Ах ты, гравитация, бессердечная ты сука
Так-с, я, наконец, закончила 2 главу своего нового ГП фика. И!!!! Я даже придумала для него название))))
Весь этот невидимый колдовской мир.
Еще было бы неплохо найти для него бету, которая сможет меня терпеть)
Глава 2. Следуй за невидимым кроликом, Гарри
Довольно просто показать миру средний палец и счастливо укатить в закат, если ты взрослый, богатый и совершенно уверен, что тебя никто не будет искать на прежнем месте. Я был примерно уверен только в последнем пункте и то не сильно: все же соседи Дурслей, в большинстве своём, были сознательными людьми, и они могли начать расспрашивать моих родственников, если я внезапно пропаду с их трагических радаров. Хотя, если так подумать, дядя Вернон мог сочинить какую-нибудь историю, например, что отправил меня учиться в какой-нибудь пансион для слепых.
В общем, мне нужно было придумать как уехать из Литтл Уингинга. Не то чтобы в закат и навсегда, но возможно на целый день, а так как интерес к моей бедной персоне, к сожалению, ещё не схлынул и тётю регулярно спрашивали о моем самочувствии, то, в какой-то момент, она поймёт, что совершенно не представляет, где носит самого популярного пацана нашей тихой улицы.
В начале января Дурслям как обычно пришёл счёт за содержание бабушки и дедушки Эвансов в доме престарелых. Выкрав концерт от письма, я примерно набросал для себя план действий:
Первое, найти любого человека, который мог прочитать мне адрес этой чудесной богадельни.
Второе, выяснить каким транспортом лучше до туда добираться.
Третье, быть точно уверенным, что этот умеющий читать человек не знает Дурслей и не спалит меня им, когда тётка начнёт поиски.
План был так себе, но после долгих раздумий я решил, что навестить бабушку и дедушку было моей первой необходимостью. Да, они оба болели Альцгеймером, но ещё не были так плохи, как говорила тётя Петунья. Они сами приняли решение переехать, чтобы уход за ними не упал на дочь. Даже деньги, которыми платили за их проживание, были предоставлены бабушкой и дедушкой. Возможно, если можно было бы обойтись без посредников, то они вообще не обратились бы к Петунье. Не знаю, уж какая между ними пробежала кошка, но свою старшую дочь они не жаловали, а младшая уже давно была мертва.
Презрение или что бы там ни было не давало тёте Петунье нормально говорить о своей младшей сестре, я надеялся, что родители этим не страдали. Мне вообще казалось, что пока они начали забывать только недавние вещи, такие как дела на день и списки покупок, а когда тётя Петунья ездила к ним навстречу, то они играли перед ней комедию, чтобы она быстрее их покинула. Но, если они и правда уже так много забыли, то может быть они выболтают мне тайны просто так. Просто из-за того, что они уж не помнили, что эту тайну нужно было хранить.
Как только Дурсли согласились с предложением Мардж посетить выставку породистых собак в Лондоне, и счастливо укатили прочь, я решил действовать. Вооружившись своей новомодной тростью и самым просительным выражением на своём лице, я отправился на поиски приключений. Добравшись на электричке до Лондона, остановил первого же попавшегося мне полисмена, чтобы узнать, как лучше доехать до дома престарелых. Пока все складывалось удачно. Полисмен даже не стал расспрашивать меня после того, как я сказал, что хочу навестить своих бабушку и дедушку. Добрый мужик нарисовал мне карту на обратной стороне конверта с указанием, где и на какой транспорт было лучше пересаживаться.
Ещё большей подлости и представить было нельзя.
Все же запомнив на какой автобус нужно было садиться сначала, я решил обратиться за помощью к кондуктору. Хоть здесь получилось без лишних сложностей: мужчина подсказал мне, где следовало выйти и какого следующего автобуса подождать. Сложности появились, когда я сошёл со второго автобуса на остановке. Дальше к дому престарелых общественный транспорт не ходил и мне предстояло пройти примерно пять миль пешком.
Проклиная себя, весь мир и неожиданную стужу, я трусцой бежал в сторону заветных ответов на вопросы, мучившие меня всю мою сознательную жизнь. Пусть она пока и была не такой уж большой. Я был у бабушки и дедушки Эвансов всего несколько раз, когда тётя Петунья все же решалась провести очередную примирительную встречу, а заодно похвастаться успехами Дадли.
Роджер Эванс был забавным старичком, из тех что носят свитера и пиджаки с заплатками на локтях. Он всегда попыхивал трубкой, когда сидя в кресле, слушал разглагольствования своей дочери об успехах сына и сознательного не упоминания факта моего существования вообще и в их жизни в частности. Он однажды спросил её, а каковы мои успехи в плавании. Тётя тут же сникла и по выражению её лица сразу стало понятно, что очередной визит закончен. Следующий придётся ждать ещё пару лет.
Розали Эванс было ухоженной бабулькой. От неё всегда приятно пахло духами и, когда она приносила большой поднос с чаем и печеньем, то давала мне кружку с огромными лилиями на боках. Должно быть, это были именные кружки, потому что у тёти была точно такая же, но на её боках красовались красноватые петуньи. Бабушка не давала таких ехидных замечаний, как дедуля. Каждый раз она исхитрялась провести со мной и Дадли минуту другую, чтобы расспросить о наших успехах. Отвечая на её вопросы, я старался говорить правду, без вечного дадлюськиного: у меня получается куда лучше, чем у Гарри, он неумеха.
Когда я подбежал к дому престарелых, было уже время обеда. Запыхавшийся и весь мокрый, я ввалился в приёмную с таким видом, как будто убегал от зомби, отчаянно пытаясь спасти мозги. То, что я не сошёл с ума после «досадного» инцидента с машиной ещё нужно было проверить.
- Добрый день, молодой человек. Могу ли я Вам чем-то помочь? – любезно спросила медсестра из-за стойки, посматривая на меня весьма подозрительно.
- Да… фух… почему вы в такой глуши? До вас нужно… бежать целую уйму… времени, - согнувшись пополам, еле выдавил я. Сделав несколько глубоких вздохов, мне все же пришлось выпрямиться, чтобы попытаться произвести хоть какое-то приятное впечатление на персонал. – Я бы хотел повидаться со своей бабушкой и дедушкой: Роджером и Розали Эванс.
Несколько минут медсестра внимательно меня рассматривала, будто пытаясь просканировать, не принёс ли я что-нибудь опасное, или решала стоит ли вообще давать мне право повидать родственников. Но, в конце концов, она сдалась и, вызвав ещё одну сестричку себе на замену, повела меня в зал для посещений. Усевшись в одно из кресел, я снял свой странно замотанный шарф, шапку и куртку. Одёрнул свитер со смешными оленями, который они подарили мне на это Рождество, и подтянул штаны, чтобы хоть как-то привести себя в надлежащему виду. Бабушка и дедушка должны увидеть мальчика, а не маленькое запыхавшееся чучело, которое предстало перед медсестрой.
Когда они зашли в комнату, я поднялся с кресла, проклиная все на свете за то, что ладони мои внезапно стали на удивление потными, а во рту, кажется, была пустыня и ни одного слова мне вымолвить бы не удалось. А ещё мне некстати вспомнилась сеть шрамов вокруг моих глаз и скул, багровый рубец с правой стороны, совсем не заросший волосами. Они смотрели на меня внимательно, были такими собранными и сосредоточенными, словно, как и я, собирались дать бой своим страхам.
- Ох, Господи, Гарри, мальчик мой, что же случилось? – бабуля с проворством, которого не ожидаешь от женщин этой семьи, подбежала ко мне, ухватив за плечи. В моих бабушке и дедушке не было ни крупицы золотого света.
Они были обыкновенными людьми.
- Ничего страшного. Я просто неудачно упал, - я попытался, чтобы мои голос прозвучал как можно более небрежно и спокойно, но все равно вышло как воронье карканье.
- Так неудачно, что в глазах остались отметины от стекла, - набивая табак в трубку, заметил дедушка, усаживаясь в кресло. – Тогда где же Петунья, которая будет самозабвенно рассказывать насколько удачно получилось у Дадли?
- Я пришёл один, - разжав крепкие бабушкины объятия, признался я, присаживаясь в своё кресло.
- Хорошо, - выпустив кольцо табачного дыма, кивнул дед. – Так что же случилось на самом деле? И как слепой мальчишка смог один добраться до сюда?
- Я выбежал из школьного двора и попал под колёса автомобиля. Было не так уж и сложно добраться до сюда. На самом деле, было довольно сложно: мне пришлось украсть конверт с адресом, незаметно выскользнуть из дома, хотя это было лишним – Дурсли все равно уехали, сесть на нужную электричку до Лондона, выспросить у полисмена маршрут до этого места, а потом найти все нужные автобусы. И это все с учётом того, что я не могу читать. Если честно, я прям не понимаю детей, которые убегают из дома, чтобы жить на улице и найти лучшей доли в приключениях или что-то там. Меня чуть не расплющило между двумя толстыми мужиками, когда автобус резко затормозил, - плотину прорвало и кажется меня уже было не заткнуть. – А в довершении ко всему мне пришлось бежать пять миль, чтобы добраться до этого места. Какой кретин решил, что дом престарелых должен находится в такой глуши? То есть природа, свежий воздух – я все понимаю, но блин.
- Значит, Петунья даже не знает, что ты убежал? – обеспокоенно спросила бабушка, будто прикидывая сколько неприятностей моё бегство принесёт им, когда дядя Вернон будет вынужден приехать и забрать меня.
- Да, - подобравшись, как бегун на короткие дистанции, я был готов начать свой забег. – Мне не важно какая кошка пробежала между вами и тётей Петуньей или между тётей Петуньей и моей мамой, но я хочу услышать один правдивый ответ на свой вопрос. Моя мать была ведьмой?
Слова повисли в воздухе и, мне кажется, они всасывали в себя весь кислород. Я был готов бухнуться в обморок от напряжения, а ещё безумно захотелось писать.
- Просто одну минуту, вы пока повспоминайте, подумайте, а мне нужно…
Недоговорив, я рванул в коридор, направляюсь в ту сторону, где видел соответствующие фигурки мальчика и девочки. Я мог услышать ответ на мучивший меня вопрос, развеять все подозрения и увериться, что не схожу с ума, но вместо этого я стоял в кабинке туалета и мочился. Просто в какой момент вселенная дала сбой?
Вернувшись в комнату, я обнаружил бабушку и дедушку держащимися за руки. Они, кажется, вели какой-то важный разговор, не используя ни одного слова. В их молочных фигурах был какой-то свой особенный потусторонний цвет. Может быть, это из-за их болезни, потому что они постепенно забывали всех и себя, а может, ещё из-за чего-то, но их плёнка была куда прозрачнее и отчего-то страшнее. Будто я пытался рассмотреть сквозь запотевшее стекло, что творится внутри пугающего меня дома.
- Слушай внимательно, Гарри, - тон, которым начал беседу дедушка был до боли похож на строгий тон тёти Петуньи. Тот, после которого она наказывала меня.
- Хорошо, - усевшись поудобнее, я приготовился слушать правду или хотя бы ту часть правды, которую они помнят.
- Та чёрная кошка, что пробежала между Петуньей и Лили звалась магией. Она привела за собой зависть и презрение, в конце концов, подарив ненависть. У твоей мамы был дар, а Петти таким не обладала. Лили могла заставить цветы распуститься в январе, она могла зависнуть в воздухе, чтобы снять книгу с верхней полки, пустить листву по ветру, превратив её в птиц. Такая яркая девчушка, находившая во всем лучшее и так открыто любившая. Петти завидовала. Я только понять не могу, как же она до сих может завидовать сестре? Той что пуста из-за своего чудного дара. Как можно завидовать той, кого уничтожили из-за предрассудков? Этого я понять не могу, но знаешь, малыш, в мире много вещей, которых понять нельзя. Правда всегда найдётся тот, кто отыщет предлог и оправдания. Обернёт в другие слова и поведёт за собой сотни последователей. Такие уж мы люди. Отвечая на твой вопрос: да, твоя мать была ведьмой, а отец – колдуном.
- Но как же… - я принялся разводить руками, не в силах высказать все, что вертелось у меня на языке.
- Как же люди никогда не слышали о волшебниках и ведьмах? – с улыбкой спросила бабушка. Закивав как китайский болванчик, я надеялся, что моё буйное воображение сможет хоть на секунду успокоится и следующий вопрос я смогу задать самостоятельно. – Мир волшебников скрыт от нашего. У них даже есть какие-то законы, которые не дают волшебникам права, разглашать правду. В этом правиле, правда, есть небольшие исключения. Например, для тех, в чьей семье родился волшебник. Нельзя стереть из памяти родителя его ребёнка и надеяться, что все будет хорошо. Так что мы знали правду о мире волшебников, даже их почту получали, пока Лили училась в школе. А потом, нам уже не было дела до мира волшебников.
