Внимание!
Госуслуги легли сразу же как только пришло время подавать заявление. Получилось его пропихнуть только на 7 минуте и 52 секунде.
Короче не пойдет у нас костя в 10 школу.
Туман был настолько густым, что, вытянув руки, невозможно было рассмотреть кончики пальцев. Было холодно, страшно и мерзковато сыро. Куда ни глянь покрытая инеем высокая трава, утопающая в сизом мареве.
- Просыпайся.
Шипящий звук пронёсся по округе, отчего трава всколыхнулась, пробудив скрывающихся чудовищ. Бежать, нужно бежать!
- Просыпайссся.
Туман и зелень были повсюду, так что, когда огромный лилейный бутон щелкнул жуткими заостренными клыками прямо передо мной, я испугано отскочил в сторону, упав в траву. Рвано хватая воздух, судорожно оглядывался по сторонам в поисках опасности, то, что предстало перед моими глазами, не внушало радости. Массивные каменные стены достигали высоты должно быть в двадцать футов, но в вечных сумерках этого жутковато места их очертания терялись в густом тумане. Тёмная, покрытая инеем, трава вокруг стен жила собственной жизнью: разрастаясь у самых стен длинные вьющиеся плети, взвивались в воздух, острыми, как бритва, шипами они боронили стены, плотно оплетая камень.
Пятясь назад, я с ужасом наблюдал за тем, как дрались несколько бутонов. Отрывая друг от друга лепестки, они пожирали их, словно это были самые нежные куски парного мяса. Что это за проклятое место?
- Проссссыпайссся!
Тварь была уже совсем близко. Она шумно дышала, будто всасывая в себя влагу, застывшую в воздухе. Сердце стучало так громко, что чудовище непременно должно было его услышать. Что же делать? Где скрыться? Одна из плетей взвилась совсем близко со мной, правую сторону лица обожгло жаром. Я умру здесь и сейчас.
- Эвансссс!
Испугано дёрнувшись, я замахал руками, пытаясь отогнать от себя чудовище. Только через несколько бесконечных мгновений пришло осознание, что это был только сон и я не лежу в сырой траве пытаясь увернуться от плотоядного растения и какого-то неизвестного жуткого чудовища. Упав обратно на влажную от моего пота кровать, я взглянул на часы. Было пять утра двадцать третьего июня. Через час тётушка вскочит с постели и начнёт спешную подготовку к одному из самых важных праздников в семье Дурслей - дню рождения двойняшек. Сегодня им исполнялось одиннадцать.
- Что тебе приснилось? - заинтересованное шипение послышалось совсем близко. Рассеянно расчёсывая пальцами всклокоченные после сна волосы, я взглянул на своевольного питомца, удобно устроившегося на прикроватной тумбочке, обвив своим телом будильник. Зелёные свет от циферблата часов довольно странно смотрелся на его медном теле.
- Я не уверен. Было странное ощущение, словно я потерялся в каком-то ужасном месте, которое должен знать. Будто все, что было вокруг меня, это сам я, - неуверенно ответил, взглянув на змея, в надежде, что он поможет мне разобраться.
- Полистай сонник, - протяжно зевнув, Брут плотнее обернулся вокруг будильника, перестав обращать на меня внимание.
Брут был ленивым и крайне ворчливым змеем. Именно так мы его и встретили: он лежал в пятне солнечного света и брюзжал обо всем, что видел вокруг себя. Большую часть времени он напоминал мне престарелого полусумасшедшего деда вечно недовольного жизнью. Любимой его темой для изрядного потока ругательств были коты старухи Фигг и бульдоги Мардж.
Встав с кровати, я подошёл к окну, рассматривая тихую Тисовую улочку. Парочка волшебных котов старухи Фигг бродили рядом с нашим домом, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему внутри. Для меня до сих пор оставалось загадкой, как Фигг удавалось понимать своих шпионов. Я ещё мог понять связь между волшебником и жмыром, но связь полужмыра и сквиба была за пределами моего понимания и даже фантазии.
Мир полон загадок.
Не все из них суждено разгадать.
Взяв заранее приготовленную для столь важного дня одежду, я направился в душ. Сегодня нас ждала поездка в зоопарк. Дадли и Роза уже несколько недель предвкушали её, рассказав о поездке, кажется, каждому ребёнку в школе. Приняв душ и приведя свои непослушные волосы в относительный порядок, я спустился на кухню. Привычная работа помогла мне отвлечься от ночного кошмара, наконец, обретая душевное равновесие. Тётушка спустилась на кухню минут через двадцать, легонько поцеловав меня в макушку, она принялась готовить омлет и жарить бекон. Я, по мере приготовления пищи, расставлял тарелки на столе. Улыбающийся Вернон спустился к завтраку, прихватив утреннюю почту. Поцеловав Петунью в щеку, он привычным жестом растрепал мои волосы и, присев на своё место, начал изучать свежую прессу.
- Держи спортивную колонку, Гарри, - передав мне страницы, которые его не интересовали, Вернон намазал тост вишнёвым джемом, с удовольствием начав завтрак.
Определённо дядюшка был неплохим мужчиной, пожалуй, даже отличным. Он был верен жене и безоговорочно любил её и детей. Безропотно приняв в дом подброшенного ребёнка, оформил на него все необходимые документы и ещё несколько лет расплачивался за лечение. Попав в щепетильную денежную ситуацию, Вернон раздробил её на несколько удобных пунктов, и жил исправляя один за другим. Дядюшка был уверенным и прагматичным, что отчасти восхищало меня, а отчасти вводило в депрессию.
Убедившись, что у нас с Верноном все есть, тётушка направилась будить именинников. Петунья не успела дойти даже до лестницы, как послышались торопливые шаги возбужденной парочки. На кухню они зашли вместе. Шумно поздравив Дадли и Розу, мы принялись за завтрак, насмешливо наблюдая за тем, как именинники разрывались между желанием быстрее развернуть подарки или умять фрукты. По окончанию завтрака спокойная часть этого дня закончилась. Чрезмерно возбуждённые мыслью о поездке в зоопарк и возможностью провести день с друзьями, Дадли и Роза не замолкали всю дорогу. Они с Пирсом перебегали от одного вольера к другому, а когда подъехали Деннис, Гордон и Малькольм, то их шайку уже было не остановить. В конце концов, мы с Петуньей отстали, став неторопливо прогуливаться по террариуму. Здесь было прохладно и тихо, так что после изнурительно начала дня, это было прекрасное место для отдыха.
Прислонившись к поручням рядом с вольером удава из Бразилии, я наблюдал за тем, как Дадли и Роза с друзьями корчил рожи различным змеям, пытаясь заставить их двигаться. Некоторые рептилии лениво перекидывались оскорблениями, обсуждая посетителей террариума. Это было удивительное общество внутри общества.
- Должно быть, скоро они отправят письмо, - чувствовалось, что тётя не хотела начинать этот разговор.
- Возможно уже через неделю, - предположил я, наблюдая за странноватым посетителем террариума. Мужчина щеголял в лиловой рубашке, заправленной в клетчатые брюки, в свою очередь заправленные в конные сапоги, картину городского сумасшедшего дополнял высокий цилиндр.
- Что ты планируешь делать? – тётушка так же заметила странноватого посетителя террариума. Поджав губы от недовольства, она перевела взгляд на детей, опустив из виду, что сумасшедший с большим интересом рассматривал детей, а не змей.
- Разве у меня есть выбор? – внимательно присматриваясь к мужчине, чтобы понять за кем из детей он наблюдает, спросил я.
- Мне бы хотелось, чтобы ты имел его, - горестно вздохнув, тётя направилась к Дадли, начавшему слишком настойчиво стучать по окну одного из террариумов.
- Пора на свободу, брат, - я шепнул змею, убирая стекло из его вольера.
Паника, поднявшаяся из-за сбежавшего удава, разделила нас с незадачливым наблюдателем. Волшебный мир ставил на наследника семьи Поттер определенные обязательства, их стоило выполнять.
Как я и ожидал, письмо пришло ровно через неделю. Смотря на восковой герб Хогвартса, я не знал, что мне делать: показать письмо Дурслям или выкинуть. Магия была обворожительной, прекрасной, дурманящей, а вот магическое общество таким не было. Оно сгнило изнутри, его ждала медленная и мучительная смерть. Я не хотел быть его частью, не хотел снова стать множеством цветных кусочков, сложенных в панно смертника.
