, когда я пытался отхватить кусок, который явно был мне не по зубам. За день я мог стянуть из карманов добропорядочных граждан безделушек на пару тысяч фунтов, но мне всегда хотелось отхватить такой куш, чтобы хоть на пару месяцев забыть о воровстве. Именно из-за таких наполеоновских замашек меня и ловили, ну и ещё, возможно, потому, что выглядел я как идеальная заготовка для зомби. Высокий и тощий, я однажды подумывал подрабатывать живым скелетом в какой-нибудь школе для богатеньких сосунков. Мне даже напрягаться бы не пришлось: мышечной массы во мне было с гулькин хрен, руки были сплошь покрыты синяками от хреновых инъекций, а тело - от побоев. Но я отказался от этой идеи, когда увидел, что в школу, которую я для себя облюбовал, походкой вразвалочку, одетый в идеально отутюженную школьную форму, входил парень, у которого я покупал наркоту. Эта территория была явно за ним, так что мне ничего бы не перепало.
- Неудачник со шрамом! - пробасил Винни, поднимая вверх обе руки. Да уж, его внешний вид был ещё хуже моего: одна зияющая дыра вместо правого глаза чего стоила. - Выпей со мной.
Не знаю уж, как у Винни оказалось два стакана и целая бутылка виски. Он щедро налил нам выпить, и мы замолчали, став наблюдать за живыми. Иногда я украдкой посматривал на Винни, в душе надеясь, что увижу, как виски выливается из него через все те дырки, что в нем были. Поделившись с беднягой по несчастью сигаретами, я, облизнувшись, взглянул на барменшу. Когда мой внешний вид ещё не был таким эпатажным, мы с этой красоткой знатно отдыхали вместе. Она позволяла мне хлестать себя ремнём и даже чуть придушивать во время секса. Не то чтобы я фанател от такого, но раз девушка просит.
- Так значит, решил остаться здесь? - выкурив парочку сигарет, Винни, наконец, затеял беседу.
- Большего выбора мне не предоставили, - пожав плечами, я плеснул себе ещё чуть-чуть виски.
- Значит, карга с косой к тебе ещё не приходила? - с прищуром спросил Винни, перекатив спичку из одного уголка рта в другой. Должно быть, именно из-за картинной шаблонности ублюдка его столько парней и ненавидело.
- Нет, пока не видал, - я только недавно научился выдувать дымные кольца, так что сейчас вовсю баловался, хуже, чем есть мне все равно уже не станет.
- Тело ещё не нашли, - со знанием дела, хрюкнул Винни.
- А если не найдут? - хоть такой исход был маловероятным, я все же спросил. Быть невидимым призраком в мире живых людей было не самой большой моей мечтой.
- То через пару дней придёт, - пожал он плечами. - От смерти не спрятаться, кем бы ты ни был.
Мы выпили ещё и выкурили по паре сигарет, когда впервые случилось что-то ненормальное в моём посмертии. Все моё жалкое естество вдруг сжалось в комок, а когда я смог прийти в себя и открыл глаза, то оказалось, что я нахожусь в подворотне, а копы достают моё тело из мусорного бака. Когда один из них повнимательнее пригляделся к моему перепачканному в каком-то дерьме лицу, то громко заржал.
- Вот неудачник, - отсмеявшись, хрюкнул он. Мелкая гнида! Была бы моя воля взял бы доску, коих в подворотне было много, и от души врезал бы ему по башке, чтобы составил, урод, мне компанию.
- Он прав, - голос у госпожи Смерть был тихий и спокойный. Думаю, такой он и должен был быть, ведь её присутствие в жизни каждого человека неотвратимо, и все, что ей остаётся, это провести нас через... Ну через что она нас проводит. А вот мы вполне могли и поорать, ну мне так кажется.
- Да ладно, я же настоящий лапочка, - махнув в сторону своего мёртвого тела, я через пару минут понял, что в таком виде, как сейчас, это будет ложью. Вот, если бы я умер месяцев так пятнадцать назад, когда ещё не подсел на сильные наркотики, то это было бы правдой. - Ну что, давай сыграем в игру что ли?
- Зачем? Твоё тело уже нашли, - обнадёживать эта бабенция явно не умела. Марк - уродец только и знает, как навариться на своих жертвах, а об их посмертии так и вовсе не задумывается. Репутацию себе он делает. Три пули в живот - это не репутация, так каждый дурень может, а вот, если бы он каким-нибудь изощрённым способом убивал, вот тогда - это репутация.
- Как меня зовут? - имя мне придумали в приюте, взяв самое распространённое для той местности, так что мне хотелось бы его узнать. Узнать, кем же я все-таки был.
- Уильям Альфред Берг, - надо же, с именем угадали. Мне хотелось спросить у неё ещё о многом, но зачем, если скоро я итак должен буду все узнать.
- Что дальше? - моё тело погрузили в машину, так что о дальнейшей его участи позаботится государство. А затраты моей любимой страны на меня будут минимальными. Может, стоит сгонять в церковь и попросить пастора закатить мне шикарные похороны? Пока я размышлял, Смерть протянула мне руку, так что я чуть не проморгал свою возможность свалить из мира живых людей. На этот раз перемещаться невесть куда было даже приятно. Смерть привела меня на вокзал. Ох, я обожал их, правда, ни одна из моих поездок не принесла мне ничего хорошего, хотя каждый раз, садясь на поезд, я отчаянно желал в новом месте все сделать правильно.
- Отсюда ты можешь выбрать любую дорогу, - великодушно позволила она мне, степенно направившись куда-то вдаль по перрону.
- И что там будет в конце пути? - я успел крикнуть, пока она не слилась с густым лондонским туманом.
- То, что пожелаешь, - уже растворяясь в окружающей обстановке ответила она. Вот уж помогла, ничего не скажешь, а если я пожелаю оказаться в средневековье, став рыцарем круглого стола? Стоило мне только об этом подумать, как пути передо мной приняли вид весьма странный и ржавый, будто по ним меня собирались отвести в глубокое, разрушенное прошлое. Из интереса я решил подумать о возможном будущем и пути стали новёхонькими и блестели, через них, кажется, даже голубые искры проскальзывали. Значит, стоило мне определиться с тем, куда я хочу попасть и… встать на образовавшиеся пути, то меня закинет в это время. Но кем я буду в этом времени? Таким же призраком, который может всех видеть, но не может ни с кем взаимодействовать?
Должно быть, те вещи, с которыми мы умираем, остаются с нами, где бы мы их не забыли, так что пачка сигарет была в кармане пуловера, я достал её и, закурив сигарету, присел на скамейку. Так чего же я, Уильям Альфред Берг, хочу? Имя перекатывалось на языке, как хороший коньяк. Все же было приятно знать собственное имя. Всю жизнь я пытался выяснить, как же по-настоящему меня зовут, кем были мои родители и почему я оказался в приюте? Как я оказался на улице и стал тем, кем был, я знал прекрасно. Как я докатился до состояния зомби тоже было мне известно.
Я решился на всю эту авантюру с кражей выкупа, лишь потому что этой суммы точно бы хватило на лечение и детектива. Вылечившись от своей зависимости, я, быть может, прожил бы ещё лет сорок, возможно, даже став приличным человеком, а с правдой о своём прошлом я был бы самым счастливым почти приличным человеком. Но вышло, как вышло. Самым невесёлым в моей никчёмной жизни было то, что я обладал уникальными способностями, но даже с ними ничего хорошего не добился. Я был как чёртова Кэрри из романа Кинга, но стоило мне только накуриться или нюхнуть кокса, как я начинал вытворять всевозможную белиберду, и даже мои уникальные способности не спасали меня от краха. Вместе с героином я обрёл странные разбитые воспоминания: сначала это были разноцветные вспышки и крики, а потом грёзы, за которые я заплатил собой. Я видел себя, и меня любили, я ощущал это, знал и никак не хотел терять.
Так значит, несуществующий поезд отвезёт меня туда, куда я захочу. А я хочу быть собой только с той лишь разницей, что все не покатится к дьяволу в самом начале и меня не отдадут в приют. Я хотел свою жизнь без лишений и боли, без зависимостей и преступлений. Я был неудачником: плохим вором и наркоманом, но я не пересёк черты - не убил никого, так что, хоть что-то я сделал правильно.
Отбросив окурок, я подошёл к краю перрона: это были крепкие, пусть и латанные много раз, рельса. Они уходили вдаль, оставаясь все такими же прочными, кажется, в какой-то момент даже железо на них стало лучше и заиграло. Да, этот путь я выберу для себя.
Множество раз бывая на различных вокзалах, иногда я задумывался над тем, чтобы прыгнуть под колёса, закончив свои метания. Но это всегда казалось мне унизительным: расстаться со своей жизнью, потому что не справился. Я ведь даже пока не попытался, поэтому я всегда останавливался на краю и ждал свой транспорт. А сейчас, по всей видимости, мне нужно было сделать то, против чего так часто восставал мой рассудок.
Где-то вдали раздавался гудок паровоза и, закрыв глаза, я стал ожидать того, столь любимого мной ощущения, приближения огромной металлической машины, способной увести меня к новой жизни. В воздухе ощутимо пахло сиренью, и мне представилось, как сильный порыв ветра срывал нежные лепестки и уносил их далеко-далеко. Я ненавижу как пахнет сирень, ведь каждый раз, когда она цветёт, заметно холодает, и я обязательно простужался. Но сейчас, вздыхая полной грудью сиреневый дурман, мне казалось, что я живу, хоть и был мёртв. Несуществующий поезд издал приветливый гудок, и я сделал уверенный шаг вперёд – в неизвестность.

@темы: оригинальная бредня, конкурсы и фесты

---

Попадос

Попадос

Автор: yeah_nocuus
Бета: Limon_Fresh
Жанр: Reality, Bromance
Рейтинг: PG
Пейринг: Тётя|Племянник
Описание: Оправдание «Он первый начал» не срабатывает, если твой оппонент полуторогодовалый пацан.