- Другой вопрос, почему ты спросил нас о магии? – дедушка выпустил ещё одно колечко дыма, внимательно рассматривая меня.
- Моё зрение. После происшествия я вроде потерял его, а вроде и нет. Я вижу людей и предметы, но все покрыто плёнкой. Кажется, только магические вещи имеют цвет – золотистый. Он распространяет свечение и вроде все становится чётче. Я просто хочу знать, что происходит: схожу ли я с ума или все эти чудные вещи реальны, - кажется, в моем голосе прозвучали отчаянные, чуть истеричные нотки.
- В Лондоне на Чаринг-Кросс-роуд есть переулок – он ведёт в их мир. Загляни в него, если хочешь убедиться, что магия и маги существуют на самом деле. И если этот мир покажется тебе слишком злым, то больше никогда в него не возвращайся, Гарри. Забудь о нем, как о дурном и чудном сне. Знаешь, один из тех снов, из которых ты не можешь выбраться. Они засасывают тебя все глубже и глубже в своё страшное нутро и сколько бы ты ни бежал, сколько бы ни барахтался в глубокой воде, надрывая лёгкие в крике, никто тебя не услышит и не спасёт. Остаётся надеяться только на спасительный толчок, который вытолкнет тебя из вязкого марева этого жуткого сновидения, - говоря свою пламенную речь, дедуля ухватил меня за руку, наклонившись ближе.
- Как только ты узнаешь всю историю, постарайся правильно рассудить, как жить дальше, - заметила бабушка Роуз. – Мы уже не помним её всю, лишь обрывки, наталкивающиеся друг на друга. Скоро исчезнут и они, как исчезли лица друзей и семьи из памяти.
- Обдумай все хорошенечко, Гарри, - чуть растягивая слова, произнёс дедушка.
С момента начала разговора до этой минуты, внимательность в их глазах стала сменяться растерянностью и мечтательностью. Кажется, рассказав то, что должны были, они, наконец, избавились от ноши предостережений. Смогли расслабиться, чтобы навсегда забыть то, что им так не нравилось в мире волшебников. В мире, как оказалось, забравшем не одну из их дочерей, а обеих.
Мы с ними поговорили ещё несколько минут, пока беседа вдруг не прервалась, потому что дедуля принялся выстукивать какой-то ритм трубкой по креслу, а бабушка рассеянно посматривала в окно. Они забыли, что делали, отрешившись от всего мира и закрывшись где-то глубоко внутри себя.
- Сколько им осталось? – излишне тщательно накручивая шарф на свою шею, спросил я зашедшею проверить нас медсестру.
- Ещё года четыре, в лучшем случае пять, - остановив постукивания деда, которые быстро перешли в нервный мандраж, чем в попытки подражать мелодии.
Попрощавшись с персоналом и родственниками, которые совершенно не обратили на меня внимания, я вышел на улицу. Кажется, ещё сильнее похолодало, а может это просто из-за слов медсестры и того, что я увидел. В лучшем случае пять лет, а лучший ли это был случай?
На обратном пути я достал свою складную трость и чаще приставал к людям, чтобы они помогли мне найти нужный автобус и подсказали где выйти. Мне не хотелось никаких особенных приключений, хотелось побыстрее забраться под одеяло, уткнувшись в один из маминых халатов. Все раздумья я предпочёл оставить на другой раз.
Хор монашек в моей голове участливо склонял головы в молитве.
В ближайшее воскресение я буду сидеть на скамейке прихожан в церкви и слушать очередную проповедь о смирении вместе с Дурслями. Так вот зачем они придумали все это. Они хотели, чтобы вся эта магическая чушь вышла из меня в храме Божьем.
Облачённая в красное фигурка с моего левого плеча принялась поливать псалтыри керосином, неистово щелкая зажигалкой.
Вот же срань!
Я все-таки схожу с ума.
Разумеется, о моем посещении дома престарелых Дурсли узнали в тот же вечер, но они не предприняли ни одной попытки поговорить со мной или расспросить. Они поступили куда хитрее. В воскресение, когда мы пошли на очередную проповедь, она была посвящена людям с душевными болезнями. Витиеватая речь о людях, чьё сознание путалось, и кто не мог отличить фантазии от вымысла, теряя разум и самого себя. Сидя на одной скамье с людьми, которые, по всей видимости, знали всю правду о том, кем была моя мама и как мои родители на самом деле умерли, они делали все, чтобы ввергнуть меня в ещё большую запутанность и неуверенность.
Что это за люди такие?
Когда пришло время исповедоваться, и я оказался в кабинке, напротив святого отца, который только и мог сказать сколько молитв мне нужно прочитать, чтобы исправить свои грехи, то впервые задумался над тем, что мне следовало сказать.
- Вы ведь не можете никому пересказать, то, что я вам скажу, правда? Тайна исповеди и все такое, - ни в этой кабинке, ни в этом человеке, ни в церкви не было ни крупицы золота. Лишь потустороння грязь, такая же, как и люди.
- Да, сын мой, в чём ты хочешь признаться? – в голосе священника слышалась усталость и скука. Он уже давным-давно устал слушать одни и те же истории от одних и тех же людей.
- Я считаю, что моя тётка завистливая сука, изо всех сил старающаяся выпятить себя и свои заслуги, когда они ничего не стоят. Она ничего не добилась в жизни: её муж обыкновенная посредственность, а сын толстый и довольно злобный увалень. Да, она взяла на воспитание сына мёртвой сестры, но лишь для того, чтобы перевести на него свою злобу к сестре. Раз уж она не может злиться и ненавидеть сестру, то для этой цели сгодится и её сын. Она культивировала такое же отношение её сына ко мне, что привело к бесконечному кругу ненависти, обид и боли. Я просто… просто не понимаю, чему можно так завидовать, чтобы вся эта грязь окупилась? То есть я знаю, что цена у магии велика, но ведь она уже уплачена. Так давно, - если святой отец ещё не понял с кем разговаривал, то сразу же как слово на букву М прозвучало, он понял кого слушал. - Я просто запутался, святой отец. Мне бы хотелось, чтобы все было как прежде - просто.
Я вышел из кабинки до того, как священник попытался дать мне наставление и сказал бы сколько раз прочитать молитву. Тётушка дожидалась меня на улице, я видел удаляющиеся бочкообразные фигуры Дадли и Вернона. Должно быть, это было наше с ней время для разговора по душам.
- Прекрасная была проповедь, ты не считаешь? – я считал, что это было самое неудачное начало разговора, которое можно было только вообразить.
- Было бы здорово, если бы в следующий раз было что-то о зависти и о том, куда она может завести, как разрушить душу и семью, - покосившись на тётку, невозмутимо заметил я. Мысленно дав самому себе пять, я наслаждался её пантомимой.
- Возможно, это тоже была бы очень хорошая проповедь, - кисло согласилась она со мной. – А какие мысли вызвала у тебя эта?
- Вот, например, возьмём гипотетическую ситуацию. Есть два брата: у одного есть замечательная вещичка, он сделал её сам или нашёл, не важно, но она его. Второму брату тоже хочется такую, но у него не получается ни сделать что-то похожее, ни украсть. И тогда он начинает страшно завидовать, даже, я не знаю, быть может отрицать крутость вещи, говоря, что она ужасна и что человек ей владеющий совсем странный. Но в душе то ему хочется быть владельцем этой вещи. И этот брат чахнет и чахнет в своей какой-то злобе или что это, что бы это ни было, пока в один прекрасный момент и брат и эта вещичка не исчезают. Так вот я не могу понять, какой прок в том вымысле, что сотворил алчный брат в своей голове? – с каждым моим словом тётя Петунья двигалась все медленнее и медленнее, пока мы, наконец, не остановились посреди улицы, смотря друг на друга. Вернее, тётка думала, что я остановился по инерции, да и на неё смотрел по инерции. - Я не хочу сказать: «Эй, какого черта, она умерла, прекрати ненавидеть мёртвого». Но что-то подобное вертится в моей голове уже некоторое время. Может быть, год или два.
- Что они сказали тебе? – тётя выплюнула свои слова так, как будто они были ядом.
- Они посоветовали мне тщательнее делать выбор, потому что они уже не помнят всей истории, но помнят, как важно сделать правильный выбор, чтобы потом не ненавидеть себя всю жизнь, - до дома Дурслей оставалось не так уж и много и, повернув голову, я увидел фигуру дяди Вернона в дверях. Он высматривал нас, наверное, гадая почему мы застряли посередине дороги. – Я думаю, что понимаю их. Последнее, что я увидел в своей жизни: перекошенная от злости красная рожа Дадли, который мчался за мной, чтобы поколотить. Я бы хотел его ненавидеть, за то, что все так обернулось. За то, что он не смог списать имя главного героя с книги правильно, за употребление сленгового выражения вагины в тексте сочинения, искренне считая, что так и нужно. Я бы хотел ненавидеть его за то, что он такой кретин, решающий все вопросы кулаками. Я бы хотел, но я не могу. Я не исправил его ошибки, предпочтя высмеять их перед всеми, потому что хотел унизить, отомстив за всю ту боль, которую он мне причинял. Одно следует за другим. К – карма.
Оставив тётку стоять на тротуаре, я двинулся к дому. Мне больше нечего было сказать. Все то, что копилось во мне долгими часами в больнице и такими же долгими часами взаперти в своей комнате, наконец, было выплеснуто наружу, обличено в слова, которые кто-то услышал. Мне не хотелось вечно возвращаться к одному и тому же, переживая все заново и надеясь, что-то исправить. Мы имеем то, что имеем и нужно научиться с этим жить. Если тётя Петунья до сих пор не смогла свыкнуться с тем, что моя мать получила магию, а она нет, то это её проблемы не мои. Мне теперь нужно понять, нужна ли мне все эта магия?
То время затишья, пока тётя Петунья осмысливала свою жизнь или пыталась придумать изощрённый способ наказать меня за излишнюю болтливость, я решил потратить с пользой. Забравшись в подвал Дурслей, обследовал все предметы на наличие в них магических следов, не обнаружив ничего для себя ценного, стал постепенно таскать старые вещи на барахолку, чтобы разжиться приличной суммой для своих путешествий. Раз в год дядя Вернон широким жестом свозил все накопившиеся в подвале вещи на свалку, поэтому никто не мог заметить, что какие-то рабочие вещички я продавал с выгодой для себя. Во время одной из таких стратегических чисток, пока я пытался понять, как починить довольно красивый механический будильник, подаренный Дадли в прошлом году и поломанный уже через день, Злыдень забрался в подвал.
Хор монашек, подняв руки к небесам, пропел Аллилуйя!
С помощью отвлекающих манёвров и сверкая голыми голенями, мне удалось затолкать псину в старый пластиковый контейнер. Бог знает зачем Вернон притащил его домой, если он все время стоял пустым, но сейчас он был как-никогда кстати. Захохотав на манер киношного кинозлодея, я дал высокое пять дьяволёнку с левого плеча и отправился за пылесосом. Злыдень был псиной дурной и злобной, под стать хозяйке, но больше всего меня поражало как сильно бульдог боялся звука работающего пылесоса. Выбрав насадку для ворса, я включил старенький, невероятно громкий пылесос, который уже и нитку засосать с пола не мог, и двинулся в сторону пса.
- Прости, приятель, но это тебе за все те случаи, когда я был вынужден сидеть на дереве, - совершенно не раскаиваясь произнёс я, медленно ведя щёткой по шкуре, забившегося в угол животного. Злыдень скулил и смотрел на меня большущими умоляющими прекратить мучения глазами. Серьёзно, если бы псина умела говорить, то он бы уже умолял меня, клянясь всеми ближайшими и дальними родственниками, что больше никогда не загонит меня на дерево, лишь бы я перестал его пылесосить. После нескольких движений щёткой, я убрал её от животного, но пылесос не отодвигал, позволяя ему шуметь и пугать Злыдня дальше. Громкий крик тётушки Мардж с улицы, зовущей своего пса, заставил меня поспешно отключить технику и вернуть её на место. Прихватив будильник и ещё несколько вещей, которые можно было продать, я выскользнул из подвала, оставив пса тихо поскуливать в контейнере. Его поиски длились до глубоко вечера, пока псина не набралась смелости начать тявкать громче. Ох уж сколько было слезливых причитаний о том, какой бедненький Злыдень, пострадавший от своего любопытства. Самодовольно усмехаясь, я намазывал густой малиновый джем на тост и был готов снова коварно рассмеяться. Просто так уж получилось, что чашечку чая, которую дали Мардж, приготовил я, а уж я не поскупился на слабительное, которое туда вылил.
Марджори Дурсль слишком загостилась в этом доме.
После парочки ужасных дней, когда почти все окна в доме Дурслей были открыты, Мардж, наконец, собрала все свои вещи, прихватила Злыдня и укатила к себе. За все игрушки пса, которые она привезла с собой и о которых даже не вспомнила, я выручил семьдесят фунтов.