- Почему ты застрял, Гарри? Нам принесли чужую посылку? – голос Дадли выдернул меня из размышлений. – Что там? Скажи, что кто-нибудь из наших соседей заказал Лего и его принесли нам?
- Нет, вся почта верна, - я отдал дяде счета и открытку Мардж, небрежно положив на стол письмо их Хогвартса. Тетя Петунья первой обратила на него внимание, поджав губы, она вскрыла конверт, брезгливо просматривая содержимое.
- Они все же вспомнили о тебе, - передав письмо Вернону, тётя сделала самый мнительный глоток чая, который я когда-либо видел за всю свою жизнь просмотра вечерних сериалов.
- И что теперь? – дядя гримасничал, подозрительно осматривая конверт и его содержимое. – Мы должны встретить их с распростертыми объятиями, будто ничего не случилось, и они не оставили годовалого ребёнка на улице, как бутылку прокисшего молока?
Кусочков, сложивших эту картину июльского утра, было так много, что невозможно было подсчитать. Но все они, за исключением одного черного дня в моей жизни, несли приятный золотистый оттенок счастливого детства. Волшебники оставили меня на пороге магловского дома, выбросив из своего мира, как ненужного отслужившего солдата. Ты выполнил свой долг перед страной и теперь живи как знаешь, как позволит тебе твоя память и, если она сведет тебя с ума, нам все равно.
Волшебник, выброшенный за порог волшебного мира.
Вот кем я был.
Когда тетя Петунья обнаружила меня на своем пороге, уже было слишком поздно. Грязная магия Темного лорда расползалась, желая уничтожить меня изнутри: шрам кровоточил, у меня была лихорадка. Врачам службы спасения удалось реанимировать меня прямо в машине скорой помощи на глазах у тети. Это мгновение, когда электрический ток, проходил сквозь мое тело, стал переломным в наших жизнях.
Всю свою сознательную жизнь Петунья Эванс боялась и жаждала обладать магией. Она всегда видела лишь красивый итог, считая, что все с магией приходит легко. Петунья никогда не задумывалась о долгих часах тренировок и слез, вызванных непониманием магического мира. Она ревновала свою сестру, проклиная судьбу за то, что ей досталась самая трудная участь быть обычной.
В то мгновение, когда мое сердце забилось вновь, Петунья Дурсль поняла: ей досталась легкая участь. Она окончила колледж, удачно вышла замуж, родила здоровых детей, у нее прекрасный дом и она может каждый вечер сидеть перед телевизором с чашкой чая, смотря вечерние сериалы. Ей не нужно думать о войне, о том, как выжить и как доказать, что она достойна просто быть собой. В тот момент её зависть и ревность умерли вместе с клочком души Темного лорда.
Да, она все еще хотела обладать магией, но лишь, чтобы её розы цвели и члены её семьи были здоровы. Она просто хотела быть счастливой, не боясь, что это счастье у нее отнимут. И в то мгновение я стал одним из мужчин, о которых заботилась Петунья Дурсль.
Поразительно, как многое может изменить смерть.
- Я думаю, нужно отправить ответ, - любовно намазывая на тост лимонный джем, предположил я. – Мне действительно не хочется знать, что они сделают, если подумают, что я не получил их письма. Не думаю, что они ограничатся отправкой еще одного через пару дней.
- Напоминаем родителям, что первокурсникам не положено иметь собственные метлы, - медленно протянул Дадли, забравший письмо из рук отца, чтобы самому изучить его содержание. – Зачем вообще привозить в школу метлу? Они, что не могут взмахнуть палочкой и просто навести порядок?
- Метлу для полетов, Дадли, - чуть не подавившись чаем, пояснил я.
- О, - задумчиво протянул кузен, видимо пытаясь представить, каким образом можно летать на метле. – Где мы найдем сову, чтобы отправить согласие Гарри? Тут написано, что ответ нужно предоставить не позднее конца месяца.
- Когда Лили получила письмо, то к нам приходил профессор, чтобы доказать, что все это правда и ответить на наши вопросы. Кажется, он пришел на следующий день или, может быть, через два дня. Давайте подождем и выясним их следующий шаг, - тётя подвела итог, начав спешно убирать со стола, показывая тем самым, что завтрак закончен и всем нам пора заняться своими делами.
- Подождите! – из-за громкого восклицания Розы, тётя чуть не выронила из рук тарелки. – Это письмо, оно не совсем для Гарри. Оно для некой мисс Г. Поттер – для девочки.
Схватив со стола конверт, я, наконец, обратил внимание на адрес: мисс г. Поттер, чулан под лестницей.
- Должно быть, какая-то опечатка, - уверенно заявила тетя, включая воду. Никто из нас не решил с ней спорить, спешно разбежавшись по своим делам.
Вытирая чистую посуду, чтобы поставить её в шкаф, я смотрел в окно на дом миссис Фигг. Старушка сидела в кресло-качалке на крыльце своего дома, поглаживая одного из своих многочисленных котов. Она ждала каким будет следующий шаг Дурслей.
- Пожалуй, нам нужно подстричь газон, - задумчиво протянул я, убирая чистую посуду.
- Да, конечно, если тебя не затруднит, - легко согласилась тётя, продолжая мыть губкой одну и ту же тарелку уже несколько минут. Не думаю, что она даже слышала, что я сказал.
Переодевшись в самый непотребный рабочий наряд, я вытащил тяжелую газонокосилку из гаража. Начав свою монотонную работу, я то и дело посматривал на старушку Фигг. Она давно забыла о коте, сидящем на ее коленях, пристально следя за моей работой.
- Разве, ты не стриг газон в начале неделе? – Роза следовала за мной попятам, грызя яблоко. Она болталась рядом со мной, в своей лучшей одежде, праздно поедая спелое красное яблоко. Мы с ней словно сошли с картины о высшем и низшем классе. Фигг исчезла в своем доме, как только увидела, что Роза следует за мной, о чем-то беспрестанно болтая.
- Я заметил из кухонного окна неровный участок, который портил вид, - в последний раз прогнав газонокосилку, я отключил ее, чтобы отвести обратно в гараж.
Вольно или невольно, но Дурсли сделали свой следующий шаг после получения их племянником письма из Хогвартса. В последний раз, взглянув на суетящуюся у окна миссис Фигг, я скрылся в доме. Волшебный мир возлагал на меня определенные ожидания, не стоило их разочаровывать. Даже если волшебный мир не мог обратиться ко мне правильно.
Как я и думал, дело не ограничилось отправкой одного единственного повторного письма. Всю неделю до моего дня рождения они отправляли целый ворох однотипных писем. Сначала мы с Дадли вскрывали их, чтобы сверить содержание, но после двадцатого письма стало очевидно, что их содержание не менялось, так что мы просто перевязывали очередную дневную партию писем бечевкой и складывали в большой пакет. Чем больше приходило писем, тем сквернее становилось настроение тётушки. Если честно, я с нетерпение ожидал наступления своего дня рождения и бури, которая падет на голову незадачливому волшебнику, который вручит мне очередное письмо на имя мисс Г. Поттер.
День моего рождения начался крайне малоприятно.
Ровно в полночь барабанная дробь по нашей входной двери всех разбудила. Позвонив в полицию, Вернон велел Петунье вместе с нами выйти через дверь на кухне и бежать к соседям. Именно так мы и поступили. Наши соседи, которые так же вызвали полицию, увидев странного мужика, колотящего в нашу дверь, приняли нас без вопросов. Патруль появился у нашей двери через четыре минуты, но к этому моменту входная дверь уже была сломана.
Для того чтобы вывести косноязычного великана из дома понадобилось несколько патрульных машин. Великан все время неверующе оглядывался по сторонам и что-то громко причитал. Многие соседи выглядывали из окон, чтобы выяснить, что происходит. Коты старухи Фигг крутились у ног полицейских, отчего парочка получила внушительные пинки под свои пушистые задницы. Сама Фигг, в компании неприятного вида старика, смотрела на представление, разворачивающее на Тисовой улице, со смесью стыда и ужаса. К моменту, когда великан начал орать что-то про Дамблдора – великого человека, который велел ему сюда приехать, приехали журналисты с местного телеканала, так что великан непременно станет главной утренней новостью. Шумиху удалось унять только часам к двум: великана увезли в патрульном грузовике, соседи были опрошены, а мы вернулись домой.