Читать дальше

В жизни почти каждого человека наступает такой момент, когда его старшая/младшая/двоюродная, одним словом, какая-то из сестёр рожает ребёнка, и он становится дядей или тётей. В данном случае, старшая сестра родила сына, сделав тебя тётей. Пожалуй, именно с этого момента и стоит начинать список твоих неудач, которые явно продлятся до конца дней.
Первая из них – это проигрыш в споре с отцом. Ты ставила на то, что родится девочка. И на тебе: без пяти семь утра родился пятидесяти двухсантиметровый пацан весом в три с половиной килограмма. И для тебя остаётся неведомым один факт: почему большинство современных карапузов рождается в такой весовой категории. Где все эти очаровательные милашки ростов в сорок семь сантиметров и весом, не превышающим два с половиной килограмма?! Как бы там ни было, и как бы ты не считала саму себя самым очаровательным и милашечным ребёнком, в результате первой неудачи тебе пришлось покупать торт, и смотреть на самодовольную физиономию отца, который каждый кусочек торта ел с таким видом, как будто был Цезарем в исполнении Алена Делона. Излишне самодовольно.
Вторая неудача – это целая серия поездок и походов. Начинаются они с походов в поликлинику с сестрой и племянником. И, если во время беременности ты считала свою сестру настоящим кадром, который разревелся после того, как примерил одежду для беременных, то теперь её крылатая фраза «Я не краааасиииивая» стала тем, чем она пугает тебя. Кажется, твоя сестра от души оторвётся, если ты забеременеешь и припомнит тебе все, что ты умудрилась сказать ей во время/после беременности. Иногда стоит держать язык за зубами. Особенно, когда на приёме у терапевта тебя приняли за её старшую пятнадцатилетнюю дочь. Никак не стоило, выходя из кабинета, заявлять: «Ты должно быть реально плохо выглядишь, зато я просто милашка». В походах в поликлинику в принципе нет ничего напрягающего, кроме того, что ты должна пройти полмикрорайона, чтобы добраться до сестры.
А вот в поездках из садика, есть пара неприятных моментов. И заключаются они в том, что сидя на заднем сидении с племянником, ты опираешься головой на кресло, в котором он должен сидеть, но почему-то никто так не считает кроме тебя, а ребёнок, между тем, верещит, извивается в твоих руках, никак не желая сидеть спокойно. «Титю» - единственное, о чём он может просить и выть, обмякая в твоих руках, как кисель, чтобы его не могли удержать. За всю дорогу в машине ты получаешь приличное количество ударов маленькими кулачками, локтями, головой, но, в конце концов, ты сдаёшь племянника на руке сестры, и почти счастливая уходишь домой зализывать раны.
Третьим и самым важным пунктом в списке неудач является неспособность твоей сестры следить за временем. Они могут прийти к вам в гости в три часа дня, а уйти около полуночи. Да, у них совершенно не получается выработать какой-то режим сна, а заодно и отнять парня от груди. Разумеется, ты любишь свою сестру и племянника, но, если честно, только в первые несколько часов. Затем твой запал энтузиазма иссякает, и ты безучастно сидишь на диване, наблюдая за тем, как маленький монстр крушит все кругом. Ещё через час запал иссякает у дедушки, так что он просто сидит на полу в гостиной и позволяет внуку крушить его коллекционные машинки.
На следующий день он купит Супер Момент и будет приклеивать все эти маленькие оторванные бампера, фары, дверцы и сигнальные огоньки. И как только все детальки схватятся, он спрячет куда-то все хрупкие машинки, так что даже ты не знаешь, где они находятся, оставив только маленькие инкассаторские Нивы, которых не жалко.
Последним запал, несомненно, иссякает у бабушки. Для тебя это заметно, потому какие она бросает на тебя взгляды, когда малыш находит что-то ещё, что можно разбросать или сломать. Но все эти усталые взгляды совершенно не замечаются сестрой, поэтому ты идёшь ставить чайник и, усаживаясь в уголочек за кухонным столом, ждёшь, когда вода закипит. Как говорится, чай может творить чудеса, ведь мы наливаем кружку чая какую бы новость не узнали.
Процедура чаепития – это ещё одно испытание стойкости нервных клеток. Начинается все вполне нормально: вода разливается по кружкам, пакетик заварки отпускается в кипяток, и все разбирают тот напиток, который выбрали. А потом начинаются крики и вопли, и ты сидишь в своём уголке, медленно потягивая чай и стараясь не обращать внимания на то, что племянник, сидящий на тумбочке рядом с тобой, лупит тебя по ноге. Ему это явно нравится так же, как и то, что его пытается покормить чем-нибудь бабушка, а не мать, которая начинает истерично повышать голос и хлопать его по попе, если он отказывается открывать рот, стараясь промычать сквозь сжатые губы «Титю».
В первый год жизни племянника все чаепития и попытки накормить его чем-нибудь происходили под мультфильмы «Маша и Медведь» и, если честно, ты все время ждала, когда в конце мультика медведь сожрёт эту противную девчонку. Но только ты могла спокойно дотерпеть до конца мультика, терпение твоего племянника заканчивалось сразу же после начальной песенки, ну, может быть, оно распространялось ещё на сорок секунд после неё. Во второй год его жизни оно стало проходит под «Свинку Пепу». И вот тут твой рассудок стал заметно восставать против такого фонового мультфильма. Во-первых, он и нарисован ужасно, а, во-вторых, это же бред чистой воды, но твой племянник может зачарованно сидеть на месте и смотреть этот глупый мультфильм. Поэтому ты не возражаешь, ты даже покорно включаешь его на телевизоре по первому требованию. Лишь бы этот маленький неугомонный мальчишка не разносил квартиру. Ты даже согласна лежать вместе с ним на диване под этот мультик, пока не получишь в висок его лбом, потому что ему покажется мало места на диване, и он начнёт тебя выгонять.
Но это небольшое отступление. Самым первым травмирующим воспоминание в вашей совместной с племянником жизни становится день его крещения.
Та пятница была уже по-летнему тёплой, хотя на дворе ещё была весна, и ты, садясь в машину, рассчитывала, что покатаешься на велике и вообще проведёшь выходные очень недурственно, но пришла суббота… Священник был приглашён на службу в отреставрированную церковь в деревне. Изначально говорили, что детей будет не больше пяти, в результате их оказалось одиннадцать. Не так уж и много, если не брать в расчёт то, что это был настоящий весенний день. Температура воздуха упала в два раза, по сравнению с той, что была в пятницу и все были одеты слишком легко для такой погоды. К тому же находится в нетопленной церкви, воздух в которой был влажный и затхлый, было в несколько раз неприятнее, чем на улице. Но ты стойко должна была вытерпеть всю эту процедуру из громких криков детей и воистину странного поведения священника. В конце концов, тебе нужно было лишь трижды обойти купель. За этим и встала основная загвоздка.
Вес твоего племянника, к моменту крещения, достигал треть твоего, и он орал и извивался в твоих руках, постепенно сползая вниз. А перехватить его поудобнее не было никакой возможности, потому что чёртова свечка в твоей руке горела, норовя обжечь тебя и, не дай Бог, извивающегося мальчишку. Каждый раз, обходя купель и замечая взгляды родителей, тебе было немного смешно. Все прекрасно понимали, что ещё чуть-чуть и скорее всего малыш пойдёт вместе со тобой в обход купели, так как он уже приближался к опасной границе неудержания, но к счастью ход закончился быстрее. После этого дня тебе будут очень часто напоминать, что ты чуть не уронила крестника при крещении. Но, эй, разве ты виновата, что он такой пухляк, а мужик, выбранный в качестве крестного отца, не приехал на крещение. Несомненно, ты бы тоже прекрасно справилась с миссией, если бы нужно было нести одну свечку.
Вторым травмирующим событием в твоей жизни станет то, что тебя оставили с ним одну, пока твоя сестра ходила к зубному. Все бы ничего, если бы не то, что малыш спал, когда она ушла. Первые несколько часов все было просто отлично, и в душе ты уже стала подумывать как скоро вернётся сестра, и тут ОН проснулся. Проснулся и потребовал маму, совершенно не обращая на тебя никакого внимания. Он прошёлся по всей квартире, открывая все двери, и чем меньше оставалось помещений, в которые он мог заглянуть, тем громче становились его крики и плачь. На тебя племянник до сих пор не обращал никакого внимания, продолжая ходить кругами по квартире, отмахиваясь от твоих рук и совершенно не прислушиваясь к тому, что ты пытаешься ему говорить. В конце концов, приходится обратиться за помощью к твоей матери, позвонив ей. На несколько мгновений он прислушивается к тому, что говорит ему бабушка, но затем снова начинается плач и хождения кругом по квартире. Малыш, открывающий все двери, и ты следующая за ним по пятам. И тут начинается битва за то, кто приедет успокаивать плачущего ребёнка быстрее: бабушка или его мама. Сестра от зубного возвращается на пять минут быстрее бабушки. Да, из тебя никудышная нянька, но, постойте-постойте, тебе до сих пор удаётся покупать детский билет в кинотеатр, хотя у тебя уже есть два высших образования, так что у тебя ещё все впереди.
И вот теперь, когда наступила вторая весна в жизни твоего племянника, он снова стал довольно часто приходить к вам в гости. Теперь, когда тебя выселили из собственной комнаты, потому что твою слегка слетевшую с катушек бабулю нельзя оставлять одну, стало куда проще прятать все хрупкие вещи. Просто, когда ты слышишь сигнал домофона и, поднимая трубку, слышишь «Тётя», то машинально убираешь ноутбук, книгу и планшет в шкаф на самую верхнюю полку.
Твои книги и племянник – это вообще отдельная тема. Ты всеми правдами и неправдами стараешься не подпускать его к шкафу с книгами. Каждый раз, когда он тянется к стеклянной двери шкафа, пытаясь её открыть, ты встаёшь грудью на защиту твоих книг. Нет, на самом деле, на его счету только одна разорванная обложка от VHS Тарзана, но лучше не рисковать. Разумеется, больше всего тебя бесит, когда приходит дедушка и отстраняет тебя от шкафа, доставая для парня все книги, которые он хочет. Те книги, которые ты до сих пор не прочитала. Они стояли в твоём шкафу ещё девственно не открытые и такие чистые – их ещё читать-не перечитать. А твой отец выдаёт ему по одной книге и твоё сердце кровью обливается каждый раз, когда племянник открывает их и начинает переворачивать страницы. Каждая твоя попытка забрать у него книги заканчивается криками и воплями, и очередная книга вынимается из шкафа, лишь бы ребёнок не плакал.
Если честно, ты над собственными очками трясёшься меньше, чем над книгами, хотя одни очки уже канули в лету из-за мальчика. И тогда ты искренне ненавидела сестру, а не ребёнка. Нельзя звонить по телефону после того как твой сын разбил дизайнерские очки и смеяться, сообщая это.
Нельзя.
Никогда. Нельзя. Так. Делать.
Вопрос с твоей многочисленной электроникой так же весьма щепетилен, но обычно ты успеваешь все спрятать до того, как племянник что-то увидит. Хотя, конечно, не обошлось без эксцессов, например, наклеечка на шнуре зарядного устройства твоего ноутбука. За три года ты уже почти срослась с этой наклеечкой, она стала частью бытия этого бренного мира, и вот она попалась на глаза мальчику. Он хитро косится на тебя, явно прикидывая, успеешь ли ты подпрыгнуть и забрать из его рук шнур, и начинает отклеивать краешек наклейки. Первая попытка его остановить увенчивается тем, что он начинает делать своё мерзкое дело ещё быстрее. Вторая – вызывает импульсивное подёргивание во всем его маленьком тельце, ещё чуть-чуть и он рванёт прочь. Стоит тебе только в третий раз открыть рот, как малыш с криками «Баба» убегает прочь, часто-часто перебирая ножками. Именно так он всегда убегает от тебя, когда напакостит, и не хочет, чтобы его за этим поймали.
Правда, так же он убегает и от кошки. Кошка, к слову сказать, твоё спасение. Только тебе удаётся поймать её и удерживать, когда ребёнку взбредает в голову погладить животное. Это желание обычно появляется каждый раз, когда он её замечает, поэтому он всегда усаживается рядом с тобой аки маленький агнец и довольно косится на кошку в твоих руках. А кошка со страхом и паникой в огромных глазах косится на этого ангелочка, сидящего рядом с тобой. И ты чувствуешь, как все её восемнадцать когтей впиваются в твою кожу. Пару раз после таких посиделок твои плечи и живот были знатно располосованы, так как нежно гладить животное у ребёнка явно не получается, а вот дёргать за хвост наоборот получается слишком хорошо. Иногда после такого экзотического шрамирования, ты думаешь, зачем вообще позволяешь ребёнку гладить кошку, но потом вспоминаешь, что он не стукает тебя чем попало, когда его внимание отвлечено на животное.
Нет, разумеется, бывали такие моменты, когда ты считал племянника очаровашкой. Например, когда он замирал, смотря свой дебильный мультфильм, сидя рядом с тобой. Он даже мило прижимался к тебе, но обычно такое затишье длилось недолго. Или, когда мать накричала на него или даже хлопнула по попе, и он бежал к тебе в поисках защиты. Весь такой заплаканный, тянет к тебе ручки, неистово повторяя твоё имя в уменьшительно ласкательной форме. Момент нежности и умиления проходит через пару минут, когда он начинает пытаться разбить тебе подбородок своим лбом.
К слову сказать, о его любви к нанесению тебе физического вреда. Как только он научился ходить, то самое его любимое занятие - брать доски, которые стоят в углу коридора уже несколько лет, и будут стоять там, пока мама не решится их выбросить, наконец, поняв, что отец никогда не сделает из них косяки, и укладывать их на пол, создавая мостик. Разумеется, пока доска движется из угла на пол, она заденет тебя либо по голове, либо по плечу. Просто так она не сможет пройти мимо. Когда ходить по мостику ему надоедает, начинается время обруча. Он металлический, в него насыпан песок для утяжеления и всегда, когда обруч оказывается в руках твоего племянник, происходит следующее.
Бум.
Бум-бум-бум-бум.
Бум.
После того, как сестра с племянником уезжают от вас, ты смотришь на свои ноги, на которых расцветают все цвета радуги. И это ещё ничего, потому что иногда на этого маленького неугомонного мальчишку что-то находит, и он беспричинно хлопает тебя по руке. Ты легонько хлопаешь его в ответ.
Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп-хлоп.
Хлоп-хлоп.
Первой кричать начинаешь ты, и твой племянник тут же убегает от тебя к бабушке, чтобы пожаловаться. Самодовольно сидя на руках у бабушки, он хитро косится на тебя, пока бабушка, качая головой, устало говорит, что тебе не следовало отвечать, ведь ты же старше. Почему-то оправдание, что он первый начал не срабатывает, если твой оппонент полуторогодовалый пацан.
Эта весна ещё не закончилась, а до второго его дня рождение ещё пара месяцев, но на твоём левом виске уже расцветает синяк, а с голеней и коленей постепенно сходят гематомы, оставленные обручем. Но ты, несомненно, заработаешь новые, когда он придёт в следующий раз. К тому же впереди большие майские выходные, да и вся жизнь. Возможно, сейчас ты и не тётя года, но, может быть, станешь ей потом.

@темы: оригинальная бредня, конкурсы и фесты

---

СпасИтели

СпасИтели

Автор: yeah_nocuus
Бета: Limon_Fresh
Жанр: джен, юмор, стеб
Рейтинг: PG-13
Описание: Их трое героев в серых плащах. Они спасают род человеческий от одиночества.
От автора: Благодарю кофеманов за тот чудный бред, что они несли, и свою бабулю за то, что вынесла мне мозг до нужной кондиции.

Читать дальше

Блоги ньюйоркцев пестрят различными заголовками: «Весеннее обострение», «Серый плащ в зарослях чертополоха», «Спасители одиночек», «Ночной патруль». Как бы блогожители не именовали свои заметки, суть их сводится к одному: в центральном парке Нью-Йорка объявился маньяк, похищающий одиноких людей, совершавших свой ежедневный вечерний моцион. Никто ещё не встречал жертв этого самого маньяка, и полиция не находила тел, но это не мешало собирать тысячи комментариев под отдельными постами, которые казались интернет-пользователям особенно реалистичными. Один из блогеров под ником СпасИтель3 даже стал постить красочные страницы комиксов, главным героем, которого, разумеется, был маньяк в сером плаще. Его блог собрал несколько сотен тысяч подписчиков – небывалая популярность, как для посредственного художника, так и для посредственного маньяка, в подлинности которого, по истечении нескольких недель, стали сомневаться даже в интернете. Для правдоподобности этой нашумевшей истории никак не хватало жертв.

Со стороны озера тянуло прохладным воздухом и незнакомец, читающий газету поздним весенним вечером в парке, посильнее закутался в серый плащ. Громко шмыгнув простуженным носом, мужчина свернул газету и, встав со скамейки, стал поджидать бегуна. Молодой парнишка лет семнадцати с огромными святящимися наушниками на голове бегал каждый день примерно в одно и то же время вот уже пять дней. Бегал он совершенно неумело, комично размахивая руками и ставя ноги крестиком, словно девчонка на каблуках. За четыре дня наблюдений наш простуженный любитель прессы успел понять, что мальчик бегает в парке скорее всего ради того, чтобы произвести впечатление на девочек из школы своим натренированным телом.
- Простите, - взмахнув газетой, мужчина привлёк внимание бегуна, заставив его остановиться рядом. – Вы не подскажите, который сейчас час? Не хочу опоздать к новому эпизоду Агентом ЩИТа.
- Конечно, - мальчишка простодушно кивнул, доставая из кармана спортивок айпод, чтобы взглянуть на время. Незнакомцу хватило этого мгновения, чтобы схватить паренька, зажав его рот и нос пропитанным в хлороформе носовым платком.
- Ох уж эти любители лейблов, - с досадой покачал головой мужчина, подхватив бесчувственное тело бегуна на руки.
Пройдя со своей ношей по давно полюбившемуся маршруту, маньяк в сером плаще вышел к своей машине и, уложив мальчика на заднее сидение, направился домой. Совсем скоро должна начаться серия его любимого сериала – не следовало опаздывать. По радио играла заводная песня Кэти Перри и мужчина принялся подпевать, иногда поглядывая на спящего мальчика.
- I kissed a girl and I liked it, - остановившись на светофоре, мужчина вытащил айпод из кармана своей жертвы, чтобы взглянуть на плейлист мальчика. – Ох уж эти любители электронщины.
Разочарованно отбросив маленький плеер на соседнее сидение, простуженный маньяк умело влился в поток автомобилей, ведущий в его коттеджный посёлок. Предвкушая как всего через несколько минут, он выпьет тёплое средство от простуды, посмотрит свой любимый сериал, а потом всласть наговориться, он продолжил задорно подпевать песням по радио. Открыв пультом дистанционного управления двери гаража и загнав машину внутрь, мужчина вышел на улицу, закрыв за собой ворота. Приветливо махнув рукой соседу и поинтересовавшись, не нашлась ли ещё его кошка, он пообещал, что сделает для неё кожаный ошейник, выбив на внутренней стороне адрес и телефон владельца. Довольный своим предложением и согласием соседа, маньяк поднял вечернюю газету с порога и зашёл, наконец, в дом. Быстро скинув плащ, он побежал в гараж, чтобы перенести паренька в особенную комнату.
Подвал его дома был прекрасно звукоизолирован, так что никто из соседей не мог послушать их задушевных разговоров. Связав руки и ноги, он оставил паренька одного, а сам отправился смотреть телевизор. Радио-няня сообщила ему, что мальчик пришёл в сознание как раз, когда была пущена заставка: «Мы вернёмся через мгновение». Досмотрев серию, маньяк взял бутылку воды и спустился в подвал.
- Что вам от меня нужно? Мои родители смогут заплатить выкуп, только скажите, - оставаясь в тени, маньяк кинул бутылку воды своей жертве и сел в кресло.
- Скажи мне, что тебя беспокоит? – из-за насморка маньяку не удалось сказать эту фразу тем задушевным тоном, который так располагает людей.
- Ты! Ты похитил меня! – парень истошно завопил, но тут же смолк, услышав, как передёрнулся затвор пистолета.
- Попробуем ещё раз, - шмыгнув носом, решил повторить маньяк. – Скажи мне, что заставило тебя начать бегать?
Несколько минут в подвале стояла полная тишина, если не считать периодических пошмыгиваний носом простуженного человека. Мальчишка замер в своём углу, щурясь от яркого света, направленного на него, и крутил бутылку воды в руках. Он никак не мог понять, что этому странному человеку нужно от него. Зачем он похитил его, связал, привёз один черт знает куда, и задаёт эти странные вопросы.
- Лиззи Беннет. Она первая красавица нашего класса, танцует в группе поддержки. Я решил, если войду в спортивный кружок нашей школы по лёгкой атлетике, то буду к ней ближе, - наконец, признался мальчик.
- Видишь, как просто, - счастливо прогудносил маньяк, шумно высморкавшись. – Так значит, ты хочешь произвести впечатление на девочку. Интересно. Но, дорогой, бегаешь ты ужасно.
- Мне многие об этом говорили, - понуро согласился парень. – Но я совершенствуюсь, а значит, до исполнения моей мечты осталось совсем немного.
Вспомнив то, как бегает парнишка, маньяк разочарованно покачал головой, глубоко задумавшись, чем же он сможет помочь этой заплутавшей в стереотипах душе. Было совершенно очевидно, что никаких успехов в спорте парнишка не добьётся, и скорее сломает себе ноги в попытке пробежать стометровку быстрее всех. Этот его позор, разумеется, снимут на видео и выложат в сеть. Так что парень никогда уже не сможет отделаться от клейма неудачника, бегающего как девчонка из плохого кино. А запись с ним будут репостить снова и снова, в какую бы школу он не перешёл.
- Знаешь, мой славный, я помогу тебе. Более чем очевидно, что бегун из тебя никудышный, но твои ноги ещё помогут тебя снискать славу у девчонок. Нужно лишь прострелить одну из них, - восторженно начал своё предложение маньяк, пошмыгивая носом. – Девчонки просто без ума от шрамов и парней, которые пережили ранения.
- Нет-нет, не надо! - бойко запротестовал парень, но было уже поздно. Маньяк ликовал, найдя столь гениальное решение проблемы с популярностью этого бедного мальчишки. Задержав дыхание, чтобы сопли не помешали целиться, маньяк выстрелил, аккуратно прострелив голень правой ноги. Взвывший от боли мальчишка не сумел и глазом моргнуть, как на его лицо вновь опустился платок, пропитанный хлороформом. Ловко вытащив пулю из голени и наложив жгут, маньяк перенёс мальчика в машину, чтобы доставить в приёмный покой ближайшего отделения скорой помощи. Все добрые дела нужно доводить до конца.