Исследовательскую экспедицию в магазин мадам Пози я затеял, когда пришла пора выкупать новую порцию бальзама и капель. Их эффект очень нравился всем Дурслям и они, выделили мне приличную сумму для большого заказа необходимых товаров. После моего побега в дом престарелых, они поняли, что я вполне неплохо мог ориентироваться в незнакомой местности, а значит и до магазина я мог дойти один. Каникулы закончились и жизнь Дурслей снова потекла своим чередом, возиться с мальчишкой, который был вполне самостоятельным, они явно не собирались. К тому же пока у них никак не получалось выбрать в какую специализированную школу меня отдать и как минимизировать затраты на моё образование.
Когда я зашёл в магазинчик, в нем было несколько посетителей, так что я присел на диванчик для ожидания, став невозмутимо подслушивать местных сплетниц. Поначалу они замолчали, рассматривая мою трость, да и всего меня спокойно сидящего на диванчике, но вскоре снова стали трещать о разных маленьких происшествиях, произошедших с обитателями нашего сонного городка. Так я выяснил, что дом напротив нашего был выставлен на продажу, но Паркеры, пока не торопились, так что новых соседей стояло ожидать только к лету, а может и вовсе к следующему Рождеству. А миссис Полкинсс продолжает посещать психотерапевта. Если честно, я не знал, что случилось с миссис Я путаю педали в стрессовой ситуации, но точно знал, что Дурсли не стали выдвигать обвинений. Женщины проболтали ещё пятнадцать минут, перескакивая с планов отдыха летом на планы ужина, прежде чем покинули магазин.
- Как я понимаю ты пришёл за своим обычным заказом, Гарри? – добродушно улыбнувшись, спросила мадам Пози, присев рядом со мной на диванчик.
- Верно, а ещё я хотел спросить кое о чём, - выждав театральную паузу, и дождавшись пока мадам похлопает меня по руке, прося продолжать я выдал своё коронное: А правда ли ведьм сжигали на кострах?
Мадам Пози подавилась воздухом и закашлявшись, ухватилась за грудь, опасливо став посматривать по сторонам. Очевидно, пытаясь убедиться, что поблизости никого не было и никто не мог услышать мой вопрос. Серьёзно, если бы я был действительно слепым, то одно то, что она подавилась воздухом выдало бы её с потрохами. Но инстинкт самосохранения не сработал, и она принялась осматриваться по сторонам.
Нет, ну кто вообще так делает?
Нужно держать покер фейс и все отрицать.
Даже ребёнок знает это негласное правило.
- Что же ты, Гарри, смотрел… слушал какую-то передачу? – попыталась выправить ситуацию мадам Пози.
- Ну как сказать слушал, - протянул я, повернувшись к мадам лицом, чтобы перестать искоса следить за её реакцией. – Я просто вижу, что во все эти баночки с маслами, что вы продаёте, заключена магия. Вот мне и интересно, есть ли какое-то наказание за… колдовство или все это пережитки прошлого?
Хор монашек в моей голове принялся отыгрывать гитарное соло Скандала.
- Так ты видишь? – хоть мадам Пози и была удивлена, но не так сильно, как этого ожидал я. Встав с дивана, она перевернула табличку на Закрыто, щёлкнула дверным замком и поманила меня за собой. Так как пути к отступлению были закрыты, я держал своё лучшее покерное лицо, следуя за женщиной на второй этаж дома.
- Ты сегодня рано, Софи, - прозвучал, должно быть, с кухни мужской голос.
- Значит, вы все-таки нарушили обещание и забрались в больницу, когда я говорила вам этого не делать? – грозно спросила мадам Пози. Если бы в её руках была какая-нибудь увесистая вещь, то она непременно пошла бы в ход и двое пожилых мужчин получили бы по загривку.
- Нет, - подняв руки, стал отнекиваться более молодой мужчина. – Не было такого. Все ложь!
- А что это за молодой человек вместе с тобой? – попытался было перевести разговор в другое русло второй старик. Их голоса почему-то были мне знакомы.
- Гарри Поттер. Мальчик, чьи глаза вы попытались вылечить в больнице, но вместо этого сотворили какую-то ерунду, - своих обвинительных оборотов мадам Пози не сбавляла.
- Не было такого! – снова стал отрицать молодой. – Мы ничего не успели, только напоили его костеростом и восстанавливающим зельем.
- Стойте! – пазлы, кажется, стали складываться. – Так вы те педофилы, которые забрались ко мне в палату?
Это была картина маслом.
Трое оторопевших взрослых, беззвучно открывших рот, чтобы что-нибудь сказать, но так и не найдя слов.
Монашки закрыли лица руками, бормоча себе под нос что-то вроде: «Мы не знаем этого парня. Он не с нами».
- Мы, конечно, забрались к тебе в палату, но остальные обвинения ложные, - наконец, выдал молодой. – Позволь представиться: Томас Квин и Ричард Холмс.
- Меня несомненно радует, что все остальные обвинения оказались ложными, - усмехнулся я, пожимая руки мужчинам. – Просто перед всем этим я прочёл парочку книг Харриса и возможно мой мозг меня ненавидел.
- Всякое бывает, - отмахнулась мадам Пози, пригласив всех к столу. Некоторое время мы просто сидели за столом, наблюдая за тем, как мадам Пози суетиться, доставая из шкафчиков различную посуду и сласти. Как только женщина присела за стол вместе с нами, Томас решил начать беседу.
- Что ты знаешь о магическом мире, Гарри? – разливая горячий чай в красивые чашки, спросил он меня.
- Ничего. Я о существовании магии узнал от больных Альцгеймером бабушки и дедушки, так что я как бы пришёл сюда за подтверждением, - пожав плечами, я обмакнул шоколадное печенье в горячий чай. Ричард все это время пристально наблюдавший за мной, хохотнул, но вступить в беседу не решился.
- Но историю своей семьи ты ведь знаешь? – больше утверждая, чем спрашивая, произнёс Том, наклонившись над столом, чтобы взять ещё кусочек сахара.
Я было уже открыл рот, чтобы праведно возмутиться. Но как открыл, так и закрыл, громко щёлкнув зубами. Ещё несколько месяцев назад я был абсолютно уверен, что моя семья являлось самой заурядной и унылой во всём мире. Мои бабушка и дедушка были больны и вскоре должны были позабыть друг друга. Тётка была чопорна и совершенно не умела воспитывать детей. Её родной сын был злобным мальчишкой, не перестающим поедать вредную пищу, и решающий все вопросы кулаками. Дадли мог на несколько минут зависнуть, если в беседе с ним было произнесено слово больше чем из трёх слогов. И то все это время он тратил на то, чтобы решить поколотить собеседника за использование непонятных слов или дать сделать это своим дружкам. Её собственный племянник мог на спор украсть и прочитать любую книгу или журнал, лишь бы получить парочку наличных фунтов. Я воровал музыкальные пластинки из магазинов, продавал барахло Дурслей, и забирал в личное пользование все, что плохо лежало на своих местах. В плане воспитания двух мальчиков Дурсли дали полного петуха. Хотя о каком правильном воспитании может идти речь, если дядя Вернон был самым унылым мужиком на планете. Глядя на него невольно начинаешь завидовать оборванцам: их жизнь захватывающа и полна приключений. Да, они могли умереть от цирроза печени, но все лучше, чем разжижение мозгов из-за очередной заунывной речи о дрелях. Серьёзно, я о строение дрели знал больше, чем о функционале своего маленького Гарри. Хотя ладно, о его функционале я знал чрезмерно много, но не благодаря воспитательному элементу, исходящему от дяди Вернона.
- Да ничего он не знает о своей семье, да и о себе, - заметил Ричард, шумно отпив из широкого блюдца. – Ты своего рода рок-звезда магического мира, Гарри.
- Как это? – эго моё значительно подскочило до небывалых прежде высот.
- Твоя семья погибла, а ты остался жив, - спокойно и явно не собираясь вдаваться в какие-либо подробности, пояснил Ричард.
С громких Шмяк моё эго рухнуло на землю, превратившись в кашу из ошмётков плоти.
- Сомнительное какое-то достижение, - заметил я, став пристальнее наблюдать за всей троицей.
- Мы не знаем всю историю полностью и уж тем более не можем ручаться за её правдивость, - издалека начала выводить мадам Пози. – Все мы родились в разных странах и, как ты можешь заметить, в разное время. Ричард был участников Второй мировой войны.
- В то время, не только простецы хотели очистить мир от скверны, возвысив одну расу над другими. Среди волшебников с великой идеей править над простецами и всем миром был Геллерт Гриндевальд. Амбициозный и жестокий он не чувствовал никакой разницы убивая простой люд или же волшебников. Он хотел силы и власти, так что та опустошающая людская война играла ему на руку. В суматохе огня и боли проще всего уничтожить семьи несогласных и прибрать власть к своим рукам. Европа была в руинах, над ней реяли два знамени: нацистский и Гриндевальда, - голос Ричарда стал размеренным и степенным, заблудившись в воспоминаниях, он тщательно подбирал слова для своего рассказа. – Я был полевым медиком. Настоящим волшебником я никогда не был, да и вся моя семья предпочла отсиживаться за стенами своего поместья, выжидая, когда же Альбус Дамблдор схватится с Гриндевальдом и положит конец всей это чертовщине, творящейся в Европе. Мне же так поступить не давало чувство ответственности, да и совесть моя не спала как у всех остальных моих одарённых братьев и сестёр. Записавшись добровольцем на фронт, я попал в отряд полевым медиком. Правдой и слепым обманом, мне удавалось держать раненых бойцов в живых. Будь я настоящим волшебником, обладай хотя бы на чуточку большими силами, то мне удалось бы спасти куда больше людей.
- Не вини себя, друг мой, ты делал все, что мог, - похлопав старика по руке, участливо заметил Томас.
- Как бы там ни было, в сорок четвёртом после одной из бомбардировок я оказался свидетелем встречи двух самых жестоких волшебников двадцатого столетия. Быть может, магия меня тогда спасла, а может прочная конструкция дома, но я остался жив. Когда прозвучал хлопок аппарации, то крики о помощи свои я прекратил, как бы ни было больно, но язык следовало держать за зубами. Появиться среди горящих развалин города мог только последователь Гриндевальда, а от них милосердия лучше было не ждать. Я думал, что увижу молодого сопляка из какого-нибудь старого магического рода, но перед моими глазами предстал сам Геллерт Гриндевальд собственной персоной. Он любовался тем, что случилось, порой добивая живых. Ленивым долгим жестом, взмахивал палочкой, бросая убивающее проклятие. В какой-то степени вся эта картина была довольно красивой, завораживающей, - Ричард примолк, вспоминая то, что видел когда-то давно, а я, тихо чертыхаясь, пытался достать размякшее печенье из чашки.
- Волдеморт появился минут через двадцать. Он окинул горящие здания любопытным взглядом, прислушался к стонам умирающих, и произнёс что-то вроде: «Кажется, на их улице, наконец, праздник». Мальчишка спросил отчего Гриндевальд берет в своё окружение маглорожденных и полукровок, порой убивая представителей чистой крови. Он не понимал этого, думая, что следовало бы поступить иначе: убить грязную кровь, чтобы избранные правили над людьми. Наверное, нужно отдать Гриндевальду должное он считал, если ты волшебник – то уже избранный, вопрос лишь в том, на чьей ты был стороне. Молодой Волдеморт исчез почти сразу же, он явно был недоволен отношением Гриндевальда к чистоте магической крови.
- Именно это и стало его лозунгом для восхождения, - будто приняв эстафетную палочку, продолжил Томас. – Волдеморт считал, что только чистокровные волшебники могли владеть магией, прочие же её были не достойны. Представители старых семей тут же прониклись этой идей. Вон паршивых грязнокровок и маглолюбцев. В магическом мире нет места слабым и нечистым.
Весь их рассказ напоминал самую увлекательную и страшную сказку, которую рассказывают в темноте у костра, когда жарят зефирки. Но начало было таким длинным, что я уже начал сожалеть, что вообще спросил.
- Есть какая-то разница в том, какой ты волшебник? – прежде чем мои собеседники пустились в очередной витиеватый рассказ о прошлом, я решил вклиниться со своим уточняющим вопросом.
- Нет никакой разницы! - яростно заметил Ричард.
Если бы в руках Ричарда была указка, он бы шарахнул ею об стол так, что указка и столешница бы сломались. Томас снова похлопал старика по руке, на этот раз вкладывая в свой жест, желание успокоить. Сердито дыша, словно загнанный зверь на бойне, Ричард кивнул, показывая, что все хорошо.