- Если так подумать, Петунья, то ведро помоев, которое ты хотела вылить на волшебника, который придёт к нам в дом, мы вылили на всю их нацию. Сюда было вызвано, по меньшей мере, тридцать полицейских, все наши соседи видели этого великана, да и местный канал заснял, как его засовывали в грузовик, - пока я, как самый спокойный, разливал чай по чашкам, начал рассказывать дядя Вернон.
- Рассказывай! Рассказывай же! – Дадли и Роза нетерпеливо подпрыгивали на своих стульях, ожидая услышать увлекательную историю.
- Когда он сломал дверь и завалился к нам в дом, то сразу же стал звать, - дядя выдержал эффектную паузу, пока все мы не начали нетерпеливо ёрзать на своих местах, ожидая, когда же он продолжит. – Гарриэт!
- Кого он искал? – недоуменно переспросил Дадли. Громкий шипящий свист, который издавал Брут, заползший на стол, должно быть, был смехом.
- Он искал Гарриэт Поттер, - посмеиваясь в усы, продолжил свой рассказ дядя. – На моё замечание, что в этом доме никогда не жила девочка с таким именем, великан яростно закричал что-то о том, что собственноручно принёс её к нашему порогу. Этот недотёпа зачем-то выхватил нелепый розовый зонтик и тут, наш своевольный жилец сделал свой выпад, укусив великана за нос. В этот момент и приехали полицейские.
- Подождите, - медленно протянула Роза, недоверчиво посматривая на взрослых. – Так они что считают, что Гарри – это девочка?
- Непросто девочка, - свистяще шипел Брут, явно веселясь от всей произошедшей заварушки и ситуации в целом. – Они даже придумали ей кличку «Девочка, которая выжила». Она знаменита и её именем манипулируют многие волшебники. Написано огромное количество книг, в которых эту девочку превозносят. Гарриэт Поттер – национальный герой!
Пока я и Роза переводили все, что сказал Брут остальным, мы с тётей недоуменно переглядывались. Как могло получиться, что весь волшебный мир считал, что у Поттеров родилась девочка? Нет, даже не так, почему весь волшебный мир лелеял эту ложь последние десять лет?
- Стой! Так получается ты волшебный, если знаешь так много о волшебном мире, - наконец, осмыслив все сказанное Брутом, заметила Роза.
- Разумеется, я волшебный, - оскорбился Брут. – До того, как я нашёл вас, то много лет жил в Зоомагазине в Косом переулке. Я изо дня в день слушал все эти сплетни о необычайной девочке Поттеров и о том, что она совершила. Мне было чрезвычайно любопытно, поэтому, когда хозяйка неплотно закрыла крышку террариума после очередной кормёжки, я сбежал. Сначала отправился в Годрикову впадину, чтобы взять след, а затем оказался в доме Эвансов, где вы меня и нашли. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что великая Девочка, которая выжила - на самом деле была мальчиком. Я ждал момента, когда волшебники придут в ваш дом и опростоволосятся последние три года. И надо сказать: ожидание того стоило.
Брут снова зашёлся в своём ужасающем свистящем смехе, пока Роза переводила его речь.
- Неужели у волшебников нет никаких метрик? – недоуменно спросил Дадли, поглядывая на все ещё смеющегося змея.
- Ни черта у них нет, - яростно заметила тётя. – Они бросили Гарри на пороге с нелепым письмом в одеяле. Нам с Верноном пришлось подкупить кое-кого, чтобы мы оформили свидетельство о рождении Гарри. У нас не было никаких записей о браке Лили, так что единственное, что мы смогли — это сделать его Гарри Эвансом. Господи Иисусе, нам даже пришлось подкупать работника морга, чтобы он создал свидетельство о смерти Лили. Эти проклятые волшебники забирают детей из мира, совершенно не заботясь о том, как их судьба будет вестись дальше.
- Подождите, но, если все эти письма были адресованы девочке, которой нет, где твое настоящее письмо? – протянула Роза, рассматривая очередное письмо, принесенное великаном. Должно быть, во всей этой суматохе Брут смог его умыкнуть и его не забрали полицейские. Сбегав за мешком, в который мы складывали письма, Дадли вывалил все пачки на стол, и мы начали их просматривать.
— Вот! – Роза была той, кто нашла письмо, адресованное мистеру Г. Эвансу, проживающему в спальне на чердаке. – Что все это значит?
- Должно быть, Джеймс Поттер что-то сделал, раз весь магический мир считает, что в семье Поттеров родилась девочка. Я никогда не слышал никаких слухов о мальчике. Все всегда превозносили Девочку, которая выжила, они буквально ее обожествляют. Есть даже официально распространяемые фотографии с её автографом. Ой, подожди-подожди, толи ещё будет, когда сегодня вам нужно будет прийти в банк, чтобы засвидетельствовать введение наследника в род, - Брут продолжал весело сипеть, наслаждаясь атмосферой абсолютного непонимания, витающей в доме.
- Что ещё за введение в род? – переспросила Роза, сравнивая письма для несуществующей девочки и существующего мальчика.
- Гарри остался последним представителем рода, поэтому он должен вступить в права наследника, иначе, его состояние просто растащат министерские крысы, особенно когда выясниться, что Девочки, которая выжила, и нет. Гарри должен вступить в свои права, ему суждено творить новую политическую и магическую линию, - никто из нас точно не мог понять, отчего Брут был столь самодоволен, объясняя это.
- Что ещё он просипел? – строго спросила тётя, рассматривая наши недоуменные лица.
- Я только понять не могу, отчего он такой самодовольный, как будто уговорил кого-то из нас пнуть котов старухи Фигг, - пока Роза переводила новую информацию для взрослых, спросил Дадли.
- Я столь самодоволен, мой глупый человеческий детёныш, потому что теперь, когда главой станет Гарри, род Поттеров исчезнет из списка великих светлых. Для магических змей всегда фривольное время, когда возрождаются тёмные рода.
- Почему?
- Потому что только Тёмные ценят других магических существ.
- Нет, почему ты решил, что я сделаю род Поттеров – тёмным?
- А каким ещё ты сможешь сделать свой род? Вся ваша цветочная семья несёт в себе метку смертельной магии. Первой она пробудилась в Лилии, девочка развила её в себе, так сильно, как только смогла, сумев обмануть для тебя саму смерть. А эти великие светлые усилили магию смерти в тебе, когда, оставив на пороге ноябрьской ночью, убили тебя. Роза и Дадли, окружённые твоей аурой, так же теперь хранят в себе пробуждающуюся силу. Их дети будут магами. Ваш глупый цветочный род на самом деле оказался весьма и весьма губительным для всех остальных.
Услышав столь необычные новости, мы все же разошлись по спальням. Всем нужно было немного поспать, прежде чем что-то решать и делать. Ещё ни разу мой день рождения не был столь странным.
Во время позднего завтрака было решено, что мы с тётей Петуньей отправимся в банк, чтобы выяснить все подробности, о которых рассказал ночью Брут, а дядя с остальными детьми останутся дома в ожидании плотника. Выбитую дверь ещё никто не отменял.
Большую часть покупок к школе, мы совершили в день получения первого письма. Покупку волшебной палочки мы отложили на мой день рождения, так сказать для большей значимости этого дня. Но теперь более значимым было выяснить подробности о родах, а также отчего весь магический мир считал меня девочкой. Брут, разумеется, увязался вместе с нами. Он три года ворчал и брюзжал в ожидании отменного веселья за счёт волшебников, так что сейчас явно не собирался его упускать.
- Думаю, можно обратиться к тому же гоблину, у которого мы обычно меняем деньги, - тихо заметила тётя, когда мы зашли в прохладное фойе Гринготса. Сегодня отчего-то посетителей в Косом переулке, как и в банке, было непривычно много.
- Списки школьных предметов пришли. Все эти никчёмные людишки выбрались на свет божий за покупками. Жалкие двуногие, которым лень дойти до террариумов, - привычно бухтел Брут, скрываясь в моем рукаве. Поняв, что змей что-то говорит, тётя вопросительно посмотрела на меня, моё пренебрежительное пощипывание змея было ей ответом. Ничего дельного он не советовал.