Блоги вновь пестрили всевозможными заголовками: «Маньяк, оставляющий заметки в айподах», «Серийный психотерапевт», «Сопливый стрелок». Ветки комментариев, насчитывающие в себе сотни тысяч различных мнений, завивались в причудливые фигуры Лиссажу. Но никто так и не пришёл ни к какому выводу на счёт этого маньяка. СпасИтель3 запостил в своём блоге шарж на маньяка: серый плащ его развивался за спиной, на груди у него был красный крест скорой помощи, а нос был настолько огромен и полон соплей, что на пистолет в руках уже никто не обращал внимания. Картинка эта разошлась по всему интернету, и все теперь ожидали ответных действий маньяка.

Прогуливаясь вечером по парку, незнакомец в сером плаще то и дело чихал. Он ненавидел время цветения растений, ведь из-за этого всегда начиналась его аллергия. Его нос уже был весь красный от беспрестанных почёсываний, но это никак не спасало он неприятных ощущений. Ох уж эта весна!
Привалившись к стволу дерева, мужчина несколько раз задушевно чихнул, и растеряно оглянулся по сторонам. Быть может, хоть кто-нибудь из прогуливающихся в этот прекрасный вечерний час по парку знает название лекарства, которое бы помогло ему. Вот мимо его прошла молодая парочка: глаза юноши горели таким огнём, когда он смотрел на свою миниатюрную спутницу, что создавалось впечатление, что он её сейчас съест. Вряд ли человек, который страдает такой ярко выраженной болезнью, знает лекарство от аллергии. Он скорее подскажет ему как бороться с различными зависимостями, но у бедного аллергика не было никаких пагубных зависимостей.
Издав серию из нескольких чихов, незнакомец прошёлся вглубь парка, надеясь, что там он найдёт нужных ему людей. Вот пожилая старушка выгуливает свою маленькую лохматую кошечку, разговаривая с ней. Нет, она, несомненно, не знает ответа, хотя кошка её и была изумительно милой, её так и хотелось потискать. Зато миниатюрная девчушка в футболке, на которой красовалась божественная цитата Шелдона Купера, явно могла ему помочь.
- Простите, юная мисс, - прерывая свою речь парой чихов, мужчина подошёл к ней, чтобы попросить о помощи. – Вы не могли бы подсказать мне лекарство для души?
В очередном чихе он навалился на девчушку, вколов порцию снотворного. Подхватив бесчувственное тело на руки, маньяк в сером плаще торопливо посеменил прочь из парка, иногда останавливаясь, чтобы смачно чихнуть. Его Импала любезно приняла на своё заднее сидение бесчувственную девушку. Ох уж эта весна полная цветущих растений. Срочно домой, срочно принять средство от аллергии.
Мотор машины приятно урчал, унося их все дальше от парка, полного возбудителей его аллергии, все ближе к теплу родного очага. Щёлкнув выключателем музыкального приёмника и найдя подходящую радиостанцию, он радостно присвистнул. Играл гимн естественности современного подростка.
- I'm all about that bass
‘Bout that bass, no treble, - энергично постукивая по рулевому колесу, вперемешку с чихами, тонким голосочком подпевал маньяк. Бегло взглянув на девушку, лежащую на заднем сидении, мужчина заметил татуировку на тонкой руке. Кажется, какая-то цитата, возможно, из фильма, нужно будет непременно узнать. Сзади ему посигналили, и пристыжено покраснев, маньяк заторопился повернуть, чтобы больше не тормозить движение.
Аккуратные двухэтажные домики как обычно вселяли в маньяка приятное чувство уединённости. Здесь все было таким одинаковым, что никто бы никогда не подумал, что в подвале одного из домов спрятана одна удивительная комнатка. Стены её были белоснежными и такими мягкими, что на них можно было бы безмятежно спать. Пол был услан пушистым ковров, в котором так приятно было шевелить пальцами ног. Ох, в этой комнатке никому не страшна была никакая аллергия.
Припарковав машину на заднем дворе, маньяк осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что никто из соседей не выгуливает своих питомцев, и перенёс свою жертву в дом. На белоснежном ковре в белоснежной комнате её рыжие волосы горели огнём. Какая изумительная картина! Эту девушку так и хотелось потискать, чтобы она начала весело щебетать. Да, это, несомненно, был прекрасный выбор – эта юная особа точно станет лекарством для ранимой души маньяка. Лишив свою прелестницу всех опасных предметов, маньяк включил яркий свет и ушёл готовить ужин.
Включив на маленьком телевизоре видеонаблюдение, он с интересом наблюдал за тем, как девушка колотила стены и что-то кричала, должно быть, угрозы. Пока она была полна энергии, делать в мягкой комнате было совершенно нечего. Так что маньяк включил в своей любимой гостевой комнате писклявый голосок Джастина Бибера на полную мощность, а сам же начал смотреть пятый сезон Касла. Кажется, наконец-то, отношения детектива и надоедливого писателя вышли на новый уровень. Не прошло и ста серий, как главные герои сошлись. Жизнь прекрасна, если смотреть под правильным углом.
По истечению нескольких часов, маньяк вновь взглянул, чем занимается его гостья. Сжавшись в комочек, она сидела в углу комнаты, зажимая уши руками. Кажется, использование музыки Бибера слишком жестоко сказывается на психике его гостей. Пожалуй, теперь они могли, наконец, и познакомиться. Маньяк отключил музыку за несколько мгновений до своего появление в ослепительной комнате, так что девушка не сразу заметила его, настолько она была шокирована внезапной тишиной, лишённой надуманных стенаний.
Раскинув руки в стороны, маньяк стоял в ожидании долгожданных счастливых объятий. Длинный клинок поблёскивал в его правой руке. Наконец, заметив человека, девушка тут же бросилась к нему, совершенно не обратив внимания на оружие в его руке.
- Пожалуйста, вы знаете где выход? Давайте сбежим? - крепко-крепко прижавшись к маньяку шептала она, опасаясь, что тот ужасный человек, который притащил её сюда, снова включит свою ужасную музыку. Убрав оружие за пояс, маньяк облегчённо выдохнул, крепко обняв свою жертву. Вот оно лучшее лекарство для души: крепкие доверительные объятия человека, который вверяет тебе свою жизнь.
- Тише, милая, тише, мы обязательно сбежим из этого ужасного места. А ты плачь, не стесняйся, - шептал маньяк, нежно поглаживая всхлипывающую девушку. Как же приятно, когда ты кому-то так нужен. Маньяк счастливо улыбался – жизнь его так прекрасна, если смотреть под этим углом.
- Поторопимся, иначе, он снова устроит здесь Ад, - шептала девушка, в попытке разорвать столь прекрасные объятия. Маньяку ничего не оставалось, как вновь вколоть ей снотворное. Почему все эти глупые люди просто не могут обниматься, не желая никуда убегать?
Вернув девушке все её вещи, маньяк аккуратно положил её на заднее сидение своей машины, чтобы отвести обратно в парк. Все это покажется этой чудесной особе дурным сном, привидевшейся ей из-за дурманящего аромата цветущих растений. Усаживая её на одной из отдалённых скамеечек в парке, он оставил ей на дорогу бумажный пакетик с небольшим подарком. Никогда нельзя отпускать гостей с пустыми руками.

Блогеры придумали особый флешмоб: вечером в парке обязательно нужно гулять в сером плаще. Ведь маньяк не дремлет, он оставляет своим жертвам сэндвич с моцареллой. Он так коварен, что никто не может вспомнить его лица, ведь он безлик, лишь страдает жуткой аллергией весной. СпасИтель3 запостил фотографию, на которой видно, как сгорбленная фигура убегает с места преступления, в руках у неё носовой платок. И снова ветки комментариев под этим постом вырисовывают фрактальные картины, наделяя маньяка в сером плаще силами недоступными смертному человеку. Правда, блогеры все как один твердили, что этим маньяком может быть только мужчина, ведь женщины не настолько сильны, чтобы утаскивать своих жертв в жуткие логова, где бесчеловечная музыка будет разъедать мозг бедным жертвам. Блогеры все как один порой бывают так глупы.

Незнакомка в сером плаще весело цокает каблуками, вышагивая по ухоженным тропинкам в парке. Она неотразима, и прекрасно об этом знает. На губах её алая помада, а ароматный шлейф духов витает следом, сводя всех мужчин с ума и заставляя их засматриваться ей вслед. Блистательная незнакомка в сером плаще ищет кое-кого особенного в парке. Ищет человека способного заставить её сердце лихорадочно биться в предвкушении неимоверного наслаждения. Но что-то сегодня ей никто не попадается. Все прохожие в парке такие примитивные. Вот юноша с растрёпанными бронзовыми волосами бредёт по тропинке с таким видом, как будто собственными руками убил любимую овечку в лесу, оставив её тушку на растерзание злым волкам. Или вот платиноволосый юноша проходит мимо неё с таким видом, как будто все в этом парке принадлежит ему, и никто не достоин того, чтобы дышать с ним одним воздухом. Другой светловолосый мальчишка настолько покрыл своё тело чёрными узорами, что во взгляде его светиться лишь чистая агония боли и никакого интеллекта. Такой, пожалуй, способен влюбиться и в собственную сестру. Сегодняшний вечер так уныл и примитивен, что незнакомка в сером плаще уходит из парка, намереваясь скрасить свой вечер каким-нибудь фильмом, раз не получилось с мужчиной.
Афиши кинотеатров пестрят названиями, и на незнакомку взирают прелестные герои, заманивая в свои сети. Но ей нужны фильмы, которые показывали на кинофестивалях. Над ними нужно думать, на них ходит не так много людей. Так что, несомненно, новые «Мстители» ей не подойдут, а вот «Жизнь Адель» прекрасна по всем пунктам.
Сеанс почти провален: она двадцатая кто купил билет. Заходя в зал прелестная незнакомка, распахивает свой серый плащ, обнажая алое платье, обтягивающее её точёное тело. Мужчины голодно облизываются, жадно следя за тем, куда сядет эта прелестная нимфа. Она окидывает зал заинтересованным взглядом, замечая одиноко сидящего паренька. Волосы его растрёпаны, и он вертится на сидении, отчаянно пытаясь сесть поудобнее, совершенно не обращая на неё внимание. Да, именно он. Этот чудесный девственник, желающий оценить фильм-победитель Каннского кинофестиваля. Незнакомка подсаживается к нему, с ликованием замечая алые пятна смущения на его щеках. Ох уж эта весна и подростки, которых тянет взглянуть на художественное порно.
Свет гаснет, экран оживает, а в руках прекрасной незнакомки перо. Она легко ведёт им по руке своего соседа, заставляя его ёрзать в кресле, недоверчиво посматривая на неё в полумраке зала.
- Вы… вы что-то… хотите? – прерывисто спрашивает парнишка, и глаза его такие большие, как у оленёнка, попавшего в руки охотника.
- Определённо хочу, - шепчет маньяк в сером плаще, доверительно прижимаясь к плечу юноши, облизывая мочку его уха.
Перо порхает по оголённой коже, заставляя паренька сдерживать порывистые вздохи, позволяя ему охнуть лишь, когда звуки в картине становятся соответствующими. Маньяк довольно наблюдает за своей жертвой, порой отставляя алые следы помады на его щеках. Она расстёгивает его белую рубашку, проводя рукой по пылающей коже груди, наслаждаясь неистовым биением сердца. Это музыка для её ушей, азбука Брайля для пальцев.
- Ну же, мой милый оленёнок, расслабься, - шепчет прекрасный маньяк, вырисовывая пером причудливую бязь на его пылающей коже.
Она умело оставляет свои метки на его шее. Определённо мальчишке придётся выдумать витиеватую историю, чтобы объяснить, откуда после похода в кино в гордом одиночестве на его шее появились засосы. Чтобы объяснить самому себе, как он смог добиться того, чтобы сногсшибательная женщина вдруг настолько заинтересовалась им. И почему эта прекрасная незнакомка в сером плаще покусывает его соски и целует грудь.
- Ох, да, - выдыхает парнишка под громкие стоны Адель. И никто не будет его за это винить, ведь большинство зрителей пришли в кино, как раз ради этой части картины.
Маньяк усмехается, наблюдая за тем, как смущённый мальчишка пытается не ёрзать на своём кресле. Она ведёт пером по его оголённой коже, оставляя умелые метки на его теле. Весна - пора разврата: его хочется видеть, в нем хочется участвовать. И лучше всего в роли жертв для этого маньяка в сером плаще всегда выступали такие мальчишки. Глаза их огромны, а кулаки на подлокотниках кресел сжимаются так сильно, что, несомненно, они их сломают.
- Не начинай без меня, - шепчет обольстительный маньяк, останавливая сводящую с ума бязь пера у самого ремня брюк. Она шепчет мальчишке прямо в губы, даруя ему свой последний и самый прекрасный поцелуй.
Покидая сумрачный зал кинотеатра маньяк довольно улыбается, представляя, как мальчишка будет себя накручивать, ожидая её возвращения и как же он будет разочарован, когда свет в зале снова будет включён, а он так и останется один, с пером, вставленным в шлёвку его брюк. Запахивая свой серый плащ, маньяк подмигивает кассиру в кассе и, выходя из кинотеатра, взмахивает рукой, чтобы вызвать такси. Доводя до безумия, покидай поле боя первым, чтобы самому случайно не потерять голову.