- Все люди разные, Гарри, и магическая сила у всех своя: у кого-то она больше, у кого-то меньше. Сама сила волшебника не зависит от того в какой семье он родился. Мы обладаем только тем, что нам даровано. С возрастом волшебник накапливает знания и умения, он учится всевозможным уловкам, и его магия развивается вместе с ним. Если можно так сказать, то волшебник и его магия растут вместе, заботясь друг о друге. Магия может защитить человека от боли и помочь быстрее вылечить повреждения, она делает его сильнее и быстрее. Возвышает его над природой и прочими живыми существами. Но если волшебник захочет больше силы и власти, возомнит себя тем, кем не является, то магия стребует цену в уплату этого могущества. Она отметит его, деформируя тело, показывая миру, что баланс нарушен, - словно учитель, Ричард рассказывал мне лекцию о важности баланса между умеренностью и жадностью. - Семья же может дать молодому волшебнику знания, накопленные поколениями, обучить заклинаниям, рассказать хитрости. Познакомить с нужными людьми и замолвить словечко, когда следует. Именно этого и не будет у молодых мальчишек и девчонок, родившихся в семьях простецов.
- Это как семьи ремесленников, да? Они занимаются чем-то одним целыми поколениями и знают все премудрости своего дела, поэтому их работу так ценят. Но ведь бывают и самородки, - кажется, я весьма утрировал ситуацию, но общий смысл был мне понятен.
- Верно, и обычно этого самородка быстро прибирают к рукам, чтобы обучить всем премудростям и привнести что-то новое в свою семью, - усмехнулся Ричард.
- Тогда почему этому самому Волдесморде удалось найти себе сторонников? – чувствуя какой-то вселенский подвох, решил уточнить я. - Ведь не могла же половина магического населения страны быть настолько умственно отсталой, что не понимала прописные истины.
- Потому что наша страна до сих пор не отказалась от титулов и вбитой когда-то чопорности. Именно вот этот старый костяк семейств и кричал больше всего, не желая расставаться со всеми своими привилегиями, к которым они так привыкли. Та половина моей семьи, что не пала при войне с Гриндевальдом, умерла под патронажем Волдеморта, - Ричард неожиданно захохотал. – Единственный кто остался недоволшебник-недосквиб.
- Нужно иммигрировать, с этим островом уже все ясно, - протянул я. Если честно, я улавливал только общий смысл беседы, но в жизни всегда все по-другому, так что вряд ли мне было суждено понять все премудрости магического мира, пока я в него не попаду. – Это все конечно хорошо, то есть плохо, но это все не объясняет, почему меня считают рок-звездой?
- Волдеморт пришёл в твой дом, чтобы убить, но вместо этого пал сам, - чётко ответила Софи, не став вести долгую подготовительную речь. – Хэллоуин восемьдесят первого стал знаменательным днём для Британии. Все праздновали день смерти Того-Кого-Нельзя-Называть и поднимали бокалы за Малька, который выжил. У тебя должен был остаться шрам о том дне, - мадам Пози попыталась было разглядеть в той серии шрамов, что украшал моё лицо, нужный, но не смогла.
- Волшебники дали мне прозвище? – недоверчиво переспросил я. – Мальчик, который выжил? Почему вселенная ко мне так несправедлива? Потти – обормотти и Мальчик, который выжил.
Взрослые посмеялись надо мной, разливая новую порцию душистого чая. Все, что они рассказали мне, было лишь снежной крошкой на верхушке айсберга, если бы я начал расспрашивать их дальше, то лишь запутался бы. Возможно, мне стоило спросить о чём-то, что я мог понять прямо сейчас.
- Получается, что волшебники живут за счёт того, что продают свою продукцию обычным людям? – мы сидели на кухне, которая была заполнена всевозможными магическими предметы. Даже чашки, из которых мы пили чай, имели на себе чуть золотистый налёт.
- Нет, конечно же нет, - хохотнул Том, весело отмахнувшись от моего предположения. – Магический мир полностью обособлен: у нас своя структура финансов, правительства, здравоохранения и развлечений. Настоящие волшебники живут в своём мире и работают на различных должностях, получая за это золото и серебро. А мы, выброшенные за круг нормальной волшебности, вынуждены жить так, как получается. Если говорить технически, то мы не торгуем магическими предметами. Да, магия в них есть, но она довольно незначительна, так что Сектор борьбы с незаконным использованием изобретений маглов не может её отследить и наказать нас за торговлю.
- В самом деле, что плохого может быть в том, что подростковые прыщи быстро сойдут или морщинки у глаз молодых мамочек исчезнут, и они снова будут хорошо выглядеть? Разве я делаю что-то дурное? Простецы довольны тем, как после шампуней блестят их волосы, как уменьшаются морщинки и какой гладкой и чистой становится кожа. Они приходят ко мне снова, а я только рада помочь, - искренне стала защищаться мадам Пози, отстаивая свою возможность приторговывать волшебством. – Да и магии во всех моей продукции совсем кроха: капелька одного зелья, да другого – ничего больше.
- Так значит вы правонарушители и контрабандисты? – с широкой улыбкой на лице, уточнил я.
- Совсем чуть-чуть, - показывая расстояние в дюйм между указательным и большим пальцем правой руки, улыбнулся Томас.
Это был приятный момент, когда все веселы от прозвучавшей шутки, и никому не нужно продолжать беседу, чтобы нарушить тишину. Мадам Пози принесла к столу торт из шоколадных коржей, пропитанных малиной. Мы медленно смаковали вкусный десерт и каждый думал о чём-то своём.
- Мне кажется, вы были напуганы, когда забрались ко мне в палату. Почему? – постаравшись припомнить то, что долгое время казалось мне лишь сном, спросил я.
- Ты Мальчик, который выжил, Гарри, если честно, когда мы впервые увидели тебя в этом городке, то хотели собрать чемоданы и переехать куда-нибудь подальше. Мы думали, за тобой будут присматривать, и о нашем маленьком предприятии быстро станет известно Министерству. Но шли дни, а единственным полноценным волшебником на весь Литтл Уингинг был и оставался ты. Торговля пошла полным ходом, деловые контакты с сонными сплетниками соседями завязываться. И вдруг произошло это глупое несчастье у школьных ворот. В тот день мы услышали около десяти различных версий произошедшего, но больше всего нам интересовало не твоё самочувствие, Гарри, а сохранность наших шкур. Мы ждали волшебника, который помог бы тебе, тем же вечером, но прошла неделя, другая - никто не приходил. Может твоя тётка надеялась на современную медицину, поэтому и выжидала время, не обращаясь за помощью к волшебникам. Мы не могли больше находиться в столь опасном и подвешенном состоянии, нужно были либо помочь тебе, либо сбежать. Все хорошенько обдумав, мы решили действовать, надеясь, предотвратить появление кого-нибудь ещё. Мы хотели избавить тебя от всех последствий аварий, но получилось только восстановить повреждённые внутренние ткани и кости, - пояснил Ричард, виновато улыбнувшись.
Мадам Пози шептала себе под нос что-то крайне недовольное, очевидно, её мужчины в обсуждение не взяли, поэтому для неё и стало таким шоком, что они забрались в мою палату. Покусываю нижнюю губу я размышлял обо всем услышанном. Было странно, что они вообще извинялись за то, что в первую очередь подумали о себе. Сохранность собственной шкуры всегда дороже, особенно если учесть, что у самого рыльце в пушку, как у этой троицы. Будь я на их месте вообще бы сидел ровно и не выходил на улицу, чтобы меня лишний раз никто на улице не заметил.
- Подождите, получается, вы можете убрать эту сетку для игры в крестики-нолики с моего лица? А что насчёт моего зрения? – резко встрепенулся я, если честно, надеясь, что выйду я из этого дома уже обычным мальчишкой.
- Шрамы, конечно, получится убрать, - воскликнула мадам Пози, будто это было делом пяти минут. Поспешно вскочив с места, она выбежала из кухни.
- А вот с глазами мы тебе помочь ничем не сможем. Их лучше будет посмотреть специалисту в Святом Мунго. Капли, что мы сделали для тебя, вреда никакого не приносят, но и пользы, кроме как косметической, никакой не делают, - признался Ричард, протянув мне пузырёк с каплями.
- Вот, держи, - мадам Пози вручила мне пузатую баночку с мазью. В руках моих горело маленькое солнышко, заточенное в стекло. – Нанесёшь на кожу лица и остальные шрамы на ночь: кожа будет казаться влажной, но, не бойся, так просто мазь не сотрётся ночью о простыни. С утра смоешь то, что останется с мылом. Может быть, понадобиться несколько нанесений, но не думаю, что больше трёх. Никакой из этих шрамов ты не получил с помощью магии, так что все их можно будет убрать.
Спрятав капли и мазь в пакет, я попытался придумать о чём ещё их можно было спросить. Честно говоря, было слишком много новой информации, которая по большей части была мне не понятна. Они вроде и говорили на английском, но порой несли такой отдалённый от заданной темы бред, что складывалось впечатление, что мы говорим на разных языках.
Монашки согласно кивнули мне, кажется, и у них началась мигрень.
- Как же вы все познакомились? – я посчитал этот вопрос самым нейтральным. Не думаю, что история их знакомства тянулась с сороковых годов.
- В школе, - радостно ответила мадам Пози, будто это было само собой разумеющимся, что три человека, находящихся в разных возрастных группах, могли познакомиться именно там. Если честно, я рассчитывал на то, что Ричард был отцом Тому, а Том был отцом Софи.
- Как это в школе? Как долго Том и Ричард не могли её окончить, что дождались вашего туда поступления? – протянул я, надеясь подловить их на лжи.
- Есть одна магическая школа, обучение в которой может пройти любой сквиб и слабый волшебник, - отсмеявшись, начал объяснять Том. – Для этой школы не важно, в каком возрасте ты туда поступил, важно, чтобы за тебя кто-то поручился. Вместе мы проучились там лишь год, но общие интересы и идея создания этого магазинчика объединила нас, так что, после окончания школы, соединив усилия, мы создали его. И теперь переезжая из одного городка в другой, мы набираем для себя базу клиентов, которым потом высылаем свои товары по почте.
- Значит, вы скоро исчезните и из Литтл Уингинга? – удивлённо спросил я. Тётя Петунья будет в глубочайшей печали: она так любит их омолаживающие маски и крема.
- Да, птичка принесла нам на хвосте интересную новость, так что к концу января мы переедем куда-нибудь ещё, - кивнул Ричард.
- Что за новость? – вопрос вырвался раньше, чем я сумел сообразить о чём спрашиваю.
- В феврале или марте в дом твоих соседей переедем Арабелла Фигг, - недовольно протянул Ричард. – Эта старая кошатница имеет почти легальную лицензию на разведение жмыров. В прошлый раз мы пересеклись с ней в Сент-Хеленс и она чуть не сдала нас министерству. Нам вообще-то так же полагается иметь лицензию на торговлю, но… кого вообще волнуют эти лицензии?
- Поэтому во избежание лишней огласки и соблазна отравить всех её жмыров, мы уже сейчас сообщаем нашим клиентам, что переходим на торговлю по почте, - поджав губы на манер тётушки Петуньи, заметила мадам Пози. Так это не фирменный жест тётушки! Это что-то возрастное для всех женщин.
- Получается, что в вашем обществе есть своя конкуренция? Вы все действуете в обход ваших властей, но и напакостить другим таким же пытаетесь? – с лёгким смешком спросил я. Вот уж никак не ожидал, что такое может быть.
- Это все Фигг, - парировал Ричард. – Безумная кошатница! Она считает, раз водит дружбу с Дамблдором, то на неё не действуют законы сквибов. Так что мы её отслеживаем и предупреждаем друзей, если Её кошачье величество собирается поселиться где-нибудь поблизости.
- Подождите, получается, есть и другие предприятия, таких как вы волшебников? – я даже привстал со своего места от любопытства.
- Разумеется, - подтвердил Том. – Семья Тобиаса делает превосходную мебель. Герберт Пруэтт помогает всем нам с бухгалтерией. Трипы пошли ещё дальше – они ремонтируют автомобили простецов, слегка улучшая двигатели, чтобы машины прослужили дольше. У Яксли есть настоящая лицензия для разведения жмыров. Он прекрасный селекционер: его кошки одни из лучших на этом рынке. Многие сквибы живут очень скромно, занимаясь сельским хозяйством или каким-то своим любимым делом. Все мы стараемся друг другу помогать, поэтому такое крысье поведение, которое проявила Фигг, осуждается.
- Ого, особенный тайный мир, внутри тайного магического мира! – восхитился я. – А я могу стать его частью?
- Мы напишем в школу ходатайство за тебя, - кивнул Ричард. – Но окончательное решение за руководством школы.
- Мы ещё встретимся с тобой до отъезда из города, но сейчас тебе пора домой, - взглянув на часы, воскликнула мадам Пози. – Твоя тётя должно быть волнуется.
Моя тётка не забила тревогу, когда я скрылся в неизвестном направлении почти на весь день, так что я очень сомневался, что она начнёт переживать, точно зная куда я направился. Попрощавшись с троицей контрабандистов и нарушителей магических законов, торопливо двинулся в сторону дома. В моей голове было столько новой информации, что хотелось побыстрее устроится на кровати, чтобы все хорошенько обдумать.
Срань господня, кажется, я собирался открыть для себя весь этот невидимый колдовской мир!