- Добрый день, - любезно поздоровалась тётя Петунья, когда пришла наша очередь. – Сегодня мы бы хотели пройти процедуру вхождения наследника в род.
Несмотря на полное незнание ситуации, тётя сохраняла самый невозмутимый вид, будто для неё эта просьба была такой же обычной, как и размен пяти сотен фунтов в галлеоны. А вот гоблин немного опешил.
- И в какой же род должен войти наследник? – приподнявшись со своего места, гоблин окинул меня пренебрежительным взглядом. Вообще-то для одиннадцатилетки я был довольно высокого роста, меня, итак, было прекрасно видно из-за конторки.
- Род Поттеров, - легко ответила тётя, словно это было понятно и без каких-либо указаний. Брут тихо сипел от счастья, гоблин кровожадно ухмыльнулся.
- Раз вы настаиваете, пройдёмте со мной.
Крикнув что-то на их гортанном наречии, гоблин спрыгнул со своего высокого табурета и, обойдя конторку, повёл нас к одной из дверей. Было что-то пугающее в том, как кровожадно гоблин на нас оглядывался, проверяя идём ли мы следом.
- Если ты не Поттер, но примеришь родовой перстень, он убьёт тебя, - Брут любезно пояснил мне причину алчного блеска в глазах гоблина. – Очень редко свежее мясо само добровольно идёт в руки гоблинов.
Было у Брута одно прекрасное качество.
Наш мерзкий семейный змей отлично умел успокаивать.
Кабинет, в который нас привёл гоблин, не был роскошным или маленьким. Я бы сказал, он был строго деловым: ничего лишнего и никакой вульгарности в отделке. Заняв место за столом, гоблин указал нам на места для посетителей и, черкнув послание на желтоватом пергаменте, отправил его сквозь воздушную трубу.
- Процедура введения в род наследника довольно проста и обычно проводится волшебниками в кругу семьи. В день одиннадцатого дня рождения старший ребёнок клянётся соблюдать заветы семьи и быть достойным его членом, надевая на свою руку перстень наследника. В зависимости от искренности и желаний ребёнка семейная магия решает быть ли ему наследником. Если решение положительное: кольцо уменьшается в размере и ничего ужасного не происходит. Если ответ отрицательный, - гоблин широко усмехнулся. – Руку ребёнку иногда приходится отращивать заново.
Тётя шумно сглотнула, Брут замер. После лёгкого стука в кабинет зашёл ещё один гоблин, положив на стол небольшую коробочку.
- Так как род Поттеров угас до одного человека. Ему суждено быть сразу же главой всей семьи, - гоблин достал из коробочки массивное кольцо, протягивая его мне. – Но прежде нужно произнести клятвы. Поттеры издревле клялись служить свету, бороться с нечистью и несправедливостью, поддерживая чистоту магической крови.
Рассматривая массивное золотое кольцо, украшенное большим рубином, я скептически фыркнул на слова гоблина о клятве. Так себе был обет, если учесть, что теоретически, со слов Брута, и я был какой-то темной нечистью.
- Внешний вид кольца никак нельзя поменять? – переведя взгляд на гоблина, спросил я. Потому как плотоядно гоблин облизывал губы, он уже представлял хороший стейк из нашей плоти, и не сразу понял, что я обращаюсь к нему.
- В зависимости от результата принятия магией клятв, кольцо станет таким, как пожелает волшебник. Но обычно все волшебники оставляют перстень главы рода в неизменном виде, чтобы остальные представители магических родов могли понять кто перед ними, - шумно сглотнув, ответил гоблин.
- Ты не обязан произносить клятвы вслух, если не хочешь, чтобы посторонние их услышали, - наконец, подсказал хоть что-то полезное Брут.
- И не важно, на какой палец я его надену? – снова я обратился к гоблину, который уже начал нетерпеливо ёрзать на своём кресле.
- Обычно надевают на указательный палец правой руки, но это непринципиально.
Сомневаться дальше было бессмысленно. Я точно знал, кем был и пусть не точно, но, в какой-то степени, знал, что было справедливым и правильным для меня в жизни. Жить честно в меру возможностей, быть успешным в выбранном поприще, уважать членов семьи и оказывать помощь тем, кто в ней нуждается – это и стало моими обетами перед магией, когда я надел перстень на большой палец правой руки. Рубин вспыхнул глубоким алым светом, отчего волна душного перепрелого воздуха прокатилась по моему телу. Мне хотелось чихнуть и отвернуться от этого запаха старости и плесени. Будто почувствовав моё желание, аромат стал меняться: в нем появились новые свежие нотки, и сама магия стала ощущаться как первый лёгкий мороз. С небольшим треском кольцо уменьшилось и видоизменилось, став точно по размеру. Теперь фамильный перстень Поттеров стал толстым золотым ободом с небольшими хаотичными вкраплениями рубиновых точек.
Гоблин комично распахнул пасть, неверующе смотря на меня.
- Вы… вы… кольцо приняло вас, - наконец, прохрипел он.
- Разумеется, кольцо приняло его, - возмущённо фыркнула тётя, быстро отойдя от благоговейного восхищения, с которым она наблюдала за всем происходящим.
- Но он же мальчик, - возмущённо заметил гоблин. – Все в магическом мире знают, что наследница рода Поттеров – девочка, которая выжила – Гарриэт. Ещё никогда семейная магия не выбирала в качестве главы рода – никому не известного бастарда.
Брут зашёлся в истерическом смехе, а тётя в негодующем вопле: что значит бастарда?
На это гоблину ответить было нечем, и он написал новую записку, явно прося о помощи. С определённой насторожённостью, но мне все же был выдан ключ от банковской ячейки Поттеров, правда пока я мог пользоваться лишь семьюдесятью тысячами от всего капитала рода, остальное будет доступно после моего совершеннолетия. Забрав из ячейки около ста галлеонов на покупку волшебной палочки и прочих расходов в течение учебного года, я так же отсчитал тысячу золотых, чтобы дядя Вернон смог реализовать их в нормальном мире, где цена золота была куда выше.
Тётя все ещё что-то возмущённо шипела про дураков и бастардов, пока мы выходили из банка. Следующим и единственным пунктом на повестке этого дня была покупка волшебной палочки. На Косой аллее было две лавочки, торговавшие палочками. Одна из них имела вид весьма достойный и аккуратный, а вот вторая скорее походила на давно забытый старый склад. Одинаково скривившись, мы с тётей направились в магазин Чудесных волшебных палочек Джимми Киддела. И тут Брута словно прорвало.
- Как же все эти дурочки, заходящие в зоомагазин, любят поворковать над книзлами и пообсуждать Джимми Киддела. И то в какой он ходит мантии и какого интересного цвета его глаза, а уж какой вкрадчивый и бархатный голос. А манеры! Какой же галантный он волшебник и всегда подаст руку и откроет дверь. Даже какого цвета носки он носит, они могли обсуждать часами. Но никто и никогда не обсуждал его волшебные палочки, будто Джимми Киддел существует только как примечательная личность для сплетниц, обсуждающих его сексуальные предпочтения, но не как мастер волшебных палочек. А он получил звание мастера и защищал его дважды, потому что сначала получил его в Америке, а в родной стране посчитали, что он этого звания не достоин.
- Добрый день.
У Джимми действительно был приятный голос, и он, галантно поклонившись тёте Петунье, строго и без лишнего пафоса перешёл к подбору волшебной палочки для меня. Прежде чем протянуть очередную палочку, он всегда объяснял из каких она сделана материалов и в какой области будет хороша. Было заметно, что мистер Киддел любил своё дело и наслаждался процессом подбора волшебной палочки очередному юному волшебнику. В конце концов, мне подошла палочка из боярышника с сердцевиной в виде сердечной жилы фестрала. Она была хорошо как для медицины, так и для проклятий.
Как многое оказывается связано со смертью.
К моменту нашего возвращения домой, нас ждал очередной сюрприз. Он был таким же необычным, как и наш полуночный гость. Только на этот раз он хотя бы выглядел как обычный человек. Высокий и худой мужчина, укутанный в чёрную мантию, сидел на диване в гостиной дома Дурслей и всем своим видом выражал крайнюю неприязнь ко всему происходящему. Дядя Вернон смотрел на него таким же презрительным взглядом. Дадли и Роза, сохраняя полную невозмутимость, тихо переговаривались жестами, ставя ставки на то, кто выйдет из себя первым. Гнетущую атмосферу наступающей грозы нарушила тётя Петунья.