Блоги подростков гудят, заполняя мысли подрастающего поколения видением прекрасного маньяка в сером плаще. Он так обворожителен и силен, что никто не способен противостоять его чарам. Блогеры, словно заведённые марионетки, репостят фотографию причудливого павлиньего пера, надеясь, что так они привлекут к себе внимания очаровательного маньяка в сером плаще и алом платье. СпасИтель3 постит очередной шарж, изображая столь прекрасного маньяка из подростковых грёз, ужасной старухой в капроновых чулках. И всему интернет сообществу остаётся только ждать, как на это ответил маньяк.
- Напомните, мсье Мягколап, кто сегодня идёт в парк? – закапывая средство от насморка, интересуется любитель вечерних газет.
- Сегодня это должны быть вы, мсье Восп, - мурлычет прекрасная незнакомка.
- Благодарю вас, мадемуазель Пересмешница, - громко чихнув, тянет аллергик. – Из-за этой чёртовой аллергии я никак не мог посчитать правильно, кто идёт развлекаться.
Пальчики мадемуазель Пересмешницы легко порхают по клавишам ноутбука: СпасИтель3 вновь постит очаровательный шарж.

@темы: оригинальная бредня, конкурсы и фесты

---

Бессмертие

Конкурс оригинальных историй подошел к концу и теперь можно выложить их сюда. Конкурс запомнился тем, что я неожиданно для самой себе написала 5,5 работ на него Не ожидала от себя такой прыти, но шизофрения прям одаривала меня вдохновением на весь этот веселенький мрачняк. Ну и еще, разумеется, этот конкурс запомнился мне, благодаря дибилушке, спиздившей мою историю.
Так что с нее и начнем)

Бессмертие

Автор: yeah_nocuus
Бета: Limon_Fresh
Жанр: фемслеш, ангст, психоделика
Рейтинг: R
Пейринг: Саммер/Скай
Описание: Весна полна сумасшествия.

Читать дальше

Весна делает всех жителей Сонема параноиками, вздрагивающими от каждого резкого порыва ветра или пряного аромата, витающего в воздухе. Люди боятся выходить на улицу, предпочитая прятаться в бункерах под землёй. Там, где нет солнечного света, а воздух циркулируют и вырабатывают машины. Весной люди верят во все суеверия, сходя с ума в ожидании нового дня. Каждый из которых они вычёркивают из календаря с неимоверным облегчением, надеясь, что и завтрашний день будет таким же обыденным. Люди молятся на Северную звезду, полагая, что таким образом они вымаливают себе ещё один день без смертей.

Один из дней весны обязан принести смерть.
Он манит её к себе.
Он - её агнец.
Он ведёт смертных на заклание.

Сердце неистово бьётся в груди, отдаваясь на расправу страху и панике. Руки дрожат, а лёгких никак не хватает воздуха. Саммер выгибается дугой на кровати от нахлынувшей боли. Ей хочется закричать, но связки не слушаются, и вместо крика, способного принести душевное облегчение, выходит лишь жалкий хрип. Весь её мир внезапно сжался, лишившись красок, запахов и ощущений. Перед глазами Саммер алая пелена, и где-то на задворках сознания рождается мольба: «Пусть все закончится».
- Тише, моя милая, потерпи…
Саммер слышит шёпот, раздающийся где-то поблизости, но никак не может понять наяву он или это очередной кошмар, вызванный столь долгим ожиданием неминуемого. Второй месяц весны перевалил за середину, и нервы жителей Сонема расшатаны настолько, что некоторые из них готовы наложить на себя руки, лишь бы закончилось это мучительное ожидание.

День сбора урожая настал.
Будет много плясок и возбуждённых криков.
На землю прольётся много тёплой крови.

Боль отступает внезапно, и сердце на мгновение останавливается, чтобы начать биться уже в совсем другом ритме. Когда Саммер удаётся совладать со своим телом, и она встаёт с кровати, осматриваясь по сторонам, разумеется, в её спальне никого нет. Этот нежный голос был лишь плодом её сошедшего с ума мозга. Самый тёмный час её короткой жизни настал. Стоя перед распахнутым окном, Саммер пристально наблюдает за ночным небом.

Скоро рассвет.
Он полон ужасов.
Он ведёт за собой лишь смерть.

На её правой руке вьются чёрные стебли, полные белой листвы. Алый бутон распустится на рассвете, начав пульсировать в унисон с её сердцем. Приступив к отсчёту последних мгновений жизни. Ещё восемьдесят девять человек сейчас так же, как и она, смотрят на небо, понимая, что для них ожидание закончилось. Игр на выживание никогда больше не будет.

Летняя девочка умрёт этой весной.
Она знала, что так будет.
Она давно высвободила из ящика последний дар Пандоры.

Воздух полон пряных ароматов. Саммер хотелось бы захлопнуть окно и спрятаться в самом дальнем уголке своей квартиры, чтобы не вдыхать эти запахи новой жизни. Но она не может оторвать взгляда от неба, начинающего светлеть. Чем больше удивительных оттенков появляется на небосклоне, тем сильнее жжёт её руку. Тем спокойнее становится на душе. Больше не нужно бояться и ждать.

Бутон уже занял своё место на её запястье.
Лепестки его мягче пуха.
Аромат сильнее самого смелого дурмана.

Саммер старается не стонать от боли, наблюдая за тем, как бутон наливается её кровью. Он раздирает хрупкие вены, чтобы пустить в организм свой дурман, наполнить кровавыми жилками белые листья, вырезав на стеблях особые знаки Садов. Есть в этой фантастической накожной живописи что-то древнее, связывающее всех помеченных воедино. Сады никому не делают исключений, им не важна раса и цвет кожи, пол и возраст, лишь вкус крови и плоти.

На руках Саммер знаки любовников.
Сердце её давно разбито и саднит.
Гибкие чёрные ветки пытаются собрать его воедино.
Укрыть белой листвой, пустив поверх кровавые жилы прошлого.

Аквилон бушует вдали, сдирая изумрудную листву, знаменуя начало праздника урожая. Сегодня все жители города будут танцевать свой макабр, провожая мертвецов в Сады Жизни. Они будут возносить свои молитвы к небесам, благодаря за то, что беда обошла их дом стороной.

Для них эта весна не последняя.
Будут сотни других.
Сводящих с ума, доводящих до смерти.
Весна несёт с собой лишь смерть.

Сады Жизни цветут весной. Большие алые бутоны пульсируют в унисон, создавая чарующе прекрасную мелодию зарождающейся жизни. В единый миг деревья сбрасывают листву, которая будет виться изумрудным шлейфом по городу. Молодые изумрудные листья будут осыпаться на пороги домов и устилать тротуары плотным ковром. Это красивое зрелище, но ещё более красивыми становятся Сады: чёрные стволы, белые листья, красные бутоны. Сады Жизни в одночасье становятся единым организмом, готовым к тому, чтобы весь остальной год кормить жителей города своими плодами.

Сады Жизни пожирают людей весной.
Самое древнее Божество из живущих.
Единственное, которое нельзя обмануть.

Жители Сонема нанесли красную краску на свои лица, в попытке сымитировать рисунок кровавых жил. Так они пытаются показать помеченным свою признательность и родство с ними. Но к закату они смоют краску с лица и, выкинув весенний календарь, впервые заснут, не возводя молитв к небесам. Весеннее безумие заставляет некоторых из них резать свои лица, в надежде никогда не стать помеченным.

Весна полна сумасшествия.
Даруя надежду на лучшее.
Она разбивает её в кровавое крошево, забирая с собой жизнь.
Весна столь непостоянна.

Все помеченные собрались перед вратами в Сады Жизни. Находясь так близко с деревьями, чьи алые бутоны пульсируют, создавая гипнотическую мелодию смерти, никто из них не в силах задуматься о том, что через несколько часов плотоядные деревья сожрут их целиком. И когда урожай будет собран, а кровь иссохнет на стволах деревьев, Аквилон умчит кровавую листву прочь, где-то на полпути в Сонем, превратив её в пепел.

Пепел чужих жизней.
Пыль чужих надежд и мечтаний.
Прах всего оставшегося в живых человечества.

Саммер пытается бороться с гипнотической мелодией Садов Жизни, погружающей всех помеченных в транс. Она не хочет умереть, не помня себя, не ощущая себя человеком. Жители города уже начали танцевать их макабр, и Саммер старается найти отвлечение, всматриваясь в лица людей. В прошлом году её лицо было чисто, она стояла у кромки Сада, наблюдая за тем, как исчезает самый дорогой ей человек. За спиной её били тамтамы и лицемерно раскрашенные люди ликовали, оставшись в живых. Но Саммер смотрела лишь вглубь Садов, надеясь, что кровь с бутона на падёт на её подругу, и её не разорвут на части у самого входа в Сады.

Добравшегося до середины Садов ждёт жизнь.
Без страха.
Без надежды.
Без любви.
Бессмертие как оно есть.

Глаза Саммер застилает кровавая пелена. Её естество бьётся в едином порыве с Садом Жизни. Все её попытки остаться свободной от гнёта тщетны, и она делает первый шаг внутрь бескрайнего лабиринта. Здесь не слышны звуки постороннего мира, здесь лишь дурманяще пахнет пряностями, и помеченные бредут вперёд на зов смерти, не замечая, как жвалами щелкают бутоны над их головами.

Никто не находил живых, когда Сады вновь открывались.
Никто не видел и тел мертвецов.
Лабиринт бескраен.
Страх смерти не велит людям искать.
Ни летом.
Ни зимой.
Ни осенью.

- Саммер…
Сады Жизни знают её имя, они влекут её вперёд, заставляя делать упрямые шаги, проходя мимо чёрных стволов, на которых то тут, то там проявляются знаки. Те знаки, что вырезаны на их руках. И Саммер бредёт все дальше, пытаясь смахнуть с глаз кровавую пелену, надеясь, что на очередном чёрном стволе дерева не будет выбито её знака.

Любовь – это слабость.
Она уничтожает тебя, заставляя быть преданным кому-то другому.
Слабость нужно уничтожить.
Чтобы стать Богом.

Саммер лелеяла свою любовь. Кожа её пахла корицей, а смех был настолько чистым и заразительным, что не было ничего приятнее в этом мире. И явно не будет в другом. Любовь Саммер была чистым небом, выписывающим каждую ночь узоры на её теле. Оставляющим яркие отметины на шее, груди, бёдрах. Любовь Саммер звали Скай. Сады Жизни пометили её прошлой весной.

Если оторвать лепесток от бутона, он рассыплется прахом.
На пальцах навечно останутся кровавые ожоги.
Руки Скай были полны ожогов.

Жвалы бутона смыкаются над головой Саммер, и в испуге она прижимается к дереву. Сердце её заходится, чувствуя невероятную мощь этого места. Ощущая в себе каждую забранную человеческую душу. Они кричат в её сознании, образую невероятную какофонию ужаса. Все они заперты в этих Садах. Пока огонь не поглотит деревья, усыпав земли Сонема прахом их Божества. Не существует Дьявола в преисподней. Он живёт в каждом человеке. Нашёптывая, искушая, заставляя молча наблюдать за тем, как умирают другие.

Летняя девочка погрузилась во тьму.
Руки её полны кровавых ожогов.
Глаза её черны.
Нет больше жизни в её сердце.

Саммер наблюдает за тем, как одно из деревьев пожирает человека. Оно перекусывает его пополам, заглатывая одну из частей внутрь себя. Туловище падает на землю, питая корни тёплой кровью. В глазах мальчишки застыла кровавая пелена. Лицо его испещрено прожилками распускающейся листвы. Сады Жизни удовлетворены своим обедом. Жвалы щелкают вновь, подбирая оставшееся. Древнее Божество довольно урчит, с треском ломая черепа, поглощая живую плоть.

На дереве, у которого Саммер стоит, знаки предателей.
На душе её невероятная лёгкость.
А в руках - огонь.

- Давай сожжём этот мир дотла! – весело кричит Скай, размахивая факелом рядом с одним из плодоносных деревьев. – Пусть земля выгорит, а небо заполнится чёрным дымом.
- Может быть, весной, - легко отвечает Саммер, срывая ярко алый плод с дерева. Он уже подгнил, хотя сейчас лишь лето. Кажется, следующий праздник урожая будет чрезмерно обильным.
- Обещаешь? – хватая Саммер за руки, Скай старается заглянуть ей в глаза, чтобы понять, не солжёт ли подруга.
- Да.

Огонь легко занимается, выплясывая на белой листве.
Аквилон разносит огонь повсюду.
Обещание исполнено.

То, что происходит с Садами Жизни похоже на людскую панику весной. Безумие ревёт в унисон с огнём. Ветви деревьев бьются о землю, пытаясь сбросить с себя пламя. Но земля полна человеческой крови, она проступает сквозь почву, заполняя небольшие углубления и человеческие следы. Кровь горит ещё лучше. Души помеченных хотят отомстить. Они горят, водворяя себя в ревущее пламя. Теперь они свободны. Самый тёмный час их жизни закончился. Наступил огненный рассвет.

По следам Саммер бежит огонь.
Земля теперь пепел.
Небо теперь чёрно.
Она – новое Божество.

Перед Саммер дерево, на котором высечен её знак. На нем нет ни одного бутона. Оно не пылает огнём. Пришла пора собирать плоды. Саммер касается чёрного ствола своей израненной рукой. Ветви с неё сходят прочь, обнажая плоть. Кровь струится по пальцам, заполняя белый, высеченный знак, алым.