Весь этот невидимый колдовской мир.
Еще было бы неплохо найти для него бету, которая сможет меня терпеть)
Глава 2. Следуй за невидимым кроликом, Гарри
Глава 2. Следуй за невидимым кроликом, Гарри
Довольно просто показать миру средний палец и счастливо укатить в закат, если ты взрослый, богатый и совершенно уверен, что тебя никто не будет искать на прежнем месте. Я был примерно уверен только в последнем пункте и то не сильно: все же соседи Дурслей, в большинстве своём, были сознательными людьми, и они могли начать расспрашивать моих родственников, если я внезапно пропаду с их трагических радаров. Хотя, если так подумать, дядя Вернон мог сочинить какую-нибудь историю, например, что отправил меня учиться в какой-нибудь пансион для слепых.
В общем, мне нужно было придумать как уехать из Литтл Уингинга. Не то чтобы в закат и навсегда, но возможно на целый день, а так как интерес к моей бедной персоне, к сожалению, ещё не схлынул и тётю регулярно спрашивали о моем самочувствии, то, в какой-то момент, она поймёт, что совершенно не представляет, где носит самого популярного пацана нашей тихой улицы.
В начале января Дурслям как обычно пришёл счёт за содержание бабушки и дедушки Эвансов в доме престарелых. Выкрав концерт от письма, я примерно набросал для себя план действий:
Первое, найти любого человека, который мог прочитать мне адрес этой чудесной богадельни.
Второе, выяснить каким транспортом лучше до туда добираться.
Третье, быть точно уверенным, что этот умеющий читать человек не знает Дурслей и не спалит меня им, когда тётка начнёт поиски.
План был так себе, но после долгих раздумий я решил, что навестить бабушку и дедушку было моей первой необходимостью. Да, они оба болели Альцгеймером, но ещё не были так плохи, как говорила тётя Петунья. Они сами приняли решение переехать, чтобы уход за ними не упал на дочь. Даже деньги, которыми платили за их проживание, были предоставлены бабушкой и дедушкой. Возможно, если можно было бы обойтись без посредников, то они вообще не обратились бы к Петунье. Не знаю, уж какая между ними пробежала кошка, но свою старшую дочь они не жаловали, а младшая уже давно была мертва.
Презрение или что бы там ни было не давало тёте Петунье нормально говорить о своей младшей сестре, я надеялся, что родители этим не страдали. Мне вообще казалось, что пока они начали забывать только недавние вещи, такие как дела на день и списки покупок, а когда тётя Петунья ездила к ним навстречу, то они играли перед ней комедию, чтобы она быстрее их покинула. Но, если они и правда уже так много забыли, то может быть они выболтают мне тайны просто так. Просто из-за того, что они уж не помнили, что эту тайну нужно было хранить.
Как только Дурсли согласились с предложением Мардж посетить выставку породистых собак в Лондоне, и счастливо укатили прочь, я решил действовать. Вооружившись своей новомодной тростью и самым просительным выражением на своём лице, я отправился на поиски приключений. Добравшись на электричке до Лондона, остановил первого же попавшегося мне полисмена, чтобы узнать, как лучше доехать до дома престарелых. Пока все складывалось удачно. Полисмен даже не стал расспрашивать меня после того, как я сказал, что хочу навестить своих бабушку и дедушку. Добрый мужик нарисовал мне карту на обратной стороне конверта с указанием, где и на какой транспорт было лучше пересаживаться.
Ещё большей подлости и представить было нельзя.
Все же запомнив на какой автобус нужно было садиться сначала, я решил обратиться за помощью к кондуктору. Хоть здесь получилось без лишних сложностей: мужчина подсказал мне, где следовало выйти и какого следующего автобуса подождать. Сложности появились, когда я сошёл со второго автобуса на остановке. Дальше к дому престарелых общественный транспорт не ходил и мне предстояло пройти примерно пять миль пешком.
Проклиная себя, весь мир и неожиданную стужу, я трусцой бежал в сторону заветных ответов на вопросы, мучившие меня всю мою сознательную жизнь. Пусть она пока и была не такой уж большой. Я был у бабушки и дедушки Эвансов всего несколько раз, когда тётя Петунья все же решалась провести очередную примирительную встречу, а заодно похвастаться успехами Дадли.
Роджер Эванс был забавным старичком, из тех что носят свитера и пиджаки с заплатками на локтях. Он всегда попыхивал трубкой, когда сидя в кресле, слушал разглагольствования своей дочери об успехах сына и сознательного не упоминания факта моего существования вообще и в их жизни в частности. Он однажды спросил её, а каковы мои успехи в плавании. Тётя тут же сникла и по выражению её лица сразу стало понятно, что очередной визит закончен. Следующий придётся ждать ещё пару лет.
Розали Эванс было ухоженной бабулькой. От неё всегда приятно пахло духами и, когда она приносила большой поднос с чаем и печеньем, то давала мне кружку с огромными лилиями на боках. Должно быть, это были именные кружки, потому что у тёти была точно такая же, но на её боках красовались красноватые петуньи. Бабушка не давала таких ехидных замечаний, как дедуля. Каждый раз она исхитрялась провести со мной и Дадли минуту другую, чтобы расспросить о наших успехах. Отвечая на её вопросы, я старался говорить правду, без вечного дадлюськиного: у меня получается куда лучше, чем у Гарри, он неумеха.
Когда я подбежал к дому престарелых, было уже время обеда. Запыхавшийся и весь мокрый, я ввалился в приёмную с таким видом, как будто убегал от зомби, отчаянно пытаясь спасти мозги. То, что я не сошёл с ума после «досадного» инцидента с машиной ещё нужно было проверить.
- Добрый день, молодой человек. Могу ли я Вам чем-то помочь? – любезно спросила медсестра из-за стойки, посматривая на меня весьма подозрительно.
- Да… фух… почему вы в такой глуши? До вас нужно… бежать целую уйму… времени, - согнувшись пополам, еле выдавил я. Сделав несколько глубоких вздохов, мне все же пришлось выпрямиться, чтобы попытаться произвести хоть какое-то приятное впечатление на персонал. – Я бы хотел повидаться со своей бабушкой и дедушкой: Роджером и Розали Эванс.
Несколько минут медсестра внимательно меня рассматривала, будто пытаясь просканировать, не принёс ли я что-нибудь опасное, или решала стоит ли вообще давать мне право повидать родственников. Но, в конце концов, она сдалась и, вызвав ещё одну сестричку себе на замену, повела меня в зал для посещений. Усевшись в одно из кресел, я снял свой странно замотанный шарф, шапку и куртку. Одёрнул свитер со смешными оленями, который они подарили мне на это Рождество, и подтянул штаны, чтобы хоть как-то привести себя в надлежащему виду. Бабушка и дедушка должны увидеть мальчика, а не маленькое запыхавшееся чучело, которое предстало перед медсестрой.
Когда они зашли в комнату, я поднялся с кресла, проклиная все на свете за то, что ладони мои внезапно стали на удивление потными, а во рту, кажется, была пустыня и ни одного слова мне вымолвить бы не удалось. А ещё мне некстати вспомнилась сеть шрамов вокруг моих глаз и скул, багровый рубец с правой стороны, совсем не заросший волосами. Они смотрели на меня внимательно, были такими собранными и сосредоточенными, словно, как и я, собирались дать бой своим страхам.
- Ох, Господи, Гарри, мальчик мой, что же случилось? – бабуля с проворством, которого не ожидаешь от женщин этой семьи, подбежала ко мне, ухватив за плечи. В моих бабушке и дедушке не было ни крупицы золотого света.
Они были обыкновенными людьми.
- Ничего страшного. Я просто неудачно упал, - я попытался, чтобы мои голос прозвучал как можно более небрежно и спокойно, но все равно вышло как воронье карканье.
- Так неудачно, что в глазах остались отметины от стекла, - набивая табак в трубку, заметил дедушка, усаживаясь в кресло. – Тогда где же Петунья, которая будет самозабвенно рассказывать насколько удачно получилось у Дадли?
- Я пришёл один, - разжав крепкие бабушкины объятия, признался я, присаживаясь в своё кресло.
- Хорошо, - выпустив кольцо табачного дыма, кивнул дед. – Так что же случилось на самом деле? И как слепой мальчишка смог один добраться до сюда?
- Я выбежал из школьного двора и попал под колёса автомобиля. Было не так уж и сложно добраться до сюда. На самом деле, было довольно сложно: мне пришлось украсть конверт с адресом, незаметно выскользнуть из дома, хотя это было лишним – Дурсли все равно уехали, сесть на нужную электричку до Лондона, выспросить у полисмена маршрут до этого места, а потом найти все нужные автобусы. И это все с учётом того, что я не могу читать. Если честно, я прям не понимаю детей, которые убегают из дома, чтобы жить на улице и найти лучшей доли в приключениях или что-то там. Меня чуть не расплющило между двумя толстыми мужиками, когда автобус резко затормозил, - плотину прорвало и кажется меня уже было не заткнуть. – А в довершении ко всему мне пришлось бежать пять миль, чтобы добраться до этого места. Какой кретин решил, что дом престарелых должен находится в такой глуши? То есть природа, свежий воздух – я все понимаю, но блин.
- Значит, Петунья даже не знает, что ты убежал? – обеспокоенно спросила бабушка, будто прикидывая сколько неприятностей моё бегство принесёт им, когда дядя Вернон будет вынужден приехать и забрать меня.
- Да, - подобравшись, как бегун на короткие дистанции, я был готов начать свой забег. – Мне не важно какая кошка пробежала между вами и тётей Петуньей или между тётей Петуньей и моей мамой, но я хочу услышать один правдивый ответ на свой вопрос. Моя мать была ведьмой?
Слова повисли в воздухе и, мне кажется, они всасывали в себя весь кислород. Я был готов бухнуться в обморок от напряжения, а ещё безумно захотелось писать.
- Просто одну минуту, вы пока повспоминайте, подумайте, а мне нужно…
Недоговорив, я рванул в коридор, направляюсь в ту сторону, где видел соответствующие фигурки мальчика и девочки. Я мог услышать ответ на мучивший меня вопрос, развеять все подозрения и увериться, что не схожу с ума, но вместо этого я стоял в кабинке туалета и мочился. Просто в какой момент вселенная дала сбой?
Вернувшись в комнату, я обнаружил бабушку и дедушку держащимися за руки. Они, кажется, вели какой-то важный разговор, не используя ни одного слова. В их молочных фигурах был какой-то свой особенный потусторонний цвет. Может быть, это из-за их болезни, потому что они постепенно забывали всех и себя, а может, ещё из-за чего-то, но их плёнка была куда прозрачнее и отчего-то страшнее. Будто я пытался рассмотреть сквозь запотевшее стекло, что творится внутри пугающего меня дома.
- Слушай внимательно, Гарри, - тон, которым начал беседу дедушка был до боли похож на строгий тон тёти Петуньи. Тот, после которого она наказывала меня.
- Хорошо, - усевшись поудобнее, я приготовился слушать правду или хотя бы ту часть правды, которую они помнят.
- Та чёрная кошка, что пробежала между Петуньей и Лили звалась магией. Она привела за собой зависть и презрение, в конце концов, подарив ненависть. У твоей мамы был дар, а Петти таким не обладала. Лили могла заставить цветы распуститься в январе, она могла зависнуть в воздухе, чтобы снять книгу с верхней полки, пустить листву по ветру, превратив её в птиц. Такая яркая девчушка, находившая во всем лучшее и так открыто любившая. Петти завидовала. Я только понять не могу, как же она до сих может завидовать сестре? Той что пуста из-за своего чудного дара. Как можно завидовать той, кого уничтожили из-за предрассудков? Этого я понять не могу, но знаешь, малыш, в мире много вещей, которых понять нельзя. Правда всегда найдётся тот, кто отыщет предлог и оправдания. Обернёт в другие слова и поведёт за собой сотни последователей. Такие уж мы люди. Отвечая на твой вопрос: да, твоя мать была ведьмой, а отец – колдуном.
- Но как же… - я принялся разводить руками, не в силах высказать все, что вертелось у меня на языке.
- Как же люди никогда не слышали о волшебниках и ведьмах? – с улыбкой спросила бабушка. Закивав как китайский болванчик, я надеялся, что моё буйное воображение сможет хоть на секунду успокоится и следующий вопрос я смогу задать самостоятельно. – Мир волшебников скрыт от нашего. У них даже есть какие-то законы, которые не дают волшебникам права, разглашать правду. В этом правиле, правда, есть небольшие исключения. Например, для тех, в чьей семье родился волшебник. Нельзя стереть из памяти родителя его ребёнка и надеяться, что все будет хорошо. Так что мы знали правду о мире волшебников, даже их почту получали, пока Лили училась в школе. А потом, нам уже не было дела до мира волшебников.
- Другой вопрос, почему ты спросил нас о магии? – дедушка выпустил ещё одно колечко дыма, внимательно рассматривая меня.