- Северус Снейп, мерзкий мальчишка из Паучьего тупика, чем я обязана такому презренному гостю в своём доме? – прежде чем заговорить, тётя подтолкнула меня в сторону кухни, явно стараясь сделать так, чтобы мужчина меня не заметил.
- Петунья, - мужчина ответил ей с таким же теплом и трепетом. – Директор Дамблдор отправил меня, чтобы я отдал письмо Гарриэт Поттер и сопроводил её за покупками в Косой переулок.
Если бы Северус Снейп был змеёй, то того количества яда, которое он генерировал своими словами, хватило бы, чтобы уничтожить все население Суррея. Чуть хохотнув, Дадли пересёк гостиную и, подмигнув мне, достал из кладовки огромный мешок, в который мы складывали письма. Поставив мешок рядом с нашим гостем, Дадли занял своё прежнее место.
- Как видишь у нас вполне достаточно этих глупых писем, адресованных «мисс Г. Поттер», - холодно отчеканила тётя. – Только вот никакой мисс Г. Поттер в этом доме не проживает, поэтому, будь так любезен, покинь мой дом и больше никогда в нём не появляйся.
Мистер Снейп так сильно сжал челюсти, что желваки на его сухих щеках отчётливо проявились. Роза быстро семафорила о том, что ставит все свои карманные деньги на победу матери в этой схватке. Никто её ставку не поддержал, потому что и дураку было понятно, что Петунья победит. Упав на пол, Брут ловко пополз в гостиную, кажется, змей хотел быть в первом ряду столь восхитительного представления.
- Я не могу уйти, не выполнив поручения директора, - прошипел мистер Снейп, почти не разжимая губ. Письмо, которое он сжимал в кулаке, было безоговорочно испорчено.
- Кем бы ни была эта Г. Поттер, она здесь не живёт, - отчеканила тётя, с каждым словом подходя ближе к нашему гостю. – Мы доверили тебе её защиту, а ты бросил её, посчитав не такой значимой и искусной, как все эти чистокровные снобы. Ты предал её и не уберёг, а теперь смеешь приходить в мой дом и что-то требовать. Нет, Северус Снейп, как бы ни любили тебя мои родители и как бы они не искали тебе оправдания, меня тебе никогда не удавалось провести. Ты всего лишь жалкий и глупый мальчишка, завидующий чужому счастью и силе. Забери все эти чёртовы письма, адресованные девчонке, которой уже давно нет, благодаря твоему дражайшему директору, и проваливай. И никогда, слышишь меня, никогда не появляйся в моем доме, иначе, клянусь Богом, я сделаю то, на что у моей сестры не хватило сердца – уничтожу тебя, как помойную крысу.
С громким треском наш гость покинул гостиную, прихватив с собой мешок с письмами. Несколько минут в комнате стояла звенящая тишина, кажется, что все боялись даже дышать.
- Торт, - робко заметила Роза. – Давайте, все же съедим праздничный торт.
После того, как праздничный торт был съеден, а чемоданы перепроверены, мы отправились в давно запланированный отпуск. Брут, которого вся эта ситуация крайне забавляла, остался в доме на Тисовой, обещая пересказать все сплетни. Ближайшие две недели, мы должны были провести в гостях у тётушки Мардж, прежде чем отправиться в отпуск во Францию. Старшие Дурсли почти год планировали этот большой отпуск, чтобы он понравился всем детям перед расставанием. Все мы разъезжались по престижным школам, так что могли увидеться только на рождественских каникулах.
Две недели в гостях у тётушки Мардж прошли совершенно обычно. Мы вели себя неадекватно, а взрослые пытались «не замечать» всю ту грязь и ссадины, с которыми мы возвращались поздними вечерами домой. Поездка во Францию очаровала всех без исключения, даже дядюшка не сильно ворчал, когда мы настаивали на посещении очередной экскурсии.
На магический французский квартал мы наткнулись случайно, но так как всем хотелось выяснить есть ли какая-нибудь разница между волшебниками Англии и Франции, то мы изучали его с таким же рвением, как и собор Парижской Богоматери. Первым разительным отличием, что бросилось нам в глаза, было то, как французские волшебники одевались. Это все ещё были мантии, но они походили скорее на лёгкий плащ или длинный кардиган, которые никак не походили на те глухие хламиды, которые носили англичане. Под мантиями французы носили обычную одежду, так что, выйдя с магической улочки на обычную, никто из них не бросался бы в глаза из-за своего необычного вида. Англичане же, по всей видимости, под мантиями носили только нижнее белье, что вызывало отвращение у всех нас.
Вторым разительным отличием стали куда более демократические цены на товары общего использования, а вот магические артефакты стоили куда дороже. К образованию во Франции так же относились иначе: прежде чем поступить в школу магии Шармбатон, многие маленькие волшебники посещали специальные дошкольные заведения, где их обучали основам и обычаям волшебного мира. Поговорив с продавцом в книжном магазине, дядя Вернон был впечатлён списком предметов, которые изучали юные волшебники на своём первом курсе в Шармбатоне. Из-за этого его мнение о школьной программе Хогвартса испортилось ещё сильнее.
Денежным оборотом во Франции заведовали гоблины, так что тут никаких изменений не было. Если не брать в расчёт, что здешние гоблины не смотрели на меня, как на мерзкого бастарда, когда мы оформили чековую книжку.
Вечером, после похода в магический квартал, меня ожидала довольно странная неприятность. Никто точно не понял, почему двойняшки упросили отца купить им книгу, но она не была учебником и скорее походила на роман, так что Вернон спокойно за неё расплатился. Книга называлась Величайшие волшебники двадцатого века.
- Во-первых, папа, мы упросили тебя купить эту книгу, потому что она на английском, - широко улыбаясь, пропела Роза.
- А, во-вторых, потому что в ней есть глава с название Гарриэт Поттер – девочка, которая выжила, - в тон сестре, заметил Дадли, открывая книгу на нужной странице. – И здесь есть довольно забавный абзац, описывающий внешность самой известной девочки Британских островов.
Эта необычайно вежливая девочка является точной копией своей бабушки Юфимии. У нее растрепанные золотистые волосы, так свойственные их семье, глубокие карие глаза, которые, кажется, смотрят тебе в душу. Как и отец Гарриэт близорука, поэтому носит очки и всегда немного стесняясь, поправляет волосы, чтобы прикрыть ими крохотный шрам в виде молнии, оставшийся после той ужасной ночи.
Не веря в то, что прочитал Дадли я забрал у него книжку и после нескольких минут, зачитал ещё парочку странных фактов о несуществующем человеке. Единственным, что было общим между мной и этим субъектом из книги – это наличие шрама на лице. Правда, мой из-за «душевной» инфекции был огромным. Он проходил черед весь лоб, рассекал бровь, веко и даже заходил на скулу.
- Получается, они полностью выдумали эту девочку и сейчас все дети английских волшебников, отправляющиеся в Хогвартс, будут ждать встречи с ней? – недоуменно спросил я, поглядывая на взрослых.
- Нужно будет спросить у гоблинов, нельзя ли перевести тебя в другую школу, - нервно пощипывая усы, пробормотал дядя.
Как оказалось изначально нельзя перевести студента из одной школы в другую. Это можно сделать только после сдачи первых экзаменов, то есть основное общее образование мне все же нужно было получить в Хогвартсе, а вот среднее полное я мог получить в любой другой школе, если её удовлетворят мои оценки.
Несмотря на столь странные новости, остальная часть наших французских каникул прошла без неприятных эксцессов. Домой мы вернулись тридцать первого августа утром, так что все, что оставалось это перепроверить наличие школьных вещей в чемоданах и выслушать последние сплетни от Брута.
Сплетен этих оказалось достаточно много, и они были весьма разнообразны.