Саммер – предательница.
Саммер – любовница.
Саммер – новое Божество.
Она лелеет свою любовь.

- Я знала, что ты меня найдёшь, - шепчет Скай, переплетая свои длинные пальцы с её окровавленными.
- Бессмертие ничтожно, если его не с кем разделить, - шёпот Саммер почти не слышен за рёвом огня. Но для Скай не важны слова. Ей всего важнее эта хрупкая девушка в её объятиях. Кожа её пахнет мятой, а смех похож на шелест листвы в яблоневом саду. Любовь Скай шепчет ерунду во сне и перетягивает на себя одеяло. Она неспешна во всём, и, оставляя дорожку поцелуев от ключиц к пупку, чуть покусывает кожу, заставляя выгибаться навстречу ласкам.

Весна полна безумия.
Она щедро осыпает им человечество.

Сердце Саммер неистово бьётся в груди, отдаваясь на расправу смятению и ужасу. Она вздрагивает, просыпаясь от жуткого кошмара. Кожу холодит прохладный весенний воздух, пробивающийся в спальню из приоткрытого окна.
- Тише, моя милая, это только кошмар, - Скай нежно целует её в плечо, крепко обнимая. Их руки полны кровавых ожогов, а на лицах сеть шрамов. Уже рассвет, и из окна видны голые стволы обожжённых деревьев. Они теперь бессмертны, и им не страшны мёртвые Сады. Они сами давно мертвы.

@темы: фемслэш, оригинальная бредня, конкурсы и фесты

---

Глава 28. Освобождая последний дар Пандоры (Привкус корицы)

Глава 28. Освобождая последний дар Пандоры

Читать дальше

Моя память о жизни до поцелуя дементора была довольно скудной. Эмоции, которых я лишился, забрали с собой самую яркую часть моего прошлого. Все, что мне осталось, это бледные сухие факты. Иногда мне хотелось их как-нибудь приукрасить, чтобы утраченное вернулось назад. То, что я сделал днём, во время испытания, со связью вейлы и её возлюбленного, показало мне, как много эмоций на самом деле должен испытывать нормальный человек. А ещё оно раскрыло мне глаза на то, как сильно вейлы могут любить. Куда сильнее, чем нужно для простого человеческого счастья.

Выбравшись из школы после отбоя, я присел на скамеечку во внутреннем дворике убийцы. Из тех разрозненных воспоминаний и сновидений, которые сохранились в моей памяти, я смело мог сделать вывод о том, что корону и титул "Неудачник по жизни" этот парень заслуживал больше, чем я. Несмотря на то, что только Флер могла знать, где я нахожусь, благодаря нашей связи, я смог научиться чувствовать, когда она была рядом. На самом деле, это было не так уж и сложно: в воздухе всегда появлялся чуть пряный аромат её магии, и, чем ближе ко мне была Флер, тем спокойнее мне было на душе. Будто она была моим любимым старым свитером, в который так хочется закутаться холодными вечерами, сидя перед камином, когда за окном воет жуткая метель. Кажется, ради того анонимного послания Скитер я перечитал слишком много женских романов, и теперь мыслил слегка странно. Как бы там ни было, я просто чувствовал, когда Флер была рядом.

— Ты собираешься вечно стоять за моей спиной? — смахнув грязь и пыль с остальной части скамеечки, спросил я. Поняв, что её рассекретили, Флер уже не стала бесшумно красться, чтобы присесть рядом со мной.

— Как ты узнал, что я рядом? — протянув мне сливочную тянучку, Флер облокотилась на моё плечо, начав поедать свою сладость.

— Это секрет, — прижав свою нахальную спутницу поближе, чтобы защитить её от ночного ветра, а себя от удара по рёбрам, самодовольно ответил я. — На самом деле, я не знаю, как ответить на твой вопрос. Я просто чувствую, что ты где-то поблизости. А как ты знаешь, где я нахожусь?

— Тебе не понравится мой ответ, — чуть усмехнулась Флер, положив свои руки поверх моих. Её ладошки были очень тёплыми. — После того, как связь обретает силу, мы можем чувствовать своих мужчин, и в основном, нас к ним влечёт запах.

Да, действительно, мне не слишком понравился её ответ. Мне вообще не нравилось все, что касалось вейловской магии. Слишком уж сложной она была и никак не хотела укладываться в разумные рамки. Эту магию никак не получалось разложить по полочкам, чтобы понять, что из чего вытекает, и как так получилось, что у столь человечных женщин могли быть крылья. Я вполне смирился с тем, что они держали огонь голыми руками, но факт того, что им нужно сбрасывать крылья раз в год, до сих пор казался мне чем-то фантастическим.

— И каков же мой запах? — это с самого начала был вопрос, которого не стоило задавать, и на который не стоит знать ответ. Флер тихо рассмеялась, повернув голову, она уткнулась носом в мою шею, сделав глубокий вздох.

— Ты пахнешь полынью и пылью, — шепнула она, поцеловав меня в подбородок, — и я сказала — в основном по запаху. Ни ты, ни я не относимся к нормальному большинству. Я тебя слышу. Слышу стук твоего сердца.

С этим, пожалуй, я ещё мог смириться. Флер, едва касаясь своими пальчиками моих кистей, выписывала на коже витиеватые узоры. Она была настолько увлечена этим занятием, что её даже не напугал громкий волчий вой со стороны Запретного леса. Сегодня было полнолуние, так что Люпин, возможно, вместе с Сириусом, носился сейчас по лесу, вспоминая далёкие школьные времена, когда их жизнь была куда проще и счастливее.

— Ты ведь заранее знал, что у Рона не получится правильно сварить зелье, поэтому поменял бокалы? — неожиданно прекратив свои гипнотические прикосновения, спросила Флер.

— Ох, Рон! — весело рассмеялся я, вспоминая произошедшее за ужином.

Если честно, мне казалось, что самым ярким позором Рона Уизли в этом году будет случай с ведром воды, вылитым на голову не той девчонки, но, как известно, я никогда не был хорош в прорицаниях. У моего славного рыжего друга были все нужные ингредиенты для как минимум пяти различных зелий, с помощью которых можно было не просто проучить, а зверски наказать обидчика. Но Рон, может, от незнания предмета, а может, из-за банальной лени, выбрал самое простое из них. Правда, он, должно быть, не прочёл то, что было написано мелким шрифтом в сносках о том, что будет с человеком, выпившим зелье, если сварено оно будет не на должном уровне. Разумеется, Рон старался, но, вероятно, где-нибудь на тридцатой минуте варки он пошевелил субстанцию пару лишних раз по часовой стрелке, забыв после этого сделать несколько обратных кругов; или, возможно, добавил на пару щепоток больше толчёных жуков, чтобы эффект был сильнее. Как бы там ни было, Рон где-то ошибся, так что зелье, хоть и было нужного цвета и консистенции, к тому моменту, как он бросил в него волосок, было не слишком качественным продуктом для употребления.

Так что, когда все мы собрались на ужине и Лаванда сделала глоток воды, выступившей катализатором, то вся школа лицезрела картину превращения миловидной блондинки в Халка. Нет, разумеется, мисс Браун не стала в несколько раз больше, сильнее и яростнее, но она превратилась в зелёное существо. Вместо того, чтобы кланяться Рону в пол и называть его Господином при каждой их встрече, Лаванда превратилось в ЭТО. Прежде, чем Рон сознался в том, что случилось и для кого это было придумано, Снейп чуть шкуру с меня не содрал своим совершенно необоснованным подозрением. То, что я единожды проклял всю школу, ещё не означало, что я буду делать это постоянно. А вот когда Макгонагалл привела сознавшегося во всем Уизли в Больничное крыло, чтобы он смог рассказать мадам Помфри, что за зелье использовал, то Снейп, совершенно не сдерживаясь в выражениях, отчитал его так, что Помфри пришлось наложить на него заклятие немоты. В ту минуту я подумал, что он её как-нибудь проклянёт за такую дерзость, но одного рассерженного и возмущённого взгляда Поппи Помфри хватило для того, чтобы Ужас Подземелий ретировался прочь. Мне непременно стоило потренировать такой взгляд перед зеркалом.

— Надо отметить, что этот Уизли немного никчёмен, — тихо шепнула Флер, создавая вокруг нас согревающее заклятие. Встав со скамейки, я потянул Флер за собой, кажется, на сегодня с нас ночных посиделок было достаточно.

— Немного, — я согласился с ней. Дверь во внутренний двор, как обычно, закрылась за нами, но дверной замок не щёлкнул. Кажется, теперь "Неудачник года" не охранял это местечко, позволив магии Хогвартса захватить его в своё управление.

Миссис Норрис настигла нас в одном из школьных коридоров и, игриво махнув хвостом, побежала дальше. Интересно, чем Флер смогла подкупить кошку? Заинтересовано взглянув на Флер, я кашлянул, привлекая её внимание к себе.

— Что? — искренне не понимая, спросила она. — Я всего лишь создавала веточку кошачьей мяты, когда слышала цокот её когтей.

Кошачья мята! Любопытно, почему это не пришло на ум мне? Мы столько лет боролись с этой кошкой, пытаясь не попасться ей ночью в коридорах школы, а оказывается, её всего лишь нужно было подкупить.

— Ты узнала об этом от Луны, да? Только ей удаётся ходить по школе ночью, совершенно ничего не страшась, — должно быть, в том, что Флер проводила с ней так много времени, был свой плюс. В последний момент запрыгнув на начавшую передвигаться лестницу, мы были уже на полпути к башне Гриффиндора, когда Пивз уронил доспехи в одном из коридоров. Краем глаза я заметил пушистую стрелу, пронёсшуюся по коридору, чтобы вовремя поймать нарушителя спокойствия. Кажется, тот, кто подговорил Пивза, сейчас попадётся в коготки миссис Норрис.

— Когда я была чуть моложе, примерно возраста Алисы, то мы с Франческой провели над Морганой небольшой эксперимент, — чуть сморщив носик, призналась Флер.

— Так вот как, значит, вы ставили опыты над животными, — усмехнулся я. — А ты в курсе, что наш декан обращается в кошку?

— Да, — задорно рассмеялась Флер. — Один раз в коридоре меня поймала именно она, следующим утром профессор Макгонагалл вернула мне веточку мяты. Настолько пристыженной я не чувствовала себя даже когда… Да никогда!

Тихо посмеиваясь, представляя себе эту картину, я назвал Полной Даме пароль. Несмотря на поздний час, Джордж сидел на диване перед камином, нервно посматривая на вход в гостиную. Заметив нас, он разочарованно вздохнул и снова уткнулся в свою записную книжку. Миссис Норрис сегодня охотилась за Фредом.

— Приятных снов, Флер, — поцеловав её в щеку, я подхватил Мерлина, нагло растянувшегося у входа в женское крыло, и направился в свою спальню. Уже сегодня нам предстояло начать отработку, так что стоило быть хотя бы выспавшимися, чтобы не набрасываться на особенно одарённых учеников с угрозами.

Сразу после завтрака, на котором Фред и Джордж устроили настоящее представление во время чтения первой школьной газеты, Макгонагалл выдала нам с Флер примерный план, на который мы должны были опираться во время проведения занятий для отстающих. Разумеется, нам с Флер была куда интереснее газета, чем план занятий. Я почти уверен, что за этим превосходно иллюстрированным печатным изделием стояли Луна и Алиса, скорее всего, и близнецы приложили к нему руку, по крайней мере, большую часть смешных историй из жизни учеников и гостей школы предоставили они. Возможно, даже Гермиона была замешана в выпуске этого полурегулярного издания. Поразительно, что я не смог заметить, когда они все это провернули, но, в защиту самого себя, стоит сказать, что я был немного занят подготовкой к прохождению третьего испытания турнира и своими прочими личными изысканиями. Лишь во время обеда я удосужился взглянуть на план занятий, после чего безжалостно его порвал.

— Кажется, один из преподавателей клуба незнаек собирается вести занятия по своему личному плану, — тоном профессионального диктора, используя чайную ложку в качестве микрофона, продекламировала Луна.

— Почему клуб незнаек? — именно этот вопрос интересовал меня больше всего после прочтения газеты. Ребята смогли очень корректно, даже витиевато, описать, почему именно Гарри Поттер, Дафна Гринграсс и Флер Делакур стали преподавателями этого клуба, также плавно намекнув, что, возможно, в дальнейшем к нашему составу присоединится кто-нибудь ещё.

— Мне показалось очень оригинальным это название. К тому же, есть такой чудесный литературный персонаж, о нем вспомнил Виктор, — беспечно пожала плечами Луна, будто уж я должен был догадаться обо всем сам. — К тому же, Флер и Дафне оно понравилось.

— Почему я узнал обо всем последним? Хотя нет, не отвечайте, — поспешно отказался я, увидев радостное выражение на лице Флер. Могу поклясться, она очень хотела ответить на мой вопрос и буквально ждала, когда я его задам.

— Зануда! — бросив в меня кусочком салата, обиженно заявила Флер.

Когда послеобеденные занятия закончились, я занял своё любимое место в библиотеке, чтобы выполнить домашнее задание. Дело это оказалось довольно лёгким, особенно если учесть, что я зачаровал несколько перьев, чтобы они писали сразу же несколько сочинений. В конце мне оставалось только написать собственный вывод к этим сочинениям. Так что я справился со всеми своими делами довольно быстро, когда взвинченная Дафна забежала в библиотеку. Бегло осмотрев помещение, смерив уничижающим взглядом парочку первокурсников, она заметила меня, и стало вполне очевидно, какое место она займёт, чтобы избежать излишнего внимания.

— Почему ты так волнуешься, Дафна, ты всегда сможешь проклясть тех, кто будет тебя раздражать, так, что их не смогут расколдовать до конца года, — собрав свои вещи, чтобы Гринграсс смогла расположиться за столом, поинтересовался я. Я не испытывал никакого волнения по поводу предстоящих занятий, хотя для меня это было нормально.

— Я не люблю, когда на меня обращено столько внимания, — устало помассировав виски, призналась Дафна. Второкурсник Когтеврана, уронивший стопку книг, перепугал её, так что Дафна подпрыгнула на стуле, злобно зыркнув на несчастного мальчишку.

— Не переживай так, это лишь очередная отработка, — беспечно пожал плечами я. Мадам Пинс ухватила неряшливого мальчишку за ухо, под конвоем выведя из библиотеки.

— Это третья моя отработка, — тихо призналась Дафна. Ох, великий Мерлин, неужели есть такие люди, у которых за четыре года обучения в школе будет лишь третья отработка?!