- Моё зрение. После происшествия я вроде потерял его, а вроде и нет. Я вижу людей и предметы, но все покрыто плёнкой. Кажется, только магические вещи имеют цвет – золотистый. Он распространяет свечение и вроде все становится чётче. Я просто хочу знать, что происходит: схожу ли я с ума или все эти чудные вещи реальны, - кажется, в моем голосе прозвучали отчаянные, чуть истеричные нотки.
- В Лондоне на Чаринг-Кросс-роуд есть переулок – он ведёт в их мир. Загляни в него, если хочешь убедиться, что магия и маги существуют на самом деле. И если этот мир покажется тебе слишком злым, то больше никогда в него не возвращайся, Гарри. Забудь о нем, как о дурном и чудном сне. Знаешь, один из тех снов, из которых ты не можешь выбраться. Они засасывают тебя все глубже и глубже в своё страшное нутро и сколько бы ты ни бежал, сколько бы ни барахтался в глубокой воде, надрывая лёгкие в крике, никто тебя не услышит и не спасёт. Остаётся надеяться только на спасительный толчок, который вытолкнет тебя из вязкого марева этого жуткого сновидения, - говоря свою пламенную речь, дедуля ухватил меня за руку, наклонившись ближе.
- Как только ты узнаешь всю историю, постарайся правильно рассудить, как жить дальше, - заметила бабушка Роуз. – Мы уже не помним её всю, лишь обрывки, наталкивающиеся друг на друга. Скоро исчезнут и они, как исчезли лица друзей и семьи из памяти.
- Обдумай все хорошенечко, Гарри, - чуть растягивая слова, произнёс дедушка.
С момента начала разговора до этой минуты, внимательность в их глазах стала сменяться растерянностью и мечтательностью. Кажется, рассказав то, что должны были, они, наконец, избавились от ноши предостережений. Смогли расслабиться, чтобы навсегда забыть то, что им так не нравилось в мире волшебников. В мире, как оказалось, забравшем не одну из их дочерей, а обеих.
Мы с ними поговорили ещё несколько минут, пока беседа вдруг не прервалась, потому что дедуля принялся выстукивать какой-то ритм трубкой по креслу, а бабушка рассеянно посматривала в окно. Они забыли, что делали, отрешившись от всего мира и закрывшись где-то глубоко внутри себя.
- Сколько им осталось? – излишне тщательно накручивая шарф на свою шею, спросил я зашедшею проверить нас медсестру.
- Ещё года четыре, в лучшем случае пять, - остановив постукивания деда, которые быстро перешли в нервный мандраж, чем в попытки подражать мелодии.
Попрощавшись с персоналом и родственниками, которые совершенно не обратили на меня внимания, я вышел на улицу. Кажется, ещё сильнее похолодало, а может это просто из-за слов медсестры и того, что я увидел. В лучшем случае пять лет, а лучший ли это был случай?
На обратном пути я достал свою складную трость и чаще приставал к людям, чтобы они помогли мне найти нужный автобус и подсказали где выйти. Мне не хотелось никаких особенных приключений, хотелось побыстрее забраться под одеяло, уткнувшись в один из маминых халатов. Все раздумья я предпочёл оставить на другой раз.
Хор монашек в моей голове участливо склонял головы в молитве.
В ближайшее воскресение я буду сидеть на скамейке прихожан в церкви и слушать очередную проповедь о смирении вместе с Дурслями. Так вот зачем они придумали все это. Они хотели, чтобы вся эта магическая чушь вышла из меня в храме Божьем.
Облачённая в красное фигурка с моего левого плеча принялась поливать псалтыри керосином, неистово щелкая зажигалкой.
Вот же срань!
Я все-таки схожу с ума.
Разумеется, о моем посещении дома престарелых Дурсли узнали в тот же вечер, но они не предприняли ни одной попытки поговорить со мной или расспросить. Они поступили куда хитрее. В воскресение, когда мы пошли на очередную проповедь, она была посвящена людям с душевными болезнями. Витиеватая речь о людях, чьё сознание путалось, и кто не мог отличить фантазии от вымысла, теряя разум и самого себя. Сидя на одной скамье с людьми, которые, по всей видимости, знали всю правду о том, кем была моя мама и как мои родители на самом деле умерли, они делали все, чтобы ввергнуть меня в ещё большую запутанность и неуверенность.
Что это за люди такие?
Когда пришло время исповедоваться, и я оказался в кабинке, напротив святого отца, который только и мог сказать сколько молитв мне нужно прочитать, чтобы исправить свои грехи, то впервые задумался над тем, что мне следовало сказать.
- Вы ведь не можете никому пересказать, то, что я вам скажу, правда? Тайна исповеди и все такое, - ни в этой кабинке, ни в этом человеке, ни в церкви не было ни крупицы золота. Лишь потустороння грязь, такая же, как и люди.
- Да, сын мой, в чём ты хочешь признаться? – в голосе священника слышалась усталость и скука. Он уже давным-давно устал слушать одни и те же истории от одних и тех же людей.
- Я считаю, что моя тётка завистливая сука, изо всех сил старающаяся выпятить себя и свои заслуги, когда они ничего не стоят. Она ничего не добилась в жизни: её муж обыкновенная посредственность, а сын толстый и довольно злобный увалень. Да, она взяла на воспитание сына мёртвой сестры, но лишь для того, чтобы перевести на него свою злобу к сестре. Раз уж она не может злиться и ненавидеть сестру, то для этой цели сгодится и её сын. Она культивировала такое же отношение её сына ко мне, что привело к бесконечному кругу ненависти, обид и боли. Я просто… просто не понимаю, чему можно так завидовать, чтобы вся эта грязь окупилась? То есть я знаю, что цена у магии велика, но ведь она уже уплачена. Так давно, - если святой отец ещё не понял с кем разговаривал, то сразу же как слово на букву М прозвучало, он понял кого слушал. - Я просто запутался, святой отец. Мне бы хотелось, чтобы все было как прежде - просто.
Я вышел из кабинки до того, как священник попытался дать мне наставление и сказал бы сколько раз прочитать молитву. Тётушка дожидалась меня на улице, я видел удаляющиеся бочкообразные фигуры Дадли и Вернона. Должно быть, это было наше с ней время для разговора по душам.
- Прекрасная была проповедь, ты не считаешь? – я считал, что это было самое неудачное начало разговора, которое можно было только вообразить.
- Было бы здорово, если бы в следующий раз было что-то о зависти и о том, куда она может завести, как разрушить душу и семью, - покосившись на тётку, невозмутимо заметил я. Мысленно дав самому себе пять, я наслаждался её пантомимой.
- Возможно, это тоже была бы очень хорошая проповедь, - кисло согласилась она со мной. – А какие мысли вызвала у тебя эта?
- Вот, например, возьмём гипотетическую ситуацию. Есть два брата: у одного есть замечательная вещичка, он сделал её сам или нашёл, не важно, но она его. Второму брату тоже хочется такую, но у него не получается ни сделать что-то похожее, ни украсть. И тогда он начинает страшно завидовать, даже, я не знаю, быть может отрицать крутость вещи, говоря, что она ужасна и что человек ей владеющий совсем странный. Но в душе то ему хочется быть владельцем этой вещи. И этот брат чахнет и чахнет в своей какой-то злобе или что это, что бы это ни было, пока в один прекрасный момент и брат и эта вещичка не исчезают. Так вот я не могу понять, какой прок в том вымысле, что сотворил алчный брат в своей голове? – с каждым моим словом тётя Петунья двигалась все медленнее и медленнее, пока мы, наконец, не остановились посреди улицы, смотря друг на друга. Вернее, тётка думала, что я остановился по инерции, да и на неё смотрел по инерции. - Я не хочу сказать: «Эй, какого черта, она умерла, прекрати ненавидеть мёртвого». Но что-то подобное вертится в моей голове уже некоторое время. Может быть, год или два.
- Что они сказали тебе? – тётя выплюнула свои слова так, как будто они были ядом.
- Они посоветовали мне тщательнее делать выбор, потому что они уже не помнят всей истории, но помнят, как важно сделать правильный выбор, чтобы потом не ненавидеть себя всю жизнь, - до дома Дурслей оставалось не так уж и много и, повернув голову, я увидел фигуру дяди Вернона в дверях. Он высматривал нас, наверное, гадая почему мы застряли посередине дороги. – Я думаю, что понимаю их. Последнее, что я увидел в своей жизни: перекошенная от злости красная рожа Дадли, который мчался за мной, чтобы поколотить. Я бы хотел его ненавидеть, за то, что все так обернулось. За то, что он не смог списать имя главного героя с книги правильно, за употребление сленгового выражения вагины в тексте сочинения, искренне считая, что так и нужно. Я бы хотел ненавидеть его за то, что он такой кретин, решающий все вопросы кулаками. Я бы хотел, но я не могу. Я не исправил его ошибки, предпочтя высмеять их перед всеми, потому что хотел унизить, отомстив за всю ту боль, которую он мне причинял. Одно следует за другим. К – карма.
Оставив тётку стоять на тротуаре, я двинулся к дому. Мне больше нечего было сказать. Все то, что копилось во мне долгими часами в больнице и такими же долгими часами взаперти в своей комнате, наконец, было выплеснуто наружу, обличено в слова, которые кто-то услышал. Мне не хотелось вечно возвращаться к одному и тому же, переживая все заново и надеясь, что-то исправить. Мы имеем то, что имеем и нужно научиться с этим жить. Если тётя Петунья до сих пор не смогла свыкнуться с тем, что моя мать получила магию, а она нет, то это её проблемы не мои. Мне теперь нужно понять, нужна ли мне все эта магия?
То время затишья, пока тётя Петунья осмысливала свою жизнь или пыталась придумать изощрённый способ наказать меня за излишнюю болтливость, я решил потратить с пользой. Забравшись в подвал Дурслей, обследовал все предметы на наличие в них магических следов, не обнаружив ничего для себя ценного, стал постепенно таскать старые вещи на барахолку, чтобы разжиться приличной суммой для своих путешествий. Раз в год дядя Вернон широким жестом свозил все накопившиеся в подвале вещи на свалку, поэтому никто не мог заметить, что какие-то рабочие вещички я продавал с выгодой для себя. Во время одной из таких стратегических чисток, пока я пытался понять, как починить довольно красивый механический будильник, подаренный Дадли в прошлом году и поломанный уже через день, Злыдень забрался в подвал.
Хор монашек, подняв руки к небесам, пропел Аллилуйя!
С помощью отвлекающих манёвров и сверкая голыми голенями, мне удалось затолкать псину в старый пластиковый контейнер. Бог знает зачем Вернон притащил его домой, если он все время стоял пустым, но сейчас он был как-никогда кстати. Захохотав на манер киношного кинозлодея, я дал высокое пять дьяволёнку с левого плеча и отправился за пылесосом. Злыдень был псиной дурной и злобной, под стать хозяйке, но больше всего меня поражало как сильно бульдог боялся звука работающего пылесоса. Выбрав насадку для ворса, я включил старенький, невероятно громкий пылесос, который уже и нитку засосать с пола не мог, и двинулся в сторону пса.
- Прости, приятель, но это тебе за все те случаи, когда я был вынужден сидеть на дереве, - совершенно не раскаиваясь произнёс я, медленно ведя щёткой по шкуре, забившегося в угол животного. Злыдень скулил и смотрел на меня большущими умоляющими прекратить мучения глазами. Серьёзно, если бы псина умела говорить, то он бы уже умолял меня, клянясь всеми ближайшими и дальними родственниками, что больше никогда не загонит меня на дерево, лишь бы я перестал его пылесосить. После нескольких движений щёткой, я убрал её от животного, но пылесос не отодвигал, позволяя ему шуметь и пугать Злыдня дальше. Громкий крик тётушки Мардж с улицы, зовущей своего пса, заставил меня поспешно отключить технику и вернуть её на место. Прихватив будильник и ещё несколько вещей, которые можно было продать, я выскользнул из подвала, оставив пса тихо поскуливать в контейнере. Его поиски длились до глубоко вечера, пока псина не набралась смелости начать тявкать громче. Ох уж сколько было слезливых причитаний о том, какой бедненький Злыдень, пострадавший от своего любопытства. Самодовольно усмехаясь, я намазывал густой малиновый джем на тост и был готов снова коварно рассмеяться. Просто так уж получилось, что чашечку чая, которую дали Мардж, приготовил я, а уж я не поскупился на слабительное, которое туда вылил.
Марджори Дурсль слишком загостилась в этом доме.
После парочки ужасных дней, когда почти все окна в доме Дурслей были открыты, Мардж, наконец, собрала все свои вещи, прихватила Злыдня и укатила к себе. За все игрушки пса, которые она привезла с собой и о которых даже не вспомнила, я выручил семьдесят фунтов.