- Ваше вопиющее нежелание слушаться меня, когда я приказывал вам пинать мерзких котов, явно пошло вашей семье не на пользу. Старуха Фигг была заслана на эту улицу в роли шпиона, чтобы следить за тем, как живёт великая девочка, которая выжила. Правда, как я понял, старуха переехала сюда через несколько лет после того, как девочку выбросили из волшебного мира, и она не знала, что у вас родились двойняшки. А так как все упорно считают, что великая девочка Поттеров – это девочка, то все её отчёты о её жизни, она составляла, описывая Розу. Фигг не особо нравилась её шпионская роль, так что особой прыти в выяснении всех нюансов вашей жизни она не проявила и исправно докладывала, что девочка здорова и обласкана родительской любовью. Когда сюда явился его сиятельство директор всего и всея Дамблдор и она поведала ему о том же, что и обычно. Благодаря тому, что все вы пошли в магическую цветочную породу, а значит все довольно высокие и однотипно светлокожие, и светловолосые, то сомнений в том, что все вы родственники у Фигг никогда не возникало, но так как ей велели следить за девочкой, она и следила за девочкой. - Брут перевёл дыхание, явно готовясь рассказать самую забавную часть своего повествования. – Ох, и бушевал же этот старый кретин, когда понял, что вы не приютили у себя племянницу.
- Погоди, ты хочешь сказать, что они отправились искать эту несуществующую девочку куда-то ещё? – недоуменно переспросил я змея.
- Да. Должно быть, твой отец был не так прост. Твоя мать спасла тебя от смерти, а он защитил твою дальнейшую жизнь. Для всего волшебного мира существует только Гарриэт Поттер, а ты хоть и являешься Поттером, каким-то образом оказываешься не связанным с этой семьёй. Весь последний месяц Британию лихорадит, потому что все волшебники министерства ищут свою Золотую девочку. А уж сколько криков было, когда на очередном министерском собрании было объявлено, что у рода Поттеров появился новый глава.
- Если об этом было объявлено, разве они не поняли, наконец, что Гарри именно тот, кого они ищут? – когда мы перевели рассказ Брута для всех остальных, спросил дядя Вернон.
- Единственным прекрасным качеством гоблинской натуры является то, что они никогда не раскрывают тайн, так что имя нового главы рода, они не выдали. Если честно, я не думаю, что кто-нибудь вообще удосужился у них спросить, ведь обычно такие обряды исполняют в кругу семьи. Министерство лишь способно зафиксировать этот обряд, больше никакой информации они не имеют, - пояснил довольный змей. - К тому же, я начинаю думать, что заклятие или обряд или что там придумал твой отец, будет действовать, пока ты не станешь совершеннолетним. Так что, возможно, гоблины и сами не могут сказать твоего имени. Словно все факты, которые конкретно указывают на то, что ты единственный ребенок Поттеров, просто исчезают из мыслей и памяти людей и существ.
- Но ведь все мы знаем кто на самом деле Гарри, да и ты это знаешь, почему у всех остальных не получается это понять? – недоуменно почесав нос, спросила Роза.
- Я не уверен, моя маленькая девочка, отчего все происходит именно так. Думаю, что вы знаете, что Гарри тот, кто он есть, потому что вы его кровные родственники, ведь кто-то же должен был его воспитывать и знать правду. Я присоединился к вашей семье несколько лет назад, возможно, защитная магия Джеймса Поттера покрыла меня. Чтобы он не сделал, он вложил в это всю свою душу и фантазию. Не так-то просто провернуть шутку, которая будет жить так долго и защищать так хорошо.
- Кажется, пройдоха Поттер все же сделал, что-то достойное, чтобы защитить свою семью, - наконец, вынес свой вердикт дядя Вернон. – Хотя разрядить дробовик в лицо тому монстру, что на них напал, было бы куда практичнее, этой странной шутки.
В конце концов, взрослым все же удалось загнать нас по спальням, завтрашний день моего появления в магическом мире обещал быть интересным.
- Интересно, а как Бруту удавалось быть в стольких разных местах, чтобы подслушать все эти разговоры? – почесав голову, спросил Дадли, наблюдая за тем, как змей неспешно полз по коридору.
- Должно быть, так же, как и исчезать, когда ему угрожает опасность, - пожал плечами я, взглянув на змея. Будто почувствовав, что на него смотрят, Брут оторвал голову от пола, его медное тело налилось краснотой, в атакующем броске он испарился.
Кажется, вечный брюзга Брут, наконец, дождался того момента, когда сможет вдоволь насмехаться над глупостью волшебников.
@темы: ГП, Мальчик, которого нет

Название: Мальчик, которого нет
Автор: nocuus
Бета:
Жанр: роман
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Гарри Поттер/Флер Делакур (ожидаемо

Саммари: еще не родила саммари

Пролог
Кажется, для третьего брата сказка заканчивается хорошо. Он воспитал детей и внуков, прожил долгую жизнь и умер в покое, окружённый семьей. Жизнь достойная того, чтобы её прожить. На самом деле почти все его потомки прожили свои жизни так же приятно и умиротворённо. Исключением, пожалуй, стал мой отец. Он словно потомок старшего брата ринулся в бой, бравируя своим мастерством. Так Смерть его и забрала.
Остался только я.
Мальчик, который в свои неполные восемнадцать научился лишь бегать от смерти.
Воспоминания Снейпа плавали в Омуте памяти, переливаясь серебром прошлого. Все эти маленькие осколки правды, наконец, заняли свои места на панно моей жизни. Они не вызвали у меня желания упасть на колени и вопрошать небо о столь неблагодарной несправедливости.
Нет.
Панно было завершено. Перед моим внутренним взором открывалось прекрасное произведение искусства, кропотливо созданное Дамблдором. Каждый год он дробил мою жизнь на мелкие кусочки, позволяя проявлять себя. Директор позаботился о том, чтобы я чувствовал себя нужным и сильным. Из обидных полутонов моего детства и пестрящих импульсов юности сложилась моя фигура, представшая перед лучом Авады.
Столь благородно.
С волшебной платформы началось моё увлекательное путешествие в неизведанный мир волшебства, на ней же оно и закончилось. Спрятавшись под скамейкой, скулило малоприятное существо и, если честно, мне было не совсем ясно, должен ли я его добить из милосердия или оставить дожидаться своего поезда.
- Не нужно, оставь его, - обернувшись на голос, я никого не увидел, лишь белёсый туман да поблёскивающие рельсы, уходящие вдаль.
- Теперь у тебя есть все потомки тех трёх хитрецов, - усмехнулся я, прекрасно понимая, что оглядываться по сторонам в поисках Смерти бессмысленно. Все окружающее меня было ею.
- Верно, - с лёгким смешком согласилась со мной Смерть. – И ты, подобно своему предку, пришёл ко мне с охотой, и мы пойдём с тобою вместе.
- Что будет с ним? – взглянув на изодранный клочок души Тома Реддла, спросил я.
- Он останется. Для подобных ему нет посмертия.
- Каким будет моё? – вопрос слетел с губ раньше, чем я успел сообразить.
- Мне пока неведомо это, Гарри Поттер, вся твоя жизнь ещё впереди, - я почувствовал, как чья-то невидимая рука взяла меня под локоть и повела вперёд к поблёскивающим путям.
- Я не понимаю, - повернув голову в сторону своего предполагаемого собеседника, искренне признался я. – Ведь я умер, позволил Лорду победить. Моя жизнь закончилась.
- Твоя жизнь ещё не начиналась, - голос Смерти отчётливо звучал в моей голове, её рука ещё держала меня, но все вокруг погрузилось в густой туман. Изувеченный кусок души Реддла верещал на пределе своих лёгких: туман раздирал его.
- Тогда чем же были эти восемнадцать лет моей жизни? – поспешно спросил я, ощущая, как ослабевает хватка на моем плече, и, боясь того, что меня ждёт такая же участь, что и Тома.
- Все это было, лишь в твоей голове, - Смерть разжала свои пальцы, позволяя туману пеленать меня. – Но все это было правдой.
Острый палец Смерти пронзил мою грудную клетку, пропуская сквозь неё неимоверный заряд энергии и боли. Кажется, я кричал и сквозь собственный крик слышал, как кричали другие. Сотни и тысячи людей до меня, сотни и тысячи после.