За час до назначенного времени Дафна ушла подготавливаться к занятию. Мне даже стало интересно, не сделает ли она себе пучок и не оденет ли очки для пущей строгости. Я оказался первым студентом, перешагнувшим порог класса, выделенного для клуба незнаек. Дафна, хоть и удивилась, но благодарно кивнула мне. Нет, она не стала придумывать для себя строгий образ, но волосы все же заплела в тугую косу. На её занятие пришло всего семь человек. Трое первокурсников с Пуффендуя, двое гриффиндорцев и двое слизеринцев. Так что целый час Дафна объясняла простейшие взмахи волшебной палочкой и как произносить слова. Разумеется, без взрывов не обошлось, хотя, казалось бы, как простое заклятие левитации могло вызвать такой эффект? Оказалось, что в умелых руках и с лёгкой картавостью — это очень даже легко. А ещё, с помощью все того же заклятия левитации, можно было вызывать поток кипячёной воды. Мне пришлось спрятаться за парту, чтобы не получить этой струёй в лицо.

— Мордред и Моргана, как у него вообще получилось сделать такое? — сокрушенно качая головой, Дафна убирала следы подпалин и осушала воду. В воздухе остро пахло древесиной, должно быть, температура воды была по-настоящему большой.

— Не представляю, — просто пожал плечами я, — но было весело.

На моё занятие пришла парочка гриффиндорцев со второго и третьего курса, а также Невилл. Всего пять человек и все с моего факультета, даже обидно, что ребята с остальных факультетов не посчитали меня достойным для своих незаурядных умов. По большей части, у моей пятёрки не получались одни и те же заклятия, хоть они и были с разных курсов. Отсутствие нормального учителя по защите имело отрицательное значение для всех. Моё занятие не прошло без эксцессов: Невилл настолько преуспел в заклятии щита, что отбросил им от себя младших мальчишек, которые, падая, задели парней, тренирующихся в трансфигурационных заклятиях. Так что к концу занятия трое из моих учеников красовались с ушами, которым бы позавидовал слонёнок Дамбо.

На занятие Флер пришло двадцать старшекурсников со всех четырёх факультетов. Такое единение да в мирных целях, которые никак не затрагивали бы мисс Делакур. Ох, вот уж на этом занятии я создал столько барьерных заклятий, чтобы мешать парням быть близко к Флер, что мог смело заказывать для себя значок "Стоп-мастер". На этом уроке несчастных случаев было столько, что не перечесть. Нам с Флер даже пришлось отправить парочку ребят к мадам Помфри, потому что у самих не получилось избавить бедолаг от последствий их неумелых заклятий. Было бы здесь двадцать евнухов, то занятие прошло бы как по маслу, но, увы и ах, не всем моим мечтам суждено сбываться.

— Это была катастрофа, тебе не кажется? — починив разбитые парты, спросил я у Флер.

— Двадцать необузданных парней, которые и не думали даже о том, как произносить слова заклятий и делать взмахи волшебной палочкой — это была масштабная катастрофа. Даже хуже, чем то, что ты наделал, когда мы все это получили, — согласилась Флер, восстанавливая разбитые окна.

— Пожалуй, я сама расформирую отстающих студентов, чтобы впредь таких ситуаций больше не повторилось, — Макгонагалл прервала нашу милую идиллию по усовершенствованию бытовых чар. Флер внимательно наблюдала за профессором, наверное, пытаясь понять, услышала ли она нашу беседу. Лично меня этот вопрос совершенно не волновал, поэтому, изящно взмахнув волшебной палочкой, я отправил все свечи, которые смогли уронить парни, обратно к потолку.

— Как скажете, — улыбнулся я, повернувшись к профессору. — И постарайтесь сделать так, чтобы в моем ведении были слизеринцы. Это так оскорбительно, когда ученики этого факультета не приходят на занятия, только лишь из-за того, что их учителем должен быть гриффиндорец.

Я почти физически ощутил, как Флер за моей спиной закатила глаза, погасив в зародыше желание отвесить мне подзатыльник. Кивнув Макгонагалл на прощание, Флер подхватила меня под руку и вывела из кабинета.

— Серьёзно? Ты посмел порекомендовать декану, как ей лучше заниматься своей работой? — обречённым тоном спросила Флер, стремительно уводя меня подальше от профессора Макгонагалл.

— Моя пожелание прозвучало таким образом? — с усмешкой спросил я, взглянув на возмущённую Флер. Ущипнув меня за руку, Флер наконец рассмеялась, перестав заботиться о том, что что-то может выйти из-под контроля. Хотя, если говорить начистоту, её занятие было самым бесконтрольным из всех.

Профессор очень ответственно подошла к этому вопросу, и уже на следующий день у каждого из нас было по паре представителей каждого факультета. Слизеринцы особенно не любили, когда я делал им подсказки. Они считали, что все лучше знают, так что они чаще всего попадали в больничное крыло после наших занятий. Меня даже несколько раз вызывали на разговор с директором из-за этих инцидентов, но каждый раз я давал вполне правдивый ответ, почему так вышло, что ученики этого факультета оказались у мадам Помфри. Не то чтобы я ставил перед собой цель специально их поучать, но феерическая неспособность сдерживаться некоторых из первокурсников, да и второкурсников, порой приводила к весьма интересным последствиям. Именно поэтому мои ученики так часто и оказывались в больничном крыле. Без экспериментов нет открытий. Неторопливо, но уверенно приближалось время последнего испытания, а с ним и конца учебного года. Дальше откладывать задуманное было бессмысленно. Я вертел свинцовую коробку с кольцом в руках. Можно было подумать, что там был криптонит, способный причинить мне колоссальный вред. Но нет, там был лишь крестраж Тёмного лорда, который уже никак не реагировал на моё присутствие. Правда, как говорилось во всех книгах, прочитанных мной о крестражах, слабых духом людей эти вещи могли сломить и, овладев разумом, уничтожить их, вернув к жизни носителя.

Этот поход я планировал очень тщательно и, если честно, до сих пор не был уверен в том, что мне стоило делать это.

— Хозяин, мисс Делакур выпила зелье, — радостный Добби появился рядом со мной, предупреждая о том, что теперь отступать уже было бы глупостью.

— Хорошо, перенеси меня к ней, — взяв меня за руку, Добби перенёс меня в комнату, выделенную француженкам. Эльф усыпил остальных девушек своими чарами, а Флер подлил специальное зелье. Мне нужно было куда более глубокое влияние на неё, чтобы Флер не проснулась посреди ночи, поняв, где я нахожусь и что мне, возможно, угрожает опасность.

Когда Флер спала, было намного проще манипулировать нашей связью, не нужно было испытывать каких-то особых эмоций, лишь быть с ней, так сказать, на одной волне. Расслабленная и спокойная, она была почти как я в любое время суток. Последние две недели я очень тщательно тренировался влезать в чужие головы. В основном проворачивая этот финт в библиотеке или на занятиях для отстающих. Возможно, именно из-за меня у парочки ребят так ничему и не получилось научиться, хотя, скорее всего, они просто-напросто сами были не блистательными волшебниками. Так что к этой попытке проникновения в чужую голову я готовился очень тщательно.

— Легиллименс!

Проникать в сознания бодрствующих людей было намного проще. Они, если можно так сказать, думали линейно, исключительно о поставленной задаче. Флер же спала, и в её голове только что розовых летающих единорогов из плюша не было. Хорошо, что никаких странных магических существ в её голове не было, но от этого её мысли не казались более прямолинейными. Флер снился песчаный берег, и она брела по нему, явно наслаждаясь солнцем и тёплыми волнами. Периодически эта чудная картина прерывалась, и Флер оказывалась в Хогвартсе. В комнате, которую я видел в первый раз в жизни, хотя, с учётом того, что это был сон, это должно было быть нормально. Её видения все время менялись, как будто Флер не могла определиться, или пыталась проснуться от одной фантазии, попадая в другую. Прежде всего, мне нужно было, чтобы она определилась, и её сон стал более спокойным. Когда видение в очередной раз поменялось, мы оказались в гостиной Гриффиндора, сидели с ней на диванчике перед камином. Вернее, Флер сидела, а я лежал, явно наслаждаясь тем, как она перебирала мои волосы. Что же, столь интимное сновидение значительно облегчало мне задачу: мне не пришлось бы вводить в её сновидение себя.

— Знаешь, я тут подумал, может быть, мы поужинаем где-нибудь в Лондоне? — прежде чем я смог начать управлять самим собой в сновидении Флер, Гарри из сна заговорил первым. Никогда бы не подумал, что Флер хотела побыть со мной наедине где-нибудь вдалеке от школы. Хотя, если подумать, это было не такое уж и неисполнимое желание, и иногда мне и самому хотелось бы оказаться подальше от школы с её слухами и маниакальным интересом к чьим-нибудь любовным успехам или неудачам.

— Только не в Лондоне, — Флер с энтузиазмом откликнулась на предложение Гарри. — Я хотела бы показать тебе своё любимое кафе в Париже. Франческа сделала мне журналистский порт-ключ между Лондоном и Парижем, так что мы могли бы просто исчезнуть утром в субботу и вернуться вечером воскресения.

— Да, — у моего двойника была такая довольная рожа, что даже странно. Поднявшись с дивана, Гарри из сна довольно уверенно, по-хозяйски, поцеловал Флер в губы. Хорошо, думаю, что дальше лучше не заходить в чужие сны. — Но прежде, чем мы отправимся в это небольшое приключение, пообещай мне, что будешь крепко спать этой ночью и не беспокоиться обо мне, что бы ни случилось.

— Но...

Упрямую Флер даже во сне было сложно заставить действовать именно так, как было нужно мне, так что я снова поцеловал её, чтобы прервать поток аргументов против моей просьбы.

— Просто пообещай мне не беспокоиться, что бы ни случилось, я все равно вернусь к тебе, — эти слова вполне могли бы исходить от моего двойника из сна и быть фантазией Флер, только вот они были сказаны мной и были правдой.

— Хорошо, — Флер счастливо улыбнулась, поцеловав меня. На этой томной ноте я покинул её сон, оставив фантазию Флер идти своим чередом. Взглянув на безмятежно спящую девушку, я очень надеялся, что никак не навредил её сознанию своим вмешательством. Одно дело — внушать неполовозрелым подросткам, которые ещё верили в Санта-Клауса и Святого Патрика, произносить слова заклятий с ошибками, чтобы посмотреть, какой будет эффект, если поменять пару букв в слове или пару жестов. Корявое выполнение различных заклятий подростками и смешные эффекты этих заклятий были самым забавным, что происходило со мной во время часов отработок. Мне было совершенно все равно, что я вторгался в их сознания, но, если честно, я очень переживал из-за этого проникновения. Надеюсь, завтра утром Флер не запустит в меня огненный шар, когда увидит. Не хотелось бы начинать день с попыток убежать от рассерженной вейлы, которая всегда знает, где ты находишься.

— Проследи за тем, чтобы девочки спокойно спали всю ночь, особенно Флер, — отдав Добби последние указания перед тем, как он перенёс меня к двери внутреннего дворика, я направился прямиков в Запретный лес.

Возможно, это не самая моя умная идея, но, по крайней мере, она была на третьем месте по продуманности и спланированности, правда, она была единственной из моих идей, которая могла причинить мне реальный физический и эмоциональный вред. Карта со второго испытания осталась у меня в качестве трофея, как, собственно, и детали из мешочка для прохождения третьего испытания. Я снова сделал из них пингвинчика, и теперь он ходил по каминной полке в гостиной Гриффиндора и всегда громко кричал, когда кто-то из профессоров оказывался в коридоре, ведущем в нашу гостиную. Так что, вооружившись картой, я целеустремлённо шёл к деревне кентавров. На этот раз я шёл по маршруту, придуманному для меня организаторами Турнира. К счастью, на этом пути уже не было никаких ловушек и опасных животных, так что я уверенно шагал по хорошо прочищенной тропинке к деревне магических существ, которые, возможно, могли пристрелить меня закалённой стрелой с расстояния больше сотни метров. Несмотря на то, что кентавры были очень разумные, буквально до хорошей безумности разумными, я не совсем представлял, как следовало себя вести: идти бесшумно, чтобы не привлекать их внимания, или наоборот шуметь, чтобы они знали, что к ним кто-то приближается. Хотя о кентаврах я беспокоился намного меньше, чем о русалках.

— Молодой Поттер, мы знали, что ты придёшь, — кентавр, разнявший нашу с Флер семейную склоку, поджидал меня у подходов в деревню. Фактически, он стоял на месте крушения колесницы. На дереве, в которое она врезалась, остались приличные отметины.

— Значит, вы знали и то, по какой причине я приду, — меньше всего мне хотелось вести этот запутанный разговор, в котором каждый собеседник думает, что знает все наперёд и говорит второму простую истину почти стихами. Словно спор магистра Йоды с самим собой.

— Ты хочешь спросить у нас, как перестать видеть упущенные возможности, — довольно уверенно сказал кентавр. Кажется, этот народ очень не любил, когда кто-то начинал беседу первым.

— Не совсем, — честно говоря, мне казалось, что эта способность стоила дороже всего золота, что было на этой планете. Только бы научиться ей управлять, не расставшись с тем крохотным кусочком души, что остался у меня, и тогда становилось понятно, почему волшебники, разделившие свою душу, были столь могущественными: они просто знали, как нужно поступить, чтобы победить.

— Ты боишься стать истуканом, но это неизбежно, если не верить в великую силу магии, — кентавр, имени которого я не знал, и, если честно, не хотел бы узнать никогда, самодовольно засунул большие пальцы за кожаный пояс, на котором висел его колчан со стрелами. Мне кажется, если бы он перекатил зубочисткуиз одного уголка рта в другой и смачно сплюнул на землю, то и это бы он сделал с таким видом, будто в каждом его поступке скрыт великий вселенский смысл.

— Вообще-то, я хотел спросить, не знаете ли вы, как подчинить эту способность себе, но раз звезды не подсказали вам заранее ответа на этот вопрос, то, видимо, этот разговор для другого часа, — протянул я в лучших традициях профессора Трелони самым замогильным тоном. Кентавр оскалился на мою выходку, и рука его дёрнулась к рукоятке кинжала, висящего на поясе, но, видимо, ему все же было приказано привести меня в деревню живым, а может, он просто решил не связываться с магическим сообществом, когда оно узнает, что кентавры убили позолоченного мальчика Британии. Самодовольно улыбаясь, я, в сопровождении моего раздосадованного провожатого, оказался в деревне кентавров. Если верить карте, то это поселение называлось Амсанкт. Очень мило.

— Тебе туда, — мой сопровождающий от души хлопнул меня по спине, указывая на чей-то дом. Получив определённое ускорение, я поостерегся разворачиваться в другую сторону, чтобы сразу же добраться до озера. Кентавры ждали встречи со мной, и раз мой знакомый оказался не слишком блистательным представителем их расы, то вскоре меня должна была ждать встреча с тем, кого действительно уважали.