Исследовательскую экспедицию в магазин мадам Пози я затеял, когда пришла пора выкупать новую порцию бальзама и капель. Их эффект очень нравился всем Дурслям и они, выделили мне приличную сумму для большого заказа необходимых товаров. После моего побега в дом престарелых, они поняли, что я вполне неплохо мог ориентироваться в незнакомой местности, а значит и до магазина я мог дойти один. Каникулы закончились и жизнь Дурслей снова потекла своим чередом, возиться с мальчишкой, который был вполне самостоятельным, они явно не собирались. К тому же пока у них никак не получалось выбрать в какую специализированную школу меня отдать и как минимизировать затраты на моё образование.
Когда я зашёл в магазинчик, в нем было несколько посетителей, так что я присел на диванчик для ожидания, став невозмутимо подслушивать местных сплетниц. Поначалу они замолчали, рассматривая мою трость, да и всего меня спокойно сидящего на диванчике, но вскоре снова стали трещать о разных маленьких происшествиях, произошедших с обитателями нашего сонного городка. Так я выяснил, что дом напротив нашего был выставлен на продажу, но Паркеры, пока не торопились, так что новых соседей стояло ожидать только к лету, а может и вовсе к следующему Рождеству. А миссис Полкинсс продолжает посещать психотерапевта. Если честно, я не знал, что случилось с миссис Я путаю педали в стрессовой ситуации, но точно знал, что Дурсли не стали выдвигать обвинений. Женщины проболтали ещё пятнадцать минут, перескакивая с планов отдыха летом на планы ужина, прежде чем покинули магазин.
- Как я понимаю ты пришёл за своим обычным заказом, Гарри? – добродушно улыбнувшись, спросила мадам Пози, присев рядом со мной на диванчик.
- Верно, а ещё я хотел спросить кое о чём, - выждав театральную паузу, и дождавшись пока мадам похлопает меня по руке, прося продолжать я выдал своё коронное: А правда ли ведьм сжигали на кострах?
Мадам Пози подавилась воздухом и закашлявшись, ухватилась за грудь, опасливо став посматривать по сторонам. Очевидно, пытаясь убедиться, что поблизости никого не было и никто не мог услышать мой вопрос. Серьёзно, если бы я был действительно слепым, то одно то, что она подавилась воздухом выдало бы её с потрохами. Но инстинкт самосохранения не сработал, и она принялась осматриваться по сторонам.
Нет, ну кто вообще так делает?
Нужно держать покер фейс и все отрицать.
Даже ребёнок знает это негласное правило.
- Что же ты, Гарри, смотрел… слушал какую-то передачу? – попыталась выправить ситуацию мадам Пози.
- Ну как сказать слушал, - протянул я, повернувшись к мадам лицом, чтобы перестать искоса следить за её реакцией. – Я просто вижу, что во все эти баночки с маслами, что вы продаёте, заключена магия. Вот мне и интересно, есть ли какое-то наказание за… колдовство или все это пережитки прошлого?
Хор монашек в моей голове принялся отыгрывать гитарное соло Скандала.
- Так ты видишь? – хоть мадам Пози и была удивлена, но не так сильно, как этого ожидал я. Встав с дивана, она перевернула табличку на Закрыто, щёлкнула дверным замком и поманила меня за собой. Так как пути к отступлению были закрыты, я держал своё лучшее покерное лицо, следуя за женщиной на второй этаж дома.
- Ты сегодня рано, Софи, - прозвучал, должно быть, с кухни мужской голос.
- Значит, вы все-таки нарушили обещание и забрались в больницу, когда я говорила вам этого не делать? – грозно спросила мадам Пози. Если бы в её руках была какая-нибудь увесистая вещь, то она непременно пошла бы в ход и двое пожилых мужчин получили бы по загривку.
- Нет, - подняв руки, стал отнекиваться более молодой мужчина. – Не было такого. Все ложь!
- А что это за молодой человек вместе с тобой? – попытался было перевести разговор в другое русло второй старик. Их голоса почему-то были мне знакомы.
- Гарри Поттер. Мальчик, чьи глаза вы попытались вылечить в больнице, но вместо этого сотворили какую-то ерунду, - своих обвинительных оборотов мадам Пози не сбавляла.
- Не было такого! – снова стал отрицать молодой. – Мы ничего не успели, только напоили его костеростом и восстанавливающим зельем.
- Стойте! – пазлы, кажется, стали складываться. – Так вы те педофилы, которые забрались ко мне в палату?
Это была картина маслом.
Трое оторопевших взрослых, беззвучно открывших рот, чтобы что-нибудь сказать, но так и не найдя слов.
Монашки закрыли лица руками, бормоча себе под нос что-то вроде: «Мы не знаем этого парня. Он не с нами».
- Мы, конечно, забрались к тебе в палату, но остальные обвинения ложные, - наконец, выдал молодой. – Позволь представиться: Томас Квин и Ричард Холмс.
- Меня несомненно радует, что все остальные обвинения оказались ложными, - усмехнулся я, пожимая руки мужчинам. – Просто перед всем этим я прочёл парочку книг Харриса и возможно мой мозг меня ненавидел.
- Всякое бывает, - отмахнулась мадам Пози, пригласив всех к столу. Некоторое время мы просто сидели за столом, наблюдая за тем, как мадам Пози суетиться, доставая из шкафчиков различную посуду и сласти. Как только женщина присела за стол вместе с нами, Томас решил начать беседу.
- Что ты знаешь о магическом мире, Гарри? – разливая горячий чай в красивые чашки, спросил он меня.
- Ничего. Я о существовании магии узнал от больных Альцгеймером бабушки и дедушки, так что я как бы пришёл сюда за подтверждением, - пожав плечами, я обмакнул шоколадное печенье в горячий чай. Ричард все это время пристально наблюдавший за мной, хохотнул, но вступить в беседу не решился.
- Но историю своей семьи ты ведь знаешь? – больше утверждая, чем спрашивая, произнёс Том, наклонившись над столом, чтобы взять ещё кусочек сахара.
Я было уже открыл рот, чтобы праведно возмутиться. Но как открыл, так и закрыл, громко щёлкнув зубами. Ещё несколько месяцев назад я был абсолютно уверен, что моя семья являлось самой заурядной и унылой во всём мире. Мои бабушка и дедушка были больны и вскоре должны были позабыть друг друга. Тётка была чопорна и совершенно не умела воспитывать детей. Её родной сын был злобным мальчишкой, не перестающим поедать вредную пищу, и решающий все вопросы кулаками. Дадли мог на несколько минут зависнуть, если в беседе с ним было произнесено слово больше чем из трёх слогов. И то все это время он тратил на то, чтобы решить поколотить собеседника за использование непонятных слов или дать сделать это своим дружкам. Её собственный племянник мог на спор украсть и прочитать любую книгу или журнал, лишь бы получить парочку наличных фунтов. Я воровал музыкальные пластинки из магазинов, продавал барахло Дурслей, и забирал в личное пользование все, что плохо лежало на своих местах. В плане воспитания двух мальчиков Дурсли дали полного петуха. Хотя о каком правильном воспитании может идти речь, если дядя Вернон был самым унылым мужиком на планете. Глядя на него невольно начинаешь завидовать оборванцам: их жизнь захватывающа и полна приключений. Да, они могли умереть от цирроза печени, но все лучше, чем разжижение мозгов из-за очередной заунывной речи о дрелях. Серьёзно, я о строение дрели знал больше, чем о функционале своего маленького Гарри. Хотя ладно, о его функционале я знал чрезмерно много, но не благодаря воспитательному элементу, исходящему от дяди Вернона.
- Да ничего он не знает о своей семье, да и о себе, - заметил Ричард, шумно отпив из широкого блюдца. – Ты своего рода рок-звезда магического мира, Гарри.
- Как это? – эго моё значительно подскочило до небывалых прежде высот.
- Твоя семья погибла, а ты остался жив, - спокойно и явно не собираясь вдаваться в какие-либо подробности, пояснил Ричард.
С громких Шмяк моё эго рухнуло на землю, превратившись в кашу из ошмётков плоти.
- Сомнительное какое-то достижение, - заметил я, став пристальнее наблюдать за всей троицей.
- Мы не знаем всю историю полностью и уж тем более не можем ручаться за её правдивость, - издалека начала выводить мадам Пози. – Все мы родились в разных странах и, как ты можешь заметить, в разное время. Ричард был участников Второй мировой войны.
- В то время, не только простецы хотели очистить мир от скверны, возвысив одну расу над другими. Среди волшебников с великой идеей править над простецами и всем миром был Геллерт Гриндевальд. Амбициозный и жестокий он не чувствовал никакой разницы убивая простой люд или же волшебников. Он хотел силы и власти, так что та опустошающая людская война играла ему на руку. В суматохе огня и боли проще всего уничтожить семьи несогласных и прибрать власть к своим рукам. Европа была в руинах, над ней реяли два знамени: нацистский и Гриндевальда, - голос Ричарда стал размеренным и степенным, заблудившись в воспоминаниях, он тщательно подбирал слова для своего рассказа. – Я был полевым медиком. Настоящим волшебником я никогда не был, да и вся моя семья предпочла отсиживаться за стенами своего поместья, выжидая, когда же Альбус Дамблдор схватится с Гриндевальдом и положит конец всей это чертовщине, творящейся в Европе. Мне же так поступить не давало чувство ответственности, да и совесть моя не спала как у всех остальных моих одарённых братьев и сестёр. Записавшись добровольцем на фронт, я попал в отряд полевым медиком. Правдой и слепым обманом, мне удавалось держать раненых бойцов в живых. Будь я настоящим волшебником, обладай хотя бы на чуточку большими силами, то мне удалось бы спасти куда больше людей.
- Не вини себя, друг мой, ты делал все, что мог, - похлопав старика по руке, участливо заметил Томас.
- Как бы там ни было, в сорок четвёртом после одной из бомбардировок я оказался свидетелем встречи двух самых жестоких волшебников двадцатого столетия. Быть может, магия меня тогда спасла, а может прочная конструкция дома, но я остался жив. Когда прозвучал хлопок аппарации, то крики о помощи свои я прекратил, как бы ни было больно, но язык следовало держать за зубами. Появиться среди горящих развалин города мог только последователь Гриндевальда, а от них милосердия лучше было не ждать. Я думал, что увижу молодого сопляка из какого-нибудь старого магического рода, но перед моими глазами предстал сам Геллерт Гриндевальд собственной персоной. Он любовался тем, что случилось, порой добивая живых. Ленивым долгим жестом, взмахивал палочкой, бросая убивающее проклятие. В какой-то степени вся эта картина была довольно красивой, завораживающей, - Ричард примолк, вспоминая то, что видел когда-то давно, а я, тихо чертыхаясь, пытался достать размякшее печенье из чашки.
- Волдеморт появился минут через двадцать. Он окинул горящие здания любопытным взглядом, прислушался к стонам умирающих, и произнёс что-то вроде: «Кажется, на их улице, наконец, праздник». Мальчишка спросил отчего Гриндевальд берет в своё окружение маглорожденных и полукровок, порой убивая представителей чистой крови. Он не понимал этого, думая, что следовало бы поступить иначе: убить грязную кровь, чтобы избранные правили над людьми. Наверное, нужно отдать Гриндевальду должное он считал, если ты волшебник – то уже избранный, вопрос лишь в том, на чьей ты был стороне. Молодой Волдеморт исчез почти сразу же, он явно был недоволен отношением Гриндевальда к чистоте магической крови.
- Именно это и стало его лозунгом для восхождения, - будто приняв эстафетную палочку, продолжил Томас. – Волдеморт считал, что только чистокровные волшебники могли владеть магией, прочие же её были не достойны. Представители старых семей тут же прониклись этой идей. Вон паршивых грязнокровок и маглолюбцев. В магическом мире нет места слабым и нечистым.
Весь их рассказ напоминал самую увлекательную и страшную сказку, которую рассказывают в темноте у костра, когда жарят зефирки. Но начало было таким длинным, что я уже начал сожалеть, что вообще спросил.
- Есть какая-то разница в том, какой ты волшебник? – прежде чем мои собеседники пустились в очередной витиеватый рассказ о прошлом, я решил вклиниться со своим уточняющим вопросом.
- Нет никакой разницы! - яростно заметил Ричард.
Если бы в руках Ричарда была указка, он бы шарахнул ею об стол так, что указка и столешница бы сломались. Томас снова похлопал старика по руке, на этот раз вкладывая в свой жест, желание успокоить. Сердито дыша, словно загнанный зверь на бойне, Ричард кивнул, показывая, что все хорошо.