@темы: ГП, Мальчик, которого нет
Прежде чем исчезнуть из Литтл Уингинга моя знакомая троица авантюристов оказала мне последнюю услугу, написав в Пристанище. Эта магическая школа находилась в Африке, несмотря на то, что она специализировалась на обучении азами магии для сквибов, слабых волшебников и узкоспециализированных шаманов, попасть в неё можно было только по приглашению выпускника.
У каждой волшебной школы был свой метод зачисления учеников, обычно это было специализированное перо, которое записывало в школьную книгу имя новорождённого ученика. Пристанище же являлось единственной в своём роде школой, оно обучало магии тех, от кого отказались другие, а заодно, втихаря, выращивало запрещённых магических существ и растения на продажу. Поэтому и требовалось приглашение: выпускник ручался за не болтливость нового ученика.
Самым забавным было то, что в этой школе нужно было учиться лишь четыре года, но поступить туда можно было в любом возрасте. Ричард окончил эту школу, когда ему уже было семьдесят лет. Он с гордостью показал мне сертификат об окончании.
На плотной бумаге красовался герб школы – пучок полыни и волшебная палочка, лежащие поверх открытой книги. Герб слегка видоизменялся, в зависимости от того под каким углом на него смотреть. Иногда оживал пучок полыни и начинал цвести или подметать слова со страницы книги. Волшебная палочка могла испускать искры или заставлять книгу танцевать. Книга могла захлопнуться, тогда бумага становилась девственно чистым. Так случилось, когда я попытался соскоблить одну из оценок. Ричард только посмялся надо мной, когда заметил моё перепуганное выражение лица. Как только он снова взял в руки сертификат все записи на него вернулись, а если я снова к нему прикасался, то все исчезало. У этой штуки была нешуточная защита от фальсификации.
Через несколько недель после их переезда и нескольких моих удачных и не очень поездок в Косой переулок, мне, наконец, пришёл ответ из школы. В плотном конверте, который принесла причудливая малиновая птица, обнаружился невзрачный ключ и письмо.
Уважаемый мистер Поттер!
Мы рассмотрели ходатайство мистера Холмса и рады сообщить Вам, что Вы были зачислены на базовый курс обучения в магической школе Пристанище. Портал сработает первого сентября и перенесёт Вас в школу. При себе вы можете иметь личные вещи, но, в основном, школа предоставит Вам все необходимое.
Искренне Ваш Уильям Прэт.
Монашки скептически посматривали на загадочное «в основном школа предоставит Вам все необходимое».
На самом деле ты сам зарабатывал на все необходимое, потому что присматривал за растениями и животными, которых разводили на продажу. Школа зарабатывала на своих студентах, но кажется никто из этих студентов не был особенно против, если учесть, что весь остальной магический мир от них просто отрёкся. К тому же, при хорошем раскладе, можно было окончить эту школу с дипломом и небольшим состоянием.
Воодушевлённо рассматривая письмо, я сжимал в руке ключ. До заветной даты оставалась пара месяцев, а Дурсли пока так и не определились в какой пансион могли отдать меня на обучение. Я собирался сэкономить им приличную сумму, которая как раз и была причиной нерешительности моих родственников. Содержание и образование слепого дело довольно хлопотное. После ужина, в котором присутствовало больше отварного и овощей, чем я видел за всю свою жизнь, дождался, когда Дадли уйдёт в гостиную, чтобы посмотреть своё любимое шоу, и протянул тётке приглашение.
- Что это? – скептически рассматривая бумагу, на которой было написано письмо, спросила тётка.
- Четыре года экономии, - заходя с главного козыря, невозмутимо ответил я. Дядя Вернон тут же приободрился и оторвался от кружки чая, чтобы самому взглянуть на письмо.
- Магическая школа Пристанище, - дядя Вернон выплюнул эти слова, так как будто они были ядовитыми и собирались разъесть его глотку. – Я не буду тратить свои деньги на то, чтобы обучать тебя какой-то ерунде. Взяв тебя в свой дом, мы поклялись, что избавим тебя от этой ерунды.
- Вы готовы тратить тысячи фунтов в год, чтобы содержать меня в закрытом пансионе, но не готовы отдать меня обучаться в магическую школу бесплатно? – скептически протянул я, ловко играя на самом важном аспекте жизни Вернона Дурсля. Ещё раз перечитав письмо, Вернон принялся нервно покусывать нижнюю губу, прикидывая сколько он сможет сэкономить и каким злом для них обернётся моё обучение магией. Тётя Петунья пока никак не показывала своей заинтересованности в нашей беседе.
- Что же получается, они предоставят тебе спальное место, одежду, пищу, учебники и ничего не возьмут взамен? Даже в этом чудном мирке не может быть такой щедрости, - пытаясь найти подвох, который действительно был, но не для них, уточнял дядя.
- Возможно, студенты этой школы помогали персоналу выращивать редкие растения, поэтому школа брала все расходы на себя, - осторожно предположил я.
- Ах, значит бесплатная рабочая сила, - усмехнулся дядя, довольно потирая руки. Его, кажется, устраивала перспектива того, что я должен буду работать, чтобы меня чему-то научили.
Монашки в моем подсознании принялись осуждать дядюшку за его столь быстрое согласие.
Почему эти чёртовы бестии никогда не поддерживали меня?
- Что же будет, когда ты окончишь эту школу? – в моей голове уже звучали победные фанфары, но тут тёте обязательно понадобилось вступить в беседу.
- Если я покажу себя достаточно умелым студентом, то они могут предоставить мне рабочее место или же я могу продолжить обучение где-то ещё, - экспромтом лгал я. Долгие годы умелой игры словами помогали мне выкручиваться из многих ситуаций, эта не стала исключением.
- Базовый курс обучения, - протянула тётя. – Если ты так хочешь попасть в этот проклятый мир, то почему не дождёшься письма из школы матери? По её окончанию ты сможешь найти достойную работу в их мире.
- С учётом моего изъяна, возможно, мне вообще не придёт письмо из школы матери. А это школа специализируется на таких случаях, - пожал плечами я. На самом деле мне никак не улыбалось прожить ещё год с Дурслями или в каком-нибудь пансионе окружённым по-настоящему покалеченными ребятами.
- На таких случаях? – переспросил дядя. – Что же это получается среди… таких как ты много слепых?
- Это школа она учит тех волшебников у кого очень мало волшебных сил или нет вообще, увечных или укушенных каким-нибудь опасным существом, - не самая лучшая реклама, но что поделаешь. – Так что это примерно такое же заведение, как и вы выбирали для меня, только вам не придётся за него платить.
- Отправляйся, - махнул рукой дядя, вернув мне письмо, все его внимание снова вернулось к чашке с остывшим чаем.
Монашки расстроились и принялись друг друга утешать.
Срань господня, я отправляюсь учиться магии в волшебную школу!
Прежде чем исчезнуть из мира обычных людей на ближайшие четыре года, мне нужно было уладить одно маленькое дело. Касалось оно моей банковской ячейки. Первоначально, я не хотел знать, сколько мои родители оставили мне золота и когда я смогу начать им пользоваться, но теперь, когда меня не будет в Англии, а золото вполне возможно я буду зарабатывать, нужно было позаботиться о том, чтобы было, где его хранить.
Добравшись на Ночном рыцаре до паба, я привычно прошмыгнул на магическую улицу, направившись прямиком в банк. Элфрик подошёл ко мне сразу же как только заметил у дверей. На этот раз целью нашего путешествия стала одна из многочисленных комнат, располагавшихся за пределами главного зала. Позвав Рагнока, ответственного за получения волшебниками наследства, Элфрик остался вместе со мной в комнате.
Перед нами на единственном столе, располагавшемся в комнате, были разложены странные на вид предметы. Самым обыкновенным из них был изящный перочинный нож, более или менее понятной была так же деревянная ложка, а вот что-то наподобие ржавых тисков и пугающего вида огромный и острый клин вообще не внушали доверия. Эти предметы были исписаны замысловатыми узорами, отчасти они напоминали буквы, но были похожи и на простые картинки.
- Насколько болезненным будет проверка того, что я действительно я и мне может что-то принадлежать? – перестав гипнотизировать острейший кончик клина, решил уточнить у Элфрика.
- Вам не стоит ни о чём беспокоится, мистер Поттер, процедура довольно проста и минимально неприятна, - Элфрик доброжелательно мне улыбнулся, чего делать никак не стоило. Но, разумеется, гоблину было неизвестно, что все его милые улыбки и гримасы я видел и они меня пугали.