— Присаживайтесь, мистер Поттер, — приятный бархатный голос кентавра никак не вязался с его дряхлым видом и пепельной от седины окраской. Будь он лошадью, то из гуманных соображений, заводчик, скорее всего, пристрелил бы его и продал шкуру сапожнику, но, видимо, с гуманными соображениями у волшебников и магических существ туго. Интересно, сколько будут стоить туфли из кордована кентавра?

Обстановка домика была довольно скудной, должно быть, единственное, ради чего все эти постройки возводились — это чтобы дождь не мог заливать солому и потушить открытый очаг. Помимо соломы в одном углу дома, кентавр был хозяином шкафа, в котором, возможно, хранились посуда и какие-нибудь специи для приготовления пищи. Ещё, как ни странно, в его распоряжении был стул, на котором мог сидеть только человек, так что именно на него я и присел. Не думаю, что мне предлагали насыпать соломы на землю и сесть напротив кентавра у очага.

— Ты был ведом к нам одним вопросом, — кентавр подкинул несколько поленьев в очаг, чтобы в помещении стало больше света. — Ты хочешь овладеть редким даром, не уступив ему себя. Это похвально.

Казалось, он разговаривал сам с собой и его это вполне устраивало, но вот только это не входило в мои планы. Несмотря на то, что я немного покопался в голове Флер, она вполне могла проснуться посреди ночи и понять, где я нахожусь. Разумеется, я очень надеялся на то, что этого не случится, а Добби, если что, все же сможет удержать её в школе. Поэтому к долгим разговорам сегодня ночью я готов не был, к тому же, если честно, мне казалось, что самая долгая беседа предстояла мне с русалкой.

— Давайте перейдём сразу к делу, — довольно поспешно я прервал бессвязные рассуждения кентавра. Хоть голос у него и был очень резвый, с рассудком явно что-то было не так, а возможно, все дело было в весне, и это лишь сезонное обострение. — Возможно ли это?

— Хозяин истока способен ответить на твой вопрос, — серьёзно, без малейшего намёка на замутнённость и таинственность ответил кентавр. — Но он не любит, когда его беспокоят. Ему нравится лишь когда ему приносят жертвы.

— Жертву ему я принесу, — довольно спокойно кивнул я, предполагая, что нельзя так просто окунуться в источник. Кажется, его темнейшество лорд Волдеморт должен был сослужить мне прекрасную службу.

— Тогда ты получишь ответ, — кивнул кентавр. Одно из поленьев громко треснуло и сноп искр, поднявшийся в воздух, осветил на мгновение всю фигуру кентавра. Задние ноги его были перебиты и видно, что срослись неправильно, все его тело было покрыто рубцами, вырисовывающими прекрасную руническую вязь. По всей видимости, вожак кентавров знал толк в качественной деформации своего тела с максимальной магической отдачей. — Но запомни, юный Поттер, если ты все же решишься на погружение, то пути назад уже не будет. То знание, что ты получишь, та цена, которую ты уплатишь, будут очень велики. То, что твоей матери удалось вернуться назад из этого путешествия, ещё не значит, что исток отпустит тебя.

— Хорошо, — кивнув на слова кентавра, я покинул его чудный дом. Если бы я был вполне нормальным человеком, то, возможно, внял бы его предупреждающим словам и повернул назад, но я был Гарри Поттером, и мне очень уж хотелось взглянуть на исток Стикса. Мой провожатый обнаружился неподалёку, по всей видимости, он думал, что я поверну назад после разговора с вожаком кентавров, но я лишь шутливо отдал ему честь и направился прямиком к озеру, где меня уже ждали. Русалка самодовольно оскалилась, показав мне свои безукоризненно отточенные зубы, и поспешила выйти на сушу. Что-то подсказывало мне, что она не простила моей скромной персоне прошлого столь грубого с ней обращения.

— Ты вернулся, мой сладенький, — пропела русалка, вновь начав нахально гладить меня по груди. Сцепив зубы, чтобы не сказать что-нибудь, из-за чего она непременно не захочет мне помогать, я окинул её оценивающим взглядом. Матушка-природа явно не спала, когда создавала эту представительницу фауны, и весьма щедро наградила её всеми нужными достоинствами для обольщения. Всеми, за исключением родинок, на её фарфоровой коже не было ни одного цветного пятнышка.

— Нравится? — должно быть, мой исследовательский интерес не остался незамеченным, правда, был совершенно по-иному интерпретирован.

— Ты доставишь меня к истоку? — несмотря на то, что это был явный моветон, отвечать вопросом на вопрос, я не мог позволить себе начать эту игру с русалкой. Мало ли, может, они все сплетницы и этот разговор когда-нибудь долетит до ушей Флер, а уж она-то точно оторвёт мне голову.

— Смотря что ты дашь мне взамен, — каким-то неведомым для меня образом моя рубашка оказалась расстёгнутой, и русалка беспрепятственно водила своими холодными мокрыми пальцами по моему оголённому торсу.

— Это, — отстранившись от русалки, я достал свинцовую коробочку с крестражем из кармана и открыл её. — Как только я очищу его от проклятия, кольцо станет твоим.

Некоторое время русалка рассматривала кольцо в коробке и, кажется мне, что расплата натурой ей все же понравилась бы больше, но, наконец, она кивнула и пошла в сторону озера. Облегчённо выдохнув и спрятав коробку обратно в карман, я последовал за своей провожающей.

— Знаешь, плата твоей матери была куда интересней, — протянула она, хватая меня за руку. Хоть я и тренировался плавать, создавая в Выручай-комнате огромные бассейны, ощущения от нахождения в открытом водоёме весенней ночью были не такими приятными. — Наше путешествие будет не очень долгим, но ты определённо запомнишь его на всю оставшуюся жизнь.

Прежде чем отважиться на подводное путешествие, я выучил парочку заклятий для того, чтобы дышать под водой, но русалка явно была против любого из методов моего дыхания. Она впилась в мои губы, выдохнув холодный солёный воздух, и дёрнула за руку, погружая в воду. Как оказалось, мне даже не нужно было пытаться плыть, все мои попытки только мешали и русалка била меня по ногам своим хвостом. Так что, в конце концов, я смирился и позволил ей тащить меня на буксире все дальше и дальше вглубь подводного царства живых и мёртвых. Каждый раз, когда моим лёгким начинало не хватать воздуха, она целовала меня, выдыхая необходимый мне кислород. Думаю, даже за это Флер побьёт меня, если узнает.

Через несколько десятков взмахов её хвоста наше путешествие замедлилось. Вода в этом месте была куда холоднее и плыть стало тяжелее, казалось, каждый метр пути нам приходилось отвоёвывать силой. Получив очередную порцию воздуха, я помотал головой, пытаясь сбросить что-то налипшее на волосы, и именно тогда заметил магию. Мы преодолевали магический барьер, изо всех сил пытающийся вытолкнуть нас наружу. Магия барьера была чем-то совершенно неведомым для меня, по крайней мере, раньше я не видел ничего такого и даже не читал ни о чём отдалённо похожем.

Я полагаю, что в ней было много тьмы, не такой, какая была в ауре дементоров, а куда более могущественной и смертоносной. Должно быть, в русалках было что-то от этого барьера, раз они могли его пересечь, даже с живым грузом. Хлопнув русалку по заднице, я махнул рукой в сторону барьера, и, когда заинтригованная русалка повернулась ко мне, я чуть не выпустил весь воздух из лёгких. Её чёртовы глаза! Они и раньше не нравились мне своей искусственностью и холодностью, но сейчас они были, как и барьер, черны. Когда русалка улыбнулась моему, должно быть, весьма ошалевшему внешнему виду, оголив свои клиновидные зубы, её глаза стали переливаться, как нефть на солнце. Получив ещё один глоток воздуха, я постарался больше ни к чему не присматриваться и ничего не анализировать, особенно находясь под водой. Вот когда буду на поверхности, и когда под моей задницей будет мягкий диван, а в руках что-нибудь сладкое и тёплое, тогда можно будет пуститься во все тяжкие, вспоминая, на что я подписался.

Тот момент, когда мы преодолели барьер, был ощутим даже физически, вода больше не давила со всем сторон и не щипала кожу, да и наше движение снова стало быстрым. Подводный ландшафт изменился, несмотря на быстрое движение, все можно было отчётливо рассмотреть. Вода была кристально чистой и прозрачной, были даже видны округлые плоские камешки на дне, хотя я уверен, что мы плыли не близко к ним. Должно быть, теперь наш курс нужно было поменять, поднявшись на пару метров выше, и русалка так огрела меня хвостом по ногам, что я ойкнул и выпустил весь воздух. Моя строптивая спутница, должно быть, поняла это по-другому и впилась в мои губы с такой силой, что скорее пыталась придушить, чем поделиться воздухом. Отлягнувшись от русалки, я со всего маха врезался во что-то спиной. Но прежде, чем я снова выпустил бы весь воздух из лёгких из-за того, что заорал от боли, русалка вытолкнула меня из воды.

— Твою мать! — тут же проорал я, порывисто хватая ртом воздух. Моё ругательство загуляло искажённым эхом по гроту.

— Довольно часто именно это слово орут смертные, когда оказываются здесь, но обычно от восхищения, — рассмеялась она, помогая мне выбраться на камни.

— Как хоть тебя зовут? — вода в гроте давала причудливое освещение, бросая яркие блики на стены и потолок.

— Ариэль, — чёртова русалка совершенно не стеснялась своей наготы и тянулась своими холодными ручонками к моей груди. Её глаза снова приобрели нормальный для неё цвет, но все равно были покрыты плёнкой.

— Серьёзно? Ариэль? — отбросив её руки с груди, переспросил я.

— У моей матери было прекрасное чувство юмора. Её веселили ваши сказки и то, что они считали русалок безобидными глупыми дурочками, спасающими утопающих. Так что я — Ариэль, и мне было так весело наблюдать людское разочарование, когда русалка из их старых добрых сказок забирала их жизни.

Великий Мерлин, да она ещё более сумасшедшая, чем я думал раньше. Чуть нагибаясь, чтобы не стукнуться головой о низкий свод грота, я двинулся вперёд. Туда, где было больше света. Пройдя несколько метров и не слыша за собой никаких звуков, я обернулся к Ариэль.

— Ты не идёшь? Не будешь меня пугать и рассказывать какие-нибудь байки? — Ариэль снова прыгнула в воду и принялась выхлопывать ладошками по камню какую-то мелодию.

— Только если ты станешь моей жертвой, — счастливо рассмеялась она, кокетливо мне подмигнув.

— Что моя мать принесла в жертву? — разумеется, было неразумно спрашивать о таком прямо сейчас, но не думаю, что после погружение в исток я смогу соображать адекватно.

— Она уговорила меня принести её сюда, чтобы она смогла набрать воды. Ради такого не нужна жертва, лишь сдельная плата для русалки. Но, должно быть, Лили не смогла побороть искушения, и вступила в воды. Она уплатила за свои знания новой жизнью, что была внутри неё.

Резко развернувшись, так, что чуть не треснулся головой о камни, я быстро зашагал дальше. Господи, я ведь знал, что нельзя было спрашивать. Я ведь чувствовал, что был ужасный подвох, ещё тогда, когда мать начала рассказывать мне об истоке. Так какого же дьявола мне нужно было открывать свой рот и спрашивать Ариэль об этом? Пройдя ещё несколько метров и почти приблизившись к истоку, я снова развернулся и вернулся к русалке.

— Чем она заплатила тебе?

— Ты не хочешь этого знать, Гарри, — в ухмылке Ариэль было что-то похожее, как и у Флер, когда она признавалась в том, каким образом чувствует меня.

— Я нахожусь в местечке где-то между жизнью и смертью, так что просто скажи мне это, — хуже знания о том, что за мою жизнь мать заплатила жизнью моего брата или сестры, уже ничего быть не должно.

— Она заплатила тобой, — иронично улыбнулась Ариэль. — Если бы ты не нашёл себе пару до совершеннолетия, то она разрешила мне соблазнить тебя, чтобы зачать ребёнка.

Абсолютно и точно эта новость была для меня последней. Присев на корточки, я сжал голову руками, борясь с накатившим приступом тошноты. Воздух в пещере пах чем-то фруктовым, и дышать им было приятно. Но вот звуки в пещере от плеска воды причудливо играли эхом, складываясь в слова, которые нашёптывали пуститься в крайности. Сделав несколько глубоких вздохов, я выпрямился, насколько позволял свод грота, и направился, наконец, к истоку.

Как и говорила мама, вода в нем серебристая и блики от неё отражаются от покрывшихся каким-то инеем стен, создавая впечатление того, что ты находишься где-то на танцплощадке. В этом месте искушающий шёпот был ещё сильнее, казалось, что прямо за спиной кто-то стоит и шепчет на ухо. Я даже оглянулся по сторонам, пытаясь избавиться от наваждения, но никак не получалось: в какую сторону бы я ни повернул голову, искуситель всегда шептал на ухо.

Как сказала Ариэль, я мог бы набрать воды из истока и уйти, мне не пришлось бы приносить никакой жертвы. Великий Мерлин, ради воды можно было просто подкупить русалку, сплавив ей парочку кентавров, может, потом она отдала бы мне шкуры, и я заказал бы себе эти туфли. Но чем ближе я был к истоку, пытаясь уговорить себя лишь отпустить коробочку с кольцом в воду и тут же уйти, тем сильнее искуситель начинал шептать. Так что это странное желание непременно окунуться в исток начинало обретать в моей голове словесное воплощение. Он убеждал меня непременно погрузиться в воду, предлагая весьма логичные и разумные аргументы в пользу того, что таким образом я узнаю все ответы на свои вопросы. И, в общем-то, я и добирался сюда ради того, чтобы узнать ответы, подспудно уничтожив крестраж Тома.

Уже находясь на грани и протянув руку к серебристой воде, я почувствовал что-то странное. Это ощущение не было связано с дурманящей, опасной магией этого места, оно было где-то внутри и было глубоким и важным, так что на одно мгновение наваждение исчезло, оставив меня в полнейшем беспокойстве. Черт побери, Флер проснулась, запаниковала и, должно быть, попыталась сделать что-то импульсивное, и Добби вырубил её. Великолепно, моё внушение не подействовало и завтра с утра меня ждёт порка, хотя, возможно, я получу её ещё сегодня на обратном пути от русалки.

Открыв коробку с кольцом, я, наконец, погрузил его в воду. С громким воплем, которого ни разу не было при прошлых уничтожениях крестражей, тёмный осколок души попытался ускользнуть прочь, но стены, покрытые серебристым инеем, не дали ей уйти далеко, вернув обратно в исток. На мгновение вода стала чёрной и воздух заполнился смрадом, должно быть, именно таким был и барьер, ведущий к этому месту. Но стоило мне только моргнуть, как все вернулось на круги своя: серебристая вода бросала блики на стены, а чёртов искуситель вновь удобно устроился на моем плече, начав шептать, что уж теперь-то мне терять нечего, жертва уплачена. Захлопнув коробку, все ещё заполненную водой из источника, я положил его на берег, а сам все же решился на этот безумный поступок.