- Все люди разные, Гарри, и магическая сила у всех своя: у кого-то она больше, у кого-то меньше. Сама сила волшебника не зависит от того в какой семье он родился. Мы обладаем только тем, что нам даровано. С возрастом волшебник накапливает знания и умения, он учится всевозможным уловкам, и его магия развивается вместе с ним. Если можно так сказать, то волшебник и его магия растут вместе, заботясь друг о друге. Магия может защитить человека от боли и помочь быстрее вылечить повреждения, она делает его сильнее и быстрее. Возвышает его над природой и прочими живыми существами. Но если волшебник захочет больше силы и власти, возомнит себя тем, кем не является, то магия стребует цену в уплату этого могущества. Она отметит его, деформируя тело, показывая миру, что баланс нарушен, - словно учитель, Ричард рассказывал мне лекцию о важности баланса между умеренностью и жадностью. - Семья же может дать молодому волшебнику знания, накопленные поколениями, обучить заклинаниям, рассказать хитрости. Познакомить с нужными людьми и замолвить словечко, когда следует. Именно этого и не будет у молодых мальчишек и девчонок, родившихся в семьях простецов.
- Это как семьи ремесленников, да? Они занимаются чем-то одним целыми поколениями и знают все премудрости своего дела, поэтому их работу так ценят. Но ведь бывают и самородки, - кажется, я весьма утрировал ситуацию, но общий смысл был мне понятен.
- Верно, и обычно этого самородка быстро прибирают к рукам, чтобы обучить всем премудростям и привнести что-то новое в свою семью, - усмехнулся Ричард.
- Тогда почему этому самому Волдесморде удалось найти себе сторонников? – чувствуя какой-то вселенский подвох, решил уточнить я. - Ведь не могла же половина магического населения страны быть настолько умственно отсталой, что не понимала прописные истины.
- Потому что наша страна до сих пор не отказалась от титулов и вбитой когда-то чопорности. Именно вот этот старый костяк семейств и кричал больше всего, не желая расставаться со всеми своими привилегиями, к которым они так привыкли. Та половина моей семьи, что не пала при войне с Гриндевальдом, умерла под патронажем Волдеморта, - Ричард неожиданно захохотал. – Единственный кто остался недоволшебник-недосквиб.
- Нужно иммигрировать, с этим островом уже все ясно, - протянул я. Если честно, я улавливал только общий смысл беседы, но в жизни всегда все по-другому, так что вряд ли мне было суждено понять все премудрости магического мира, пока я в него не попаду. – Это все конечно хорошо, то есть плохо, но это все не объясняет, почему меня считают рок-звездой?
- Волдеморт пришёл в твой дом, чтобы убить, но вместо этого пал сам, - чётко ответила Софи, не став вести долгую подготовительную речь. – Хэллоуин восемьдесят первого стал знаменательным днём для Британии. Все праздновали день смерти Того-Кого-Нельзя-Называть и поднимали бокалы за Малька, который выжил. У тебя должен был остаться шрам о том дне, - мадам Пози попыталась было разглядеть в той серии шрамов, что украшал моё лицо, нужный, но не смогла.
- Волшебники дали мне прозвище? – недоверчиво переспросил я. – Мальчик, который выжил? Почему вселенная ко мне так несправедлива? Потти – обормотти и Мальчик, который выжил.
Взрослые посмеялись надо мной, разливая новую порцию душистого чая. Все, что они рассказали мне, было лишь снежной крошкой на верхушке айсберга, если бы я начал расспрашивать их дальше, то лишь запутался бы. Возможно, мне стоило спросить о чём-то, что я мог понять прямо сейчас.
- Получается, что волшебники живут за счёт того, что продают свою продукцию обычным людям? – мы сидели на кухне, которая была заполнена всевозможными магическими предметы. Даже чашки, из которых мы пили чай, имели на себе чуть золотистый налёт.
- Нет, конечно же нет, - хохотнул Том, весело отмахнувшись от моего предположения. – Магический мир полностью обособлен: у нас своя структура финансов, правительства, здравоохранения и развлечений. Настоящие волшебники живут в своём мире и работают на различных должностях, получая за это золото и серебро. А мы, выброшенные за круг нормальной волшебности, вынуждены жить так, как получается. Если говорить технически, то мы не торгуем магическими предметами. Да, магия в них есть, но она довольно незначительна, так что Сектор борьбы с незаконным использованием изобретений маглов не может её отследить и наказать нас за торговлю.
- В самом деле, что плохого может быть в том, что подростковые прыщи быстро сойдут или морщинки у глаз молодых мамочек исчезнут, и они снова будут хорошо выглядеть? Разве я делаю что-то дурное? Простецы довольны тем, как после шампуней блестят их волосы, как уменьшаются морщинки и какой гладкой и чистой становится кожа. Они приходят ко мне снова, а я только рада помочь, - искренне стала защищаться мадам Пози, отстаивая свою возможность приторговывать волшебством. – Да и магии во всех моей продукции совсем кроха: капелька одного зелья, да другого – ничего больше.
- Так значит вы правонарушители и контрабандисты? – с широкой улыбкой на лице, уточнил я.
- Совсем чуть-чуть, - показывая расстояние в дюйм между указательным и большим пальцем правой руки, улыбнулся Томас.
Это был приятный момент, когда все веселы от прозвучавшей шутки, и никому не нужно продолжать беседу, чтобы нарушить тишину. Мадам Пози принесла к столу торт из шоколадных коржей, пропитанных малиной. Мы медленно смаковали вкусный десерт и каждый думал о чём-то своём.
- Мне кажется, вы были напуганы, когда забрались ко мне в палату. Почему? – постаравшись припомнить то, что долгое время казалось мне лишь сном, спросил я.
- Ты Мальчик, который выжил, Гарри, если честно, когда мы впервые увидели тебя в этом городке, то хотели собрать чемоданы и переехать куда-нибудь подальше. Мы думали, за тобой будут присматривать, и о нашем маленьком предприятии быстро станет известно Министерству. Но шли дни, а единственным полноценным волшебником на весь Литтл Уингинг был и оставался ты. Торговля пошла полным ходом, деловые контакты с сонными сплетниками соседями завязываться. И вдруг произошло это глупое несчастье у школьных ворот. В тот день мы услышали около десяти различных версий произошедшего, но больше всего нам интересовало не твоё самочувствие, Гарри, а сохранность наших шкур. Мы ждали волшебника, который помог бы тебе, тем же вечером, но прошла неделя, другая - никто не приходил. Может твоя тётка надеялась на современную медицину, поэтому и выжидала время, не обращаясь за помощью к волшебникам. Мы не могли больше находиться в столь опасном и подвешенном состоянии, нужно были либо помочь тебе, либо сбежать. Все хорошенько обдумав, мы решили действовать, надеясь, предотвратить появление кого-нибудь ещё. Мы хотели избавить тебя от всех последствий аварий, но получилось только восстановить повреждённые внутренние ткани и кости, - пояснил Ричард, виновато улыбнувшись.
Мадам Пози шептала себе под нос что-то крайне недовольное, очевидно, её мужчины в обсуждение не взяли, поэтому для неё и стало таким шоком, что они забрались в мою палату. Покусываю нижнюю губу я размышлял обо всем услышанном. Было странно, что они вообще извинялись за то, что в первую очередь подумали о себе. Сохранность собственной шкуры всегда дороже, особенно если учесть, что у самого рыльце в пушку, как у этой троицы. Будь я на их месте вообще бы сидел ровно и не выходил на улицу, чтобы меня лишний раз никто на улице не заметил.
- Подождите, получается, вы можете убрать эту сетку для игры в крестики-нолики с моего лица? А что насчёт моего зрения? – резко встрепенулся я, если честно, надеясь, что выйду я из этого дома уже обычным мальчишкой.
- Шрамы, конечно, получится убрать, - воскликнула мадам Пози, будто это было делом пяти минут. Поспешно вскочив с места, она выбежала из кухни.
- А вот с глазами мы тебе помочь ничем не сможем. Их лучше будет посмотреть специалисту в Святом Мунго. Капли, что мы сделали для тебя, вреда никакого не приносят, но и пользы, кроме как косметической, никакой не делают, - признался Ричард, протянув мне пузырёк с каплями.
- Вот, держи, - мадам Пози вручила мне пузатую баночку с мазью. В руках моих горело маленькое солнышко, заточенное в стекло. – Нанесёшь на кожу лица и остальные шрамы на ночь: кожа будет казаться влажной, но, не бойся, так просто мазь не сотрётся ночью о простыни. С утра смоешь то, что останется с мылом. Может быть, понадобиться несколько нанесений, но не думаю, что больше трёх. Никакой из этих шрамов ты не получил с помощью магии, так что все их можно будет убрать.
Спрятав капли и мазь в пакет, я попытался придумать о чём ещё их можно было спросить. Честно говоря, было слишком много новой информации, которая по большей части была мне не понятна. Они вроде и говорили на английском, но порой несли такой отдалённый от заданной темы бред, что складывалось впечатление, что мы говорим на разных языках.
Монашки согласно кивнули мне, кажется, и у них началась мигрень.
- Как же вы все познакомились? – я посчитал этот вопрос самым нейтральным. Не думаю, что история их знакомства тянулась с сороковых годов.
- В школе, - радостно ответила мадам Пози, будто это было само собой разумеющимся, что три человека, находящихся в разных возрастных группах, могли познакомиться именно там. Если честно, я рассчитывал на то, что Ричард был отцом Тому, а Том был отцом Софи.
- Как это в школе? Как долго Том и Ричард не могли её окончить, что дождались вашего туда поступления? – протянул я, надеясь подловить их на лжи.
- Есть одна магическая школа, обучение в которой может пройти любой сквиб и слабый волшебник, - отсмеявшись, начал объяснять Том. – Для этой школы не важно, в каком возрасте ты туда поступил, важно, чтобы за тебя кто-то поручился. Вместе мы проучились там лишь год, но общие интересы и идея создания этого магазинчика объединила нас, так что, после окончания школы, соединив усилия, мы создали его. И теперь переезжая из одного городка в другой, мы набираем для себя базу клиентов, которым потом высылаем свои товары по почте.
- Значит, вы скоро исчезните и из Литтл Уингинга? – удивлённо спросил я. Тётя Петунья будет в глубочайшей печали: она так любит их омолаживающие маски и крема.
- Да, птичка принесла нам на хвосте интересную новость, так что к концу января мы переедем куда-нибудь ещё, - кивнул Ричард.
- Что за новость? – вопрос вырвался раньше, чем я сумел сообразить о чём спрашиваю.
- В феврале или марте в дом твоих соседей переедем Арабелла Фигг, - недовольно протянул Ричард. – Эта старая кошатница имеет почти легальную лицензию на разведение жмыров. В прошлый раз мы пересеклись с ней в Сент-Хеленс и она чуть не сдала нас министерству. Нам вообще-то так же полагается иметь лицензию на торговлю, но… кого вообще волнуют эти лицензии?
- Поэтому во избежание лишней огласки и соблазна отравить всех её жмыров, мы уже сейчас сообщаем нашим клиентам, что переходим на торговлю по почте, - поджав губы на манер тётушки Петуньи, заметила мадам Пози. Так это не фирменный жест тётушки! Это что-то возрастное для всех женщин.
- Получается, что в вашем обществе есть своя конкуренция? Вы все действуете в обход ваших властей, но и напакостить другим таким же пытаетесь? – с лёгким смешком спросил я. Вот уж никак не ожидал, что такое может быть.
- Это все Фигг, - парировал Ричард. – Безумная кошатница! Она считает, раз водит дружбу с Дамблдором, то на неё не действуют законы сквибов. Так что мы её отслеживаем и предупреждаем друзей, если Её кошачье величество собирается поселиться где-нибудь поблизости.
- Подождите, получается, есть и другие предприятия, таких как вы волшебников? – я даже привстал со своего места от любопытства.
- Разумеется, - подтвердил Том. – Семья Тобиаса делает превосходную мебель. Герберт Пруэтт помогает всем нам с бухгалтерией. Трипы пошли ещё дальше – они ремонтируют автомобили простецов, слегка улучшая двигатели, чтобы машины прослужили дольше. У Яксли есть настоящая лицензия для разведения жмыров. Он прекрасный селекционер: его кошки одни из лучших на этом рынке. Многие сквибы живут очень скромно, занимаясь сельским хозяйством или каким-то своим любимым делом. Все мы стараемся друг другу помогать, поэтому такое крысье поведение, которое проявила Фигг, осуждается.
- Ого, особенный тайный мир, внутри тайного магического мира! – восхитился я. – А я могу стать его частью?
- Мы напишем в школу ходатайство за тебя, - кивнул Ричард. – Но окончательное решение за руководством школы.
- Мы ещё встретимся с тобой до отъезда из города, но сейчас тебе пора домой, - взглянув на часы, воскликнула мадам Пози. – Твоя тётя должно быть волнуется.
Моя тётка не забила тревогу, когда я скрылся в неизвестном направлении почти на весь день, так что я очень сомневался, что она начнёт переживать, точно зная куда я направился. Попрощавшись с троицей контрабандистов и нарушителей магических законов, торопливо двинулся в сторону дома. В моей голове было столько новой информации, что хотелось побыстрее устроится на кровати, чтобы все хорошенько обдумать.
Срань господня, кажется, я собирался открыть для себя весь этот невидимый колдовской мир!
-
-
11.12.2016 в 22:19-
-
04.01.2017 в 22:17