Как оказалось, войти в исток изящно совершенно невозможно: только твоя нога или рука касается воды, тело сводят такие судороги, что ты просто падаешь в воду. Боль сводила каждую клетку моего организма, заставляя вспоминать всю прожитую жизнь в мельчайших подробностях.

Для заклятия жертвы не нужно громких слов, лишь нарисовать крест на лбу того, кого хочешь спасти и поцеловать его. А дальше магия сделает все сама: заберёт одну душу, чтобы защитить другую. Тёмный лорд разочаровано покачал головой после убийства матери. Несмотря на все свои чистокровные замашки, он хотел бы видеть её в своих рядах. Такую сильную, не боящуюся экспериментировать, не следующую правилам, не подчиняющуюся системе. Да, Том хотел видеть её своих рядах, но он не был глуп и понимал, что Лили не прогнётся под рамки его организации и скорее будет ей вредить, чем служить. Столь сильного врага нельзя было оставлять в живых, кто бы об этом ни просил.

Снейп был первым, кто нас нашёл. Он рыдал, как мальчишка, укачивая безжизненное тело моей матери в своих руках, бессвязно прося у неё прощения. Перед моим взором проносились мгновения чужого горя. Мне бы хотелось отвернуться, чтобы не видеть этого, не вторгаться в чужую душу, проклятую глупыми юношескими решениями. Но судорога сводила тело, не давая мне моргнуть и смахнуть пелену воспоминаний с глаз. Я должен был увидеть, как великий Тёмный лорд пал, оставив за собой множество искалеченных судеб своих сподвижников.

Несколько первых месяцев Петунья не могла сдержать слез, смотря на меня. Она оплакивала свою сестру, боялась меня и того, кто может за мной прийти. Петунья была такой храброй женщиной, она просто не знала, как жить, когда единственный несокрушимый человек, в которого она верила, вдруг оказался мёртв. Тётя пела мне колыбельную на французском, что-то о цветах и их силе. Она подарила мне маленькую серебряную ложечку с лилией, выбитой на рукоятке. Я спал с ней, зажимая в кулаке, до пяти лет, пока однажды не потерял. Как оказалось, Дадли украл её у меня и, когда тётя об этом узнала, то впервые его наказала. Петунья спрятала её обратно в шкатулку, в которой хранит все вещи, напоминающие ей о сестре.

Когда мне было три года, я разбил любимую чашку дяди Вернона с глупыми аляповатыми цветами на боках, но меня не наказали, потому что я аккуратно её собрал и поставил поближе к Дадли. Услышав звук падения и крики Дадли, Петунья побеспокоилась лишь о том, не порезались ли мы осколками. Убрав их, она заговорщицки подмигнула нам, и, словно фокусник, достала точно такую же чашку откуда-то сверху шкафа. Должно быть, это была не первая нещадно разбитая любимая чашка дяди Вернона, раз Петунья побеспокоилась о том, чтобы купить ещё несколько таких же. Петунья Дурсль была великолепной волшебницей, просто её колдовства никто не мог заметить.

В мои четыре, как раз в день рождения, приехала тётушка Мардж. Раздосадованный таким ужасным подарком, я столкнул Злыдня новенькой бейсбольной битой Дадли. Псина свалилась с лестницы, пересчитав все ступеньки. А я стоял на вершине лестницы, сжимая биту в руках, и никак не мог поверить, что именно только что сделал. Подхватив скулящего пса на руки, дядя Вернон отдал мне честь и подмигнул, унося Злыдня к сестре. Должно быть, я забыл об этом, потому что слишком боялся, что меня накажут за столь негуманный поступок. А быть может, потому, что сосед задавил того Злыдня машиной, когда поздно вечером возвращался домой с работы. В любом случае, я всегда не любил собак тётушки Мардж, как и все Дурсли.

До девяти лет, когда я хотел побыть в одиночестве, и чтобы никто не заставлял меня работать по дому, то прятался в подвале. Дремал, полусидя между старых ковров. Мне представлялось, что я прячусь в пещере, укрываясь от непогоды. Перед моим взором проносились бесконечные истории из приключенческих книг, которые дарили Дадли и которые он не открывал. Я был золотоискателем и пиратом, пропащим мальчишкой из Неверленда и героем. Из всех своих приключений мне всегда удавалось вернуться домой к маме и папе.

Однажды я хотел украсть одного из котов миссис Фигг, потому что мне безумно нравились его загнутые уши. Я даже составил план, как лучше всего провернуть эту кражу и где мне держать кота, чтобы его никто не обнаружил, а я мог играть с ним и делиться новостями. Миссис Фигг отдала этого котёнка белокурой девчушке с соседней улицы за день до официальной даты кражи. Я смотрел, как мой котёнок, которому я уже даже придумал имя — мсье Мягколап — уходит от меня, зажатый в руках девчонки. Мне удавалось искренне ненавидеть эту девочку, пока однажды она не заступилась за меня перед старшими мальчишками. Схватила ком земли и запустила его прямо в лоб главному задире нашей школы. Я никогда не был таким храбрым, как она.

Незадолго до эпопеи с письмами из Хогвартса я проколол одно из колёс новенькой машины дяди Вернона гвоздём, потому что он наказал меня за разбитое окно на веранде, хотя его разбил Дадли. Должно быть, это карма вернула мне наказание за ту чашку. А потом ещё и за проколотое колесо.

Моё детство у Дурслей не было таким уж плохим, но почему-то я предпочёл помнить только плохое. Ухватиться за эти воспоминания и лелеять их, надеясь, что однажды по мановению волшебной палочки все изменится. Так и случилось, но даже в этом новом для меня мире, я предпочёл трудности с самого начала. Отвергнул искренне предложенную дружбу, даже не задумавшись, как этот отказ западёт в душу оскорблённого мальчишки. Мне было все равно, потому что я думал, что прав и смогу сам во всем разобраться. Как оказалось, сам я всегда видел очень немногое.

На первом курсе мне нравилось прятаться за доспехами или в нишах за портьерами и слушать, о чём шепчутся картины. Чаще всего это были сплетни о студентах и их частной жизни, но иногда кто-то из портретов припоминал истории из прошлого. Прячась в кладовой на пятом этаже, в попытке не попасться Снейпу в ночное время, я подслушал, как портреты обсуждали именно того профессора, от которого я прятался. Тогда я слишком боялся, моё сердце колотилось от страха чуть ли не в горле, и я не запомнил их разговор, а вот теперь вспомнил каждое слово. Они обсуждали, какой красивой парой были Северус Снейп и Лили Эванс. Такая яркая и смышлёная, она делала угрюмого Северуса лучше. Как жаль, что их дружба распалась. Как горестны и ужасны порой бывают слова, брошенные в запале.

С невероятным усилием мне удалось глотнуть воздуха, прежде чем начался новый спазм.

Василиск был невероятно болтливой змеёй. Помимо озлобленного желания всех убивать, он любил сетовать на недалёкость двуногих существ. По его скромному змеиному мнению, он считал, что они не приемлют иного чужого мнения, считая только своё верным. Они узколобы и считают, что все в мире линейно: не может быть фокусов и уловок, нельзя нарушать правила: все нужно делать, действуя по их собственным правилам. Магию, по мнению людей, создают правильные однозначные взмахи палочкой и слова. Они не экспериментируют и не ищут других, более ловких и хитрых способов жизни. Застывшие в одном мнении и желании, они громко хлопают дверями, пафосно уходя прочь. Он слышал много таких всплесков чужого эгоизма. Василиск был ужасно болтлив и, если бы мне не пришлось его убить, я думаю, он ещё много бы наболтал интересного.

Боль, сковывающая моё тело, почти прошла, и у меня получилось лечь на спину, что позволяло легко дышать, не боясь утонуть в источнике. Вскоре должно было прийти переломное воспоминание моей жизни: боль уже не скручивала мышцы, их охватил леденящий холод. Один сильный всплеск воды, и я бы рассыпался вдребезги.

Сущность дементора — чистый холод, душа его пахнет тленом. Я вспомнил, как в воздухе было много запахов, как горька полынь и одурманивающе пахнут маки. Снейп прибежал ко мне первым. Кажется, это было его судьбой — находить мальчишку Поттеров при смерти. Он был перепуган до смерти и на несколько мгновений растерялся, не решаясь коснуться меня. Не зная, что делать, он ударил меня по щеке, и я застонал. После этого Снейп несколько минут укачивал меня в своих объятиях, как когда-то мать, прежде чем отнести в замок.

Одна из целительниц в больнице подсыпала в мой чай неприлично много сахара, должно быть, шоколад давать мне ей запрещали. Но она все равно старалась дать мне что-то сладкое, пока однажды главный целитель, всегда пичкавший меня новыми зельями, не отчитал её прямо в моей палате, в моем присутствии. Он думал, что я ничего не понимаю и не запомню его недовольных криков. Я и правда о них забыл, но прежде смог его проклясть. Та магия, все то могущество, о котором мечтал Волдеморт, снова и снова расщепляя свою душу на части, исполнила моё желание наказать мужчину, столь неприятно поведшего себя с девушкой.

Флер безумно любит касаться моих рук, она рассеяно водит по ним, счастливо ухмыляясь, когда иногда я вздрагиваю пальцами, чтобы избавиться от мурашек, вызванных её прикосновениями. Она бормочет на французском ругательства в мой адрес, надеясь, что я их не понимаю. Чаще всего она называет меня нахальным глупым мальчишкой. Ей нравится наблюдать за тем, как я читаю, делая пометки в своей тетради о различных заклятиях. Иногда она бродит по школе с закрытыми глазами, ведомая мелодией магии. Мерлин всегда следует за ней по пятам в такие ночи. Флер — магический лунатик, всегда возвращающийся в мою спальню вместо своей. Она — моя бабочка, прилетевшая на погибель, чтобы превратить меня в пепел, следующий за каждым взмахом её крыльев.

Холод отступил и боль перестала терзать тело, так что вода источника даже стала тёплой. Встав на ноги, я неуверенно потянулся, ожидая боли во всем теле, но её не последовало. Оказалось, что вода в источнике не доходила мне даже до пояса. Чудесно, Гарри Поттер мог утонуть в луже. Зачерпнув горсть воды, я с жадностью её выпил: вкус искушения и вечного заточения.

Чтобы овладеть даром всеведения, нужно отдаться ему без остатка. Позволить управлять собой и, если ты одержишь победу в этой схватке, то тогда он покорится. Истуканы лишь те, кто сдался на пути к величию и отринул все руки, что тянулись, пытаясь спасти. Заполни себя без остатка и позволь душе утонуть, надеясь, что кто-то ухватит тебя за руку и вытянет на свет. Я получил ответ на свой вопрос, уплатив за него куском души Волдеморта. Кажется, карма отплатила мне, наконец, за то, что я носил в себе тринадцать лет.

Уходя из грота, я не оглядывался, больше меня ничем уже нельзя было искусить. Ариэль вынырнула из воды, как только я оказался в начале пещеры. Не сказав мне ни слова, она ухватила меня за руку, и мы начали обратный путь. В момент преодоления барьера моя кожа серебрилась, разгоняя вокруг нас тьму, так что на обратном пути мы не встретили сильного сопротивления. Русалка вернула меня к озеру в деревне кентавров к рассвету. Отдав ей коробку с кольцом в уплату столь увлекательного и странного приключения, я высушил свою одежду заклятием, прислушиваясь к тому, что происходит с Флер.

— Ей повезло, — Ариэль наблюдала за всеми моими манипуляциями с каким-то хищным интересом, будто до сих пор раздумывала, ограничиваться ли ей одним кольцом или все же воспользоваться разрешением моей матери и изнасиловать меня.

— Возможно, — согласно кивнул я. Неподалёку слышался перестук копыт, должно быть, кентавры все-таки не ожидали, что русалка вернёт меня обратно.

— Удачи вам, мистер Поттер. Возможно, однажды воды ещё принесут вас ко мне, — впервые Ариэль была столь серьёзна в своих словах и желании произвести впечатление, что даже не полезла обниматься. Кивнув, я отступил от неё на пару шагов. Усмехнувшись, русалка вернулась в свою стихию, махнув мне на прощание хвостом.

Моим провожатым из Запретного леса был все тот же кентавр. Было заметно, что он хочет что-то спросить, слишком уж сильно он бил себя по бокам хвостом, но мой угрюмый вид явно отталкивал его от желания начинать беседу. Пробравшись в школу, я успел оказаться в гостиной Гриффиндора как раз к моменту, когда Гермиона и Виктор спускались в гостиную, чтобы побыть вместе. Невозмутимо кивнув парочке, я поднялся в свою спальню. Взяв приготовленные заранее вещи, я запер душевую комнату, вызывая Добби. Как я и думал, мой уровень легиллименции не был ещё столь высок, чтобы внушить что-то вейле, пусть и повязанной со мной. Проснувшись среди ночи и поняв, что мне угрожает смертельная опасность, она чуть не выбежала из гостиной факультета. Добби удалось оглушить её прямо в проходе, так что, падая, она довольно сильно ударилась головой о косяк. Поэтому моему эльфу пришлось обокрасть Больничное крыло, чтобы избавить Флер от возможных последствий падения. Добби таскал себя за уши и заламывал длинные пальцы, прося прощения за то, что Флер удалось убежать так далеко. Ей удавалось услышать каждое заклятие, что создавал эльф, и уворачиваться от них, так что Добби пришлось попросить о помощи своих сородичей из замка.

Кто-то из ребят принялся долбиться в двери душевой, так что я отправил Добби заниматься обустройством дома, и открыл дверь. Похоже, это будет долгий, наполненный неловкими ситуациями день. Надежда, которую я хранил, думая, что разобраться со всеми своими душевными проблемами будет легко, тихо выпорхнула в приоткрытую дверь.

Обзорам

<b><a href="http://nocuus.diary.ru/p204446779.htm">"Привкус корицы"</a></b>, глава 28, ГП/ФД, PG-13, автор [L]Nocuus[/L]

@темы: ГП, Привкус корицы, О вкусах, цветах и ароматах

---

Pan 2015

+17

@темы: фотошопно о картинках

---

Дибил уровень Бог!

Новость, сделавшая мне день.
Не обмельчали на Руси еще дибилы пиздящие истории, изменяющие в них имена и местоимения, считая, что теперь это их авторское произведение

---

Вечность финал

Ну вот почему Вечность так закончилась?! С одной стороны все хорошо: Адама как бы наказали, Генри не переступил через свои принципы, но никто так и не рассказал Джо всю историю! Бля, нельзя так заканчивать сериал, особенно если учесть, что на 2 сезон его может и не продлят!
Это длинная история блин!

@темы: трескотня о сериалах

---

WTF

Что за хренотень творится в Однажды в сказке?!

@темы: трескотня о сериалах