Рагнок оказался куда более пожилым и солидным гоблином. В его темных волосам уже блестела седина, а брюшко перевешивалось через ремень. Дядя Вернон посчитал бы его важной персоной перед которой следовало вести себя наиболее почтительным и лебезящим образом. Только вот чёрные маленькие глазки Рагнока наоборот вызывали во мне ощущение того, что он был просто хорошо устроившимся воришкой. Увидев Элфрика, Рагнок сказал что-то на их чудном языке, но мой провожатый лишь сильнее выпрямился, как будто в его позвоночник был вставлен знатный штырь.
- Я уверен, что мистер Поттер не будет против того, что я останусь рядом и помогу ему, - медленно и гордо продекламировал Элфрик.
Мой кореш показывал зубы!
- Мне будет удобнее, если Элфрик останется, мы с ним уже научились взаимодействовать, - как можно более любезно попросил я. Рагнок скривился, как от зубной боли и недовольно кивнул. Элфрик перестал быть гордой шпалой и немного расслабился, чувствуя себя теперь явно увереннее, чем когда старший гоблин зашёл в помещение.
- Прошу подойдите к столу, - недовольно прогнусил Рагнок, стремительно схватив перочинный нож в руки. По тому как зло он дышал, смотря на меня, процедура проверки из минимально неприятной перешла к максимально болезненную. Шумно сглотнув, я сделал пару шагов к столу, Элфрик не отставал от меня.
- Протяните левую руку, - снова скомандовал Рагнок, расплывшись в неприятной улыбке.
Элфрик сказал что-то резкое на их языке, отчего гоблины затеяли небольшую перепалку. Мой кореш явно одерживал верх в словесном поединке, потому что, выругавшись, я был уверен, что тот набор клекочущих слов, что выдал Рагнок явно был ругательствами, старший гоблин положил деревянную ложку по центру стола и, ухватив мою ладонь, сделал серию быстрых уколов, так что в ложку упало по несколько капель моей крови с каждого из пальцев. Кровь моя, в отличие от всего остального магически золотого имела мутноватый оттенок грязи, будто и не содержала в себе магии вовсе. Уколы на пальцах зажили сразу же как капли крови оказались в ложке.
Отложив перочинный нож в сторону, Рагнок поставил клин широкой стороной на стол и, коснувшись своими длинными пальцами определённых букв, зажёг на кончике яркое пламя.
- Что происходит теперь? – мне безумно хотелось узнать, что все это значит, так что я подал голос, надеясь, что Элфрик из вредности расскажет мне смысл процедуры.
- Теперь, когда ваша кровь в измерителе, мы испарим её, чтобы остался лишь отпечаток вашей магии, мистер Поттер, - любезно сообщил Элфрик, пока Рагнок держал ложку над огнём.
На самом деле это было довольно красиво: золотое пламя бурно ревело, накаляя ложку, так что вскоре и она начала издавать тлеющий звук. Прошла ещё пара мгновений и сквозь зарево магии я увидел, как стал подниматься алый дым. Впервые я увидел цвет, который когда-то принадлежал мне. Цвет своей крови, выпаренной в странном гоблинском ритуале проверки. Ревущее пламя стало угасать и красного пара становилось все меньше – все прекратилось одновременно. Все символы на клине угасли, и ложка застыла.
Взяв в руки клешни, Рагнок после нескольких попыток подцепил что-то оставшееся на самом дне ложки и, с довольной улыбкой показал это Элфрику. Он словно хвастался перед молодым гоблином тем, что занимается важным делом, в то время как Элфрик лишь встречает гостей.
То, что Рагнок держал в клешнях было тончайшей ярко золотой плёнкой, имеющей форму… снежинки. На самом деле любуясь ей, и я невольно позавидовал Рагноку – он, действительно, занимался на работе чем-то крутым.
- Теперь, когда отпечаток вашей магии получен, Рагнок внесёт его в книгу учёта. Она расскажет нам все необходимое, - продолжил объяснять смысл процедуры Элфрик.
Пока мы любовались снежинкой, полученной из моей крови, в комнате появились ещё два гоблина, которые принесли, точнее, прикатили на специальном столике, книгу учёта. Грубовато рыкнув на гоблинов, Рагнок отправил их прочь. Элфрик подвёл меня к книге. Кажется, ему было так же, как и мне, любопытно узнать, что же будет дальше.
Откинув толстую корку книги, Рагнок любовно провёл рукой по белоснежной первой странице, и аккуратно поместил на неё золотистую снежинку. Будто попав на что-то чрезвычайно тёплое, моя снежинка начала таять, впитываясь в страницу.
- Сбор информации может занять несколько минут, - уже не так грубо и недовольно заметил Рагнок. Кажется, что и он благоговел перед волшебством, которым занимался. – Ваша матушка проходила процедуру наследования, так что, вам будет принадлежать что-то и по её линии.
- Мне казалось, что она была первой волшебницей в нашей семье, - выпалил я раньше, чем подумал, что сказал.
- Магия очень редко просыпается в человеке, если он не связан каким-то образом с волшебством. Разумеется, такие новосозданные волшебники бывают, но сейчас они уже довольно редки. Так что в маглокровках обычно просыпается уснувшая когда-то магия предков, - Рагнок был настолько любезен, что провёл для меня миниатюрную совершенно непонятную лекцию.
- Ах, вот и опись! – восклицание Элфрика, заставило нас сосредоточить внимание на книге.
Медленным ленивым жестом на странице стали проявляться слова. Они как обычно чернели на подсвеченной магией бумаге. В заголовке было выведено моё имя и дата рождения, было даже указано точное время. Я родился в одну минуту первого. Затем последовало полное имя моего отца с датами его жизни, а также сведениями, что я наследовал по его линии. Поттеры владели домом в Годриковой лощине и квартирой где-то в центре Лондона, на их фамильном счёте было порядка шестидесяти девяти тысяч галлеонов.
Ого, по здешним меркам я был непомерно богат!
Монашки в моём сознании принялись шумно обсуждать сколько золота я должен был пожертвовать в их храм.
После перечисления информации о наследстве семьи Поттеров, последовало имя моей матери. С точными датами её жизни, которые не прервались в ночь на Хэллоуин. Элфрик, как и Рагнок, шумно выдохнули, устремившись к книге. Так как я был все же выше гоблинов, мне было прекрасно видно, как проступают слова. По линии моей матери мне принадлежала банковская ячейка за номером сто тринадцать, в которой лежало чуть меньше одиннадцати тысяч галлеонов и книга «Тысяча и один способ совершить невозможное колдовство».
Перечисление завершилось с последней точкой, поставленной в углу страницы. Ещё несколько минут гоблины, тихо переругиваясь на своём языке, перечитывали написанное. Я же гипнотизировал взглядом одну строчку: «Лили Поттер (урождённая Эванс) родилась тридцатого января тысяча девятьсот шестидесятого, жива по нынешний день».
Если моя мать до сих пор жива, то где она?
- Ваша матушка, сэр Поттер, - неуверенно протянул Элфрик.
- Что с ней? Она наследница самого Мерлина? – как можно более воодушевлённо попытался спросить я.
- Нет, - презрительно фыркнул Рагнок. – Она жива.
Слова гоблина повисли в воздухе ледяной крошкой, казалось, каждый наш с ними вдох вгонял эту смертельную россыпь в наши внутренности норовя уничтожить нас изнутри.
- Книга не могла ошибиться? – это представлялось мне самым разумных вариантов.
Монашки прилагали колоссальные усилия, чтобы удержать мою надежду в узде.
- Нет! – категорично и возмущённо пробасил Рагнок. Элфрик же пробежал своими длинными пальцами по строчкам в книге. Энтузиазм Рагнока снова перечитавшего фразу, указывающую на то, что женщина умершая восемь лет назад, оказалась жива заметно уменьшился.
Несколько минут он гипнотизировал книгу, будто пытаясь понять, что или кто обманул её, Рагнок отправил куда-то Элфрика, сказав ему лишь пару слов. Но потому как мой кореш побледнел посылал он его куда-то с очень важным поручением.
- Мы снова выполним обряд, - закрыв книгу, пробормотал Рагнок. – На этот раз нужно будет чуть больше крови, но результат будет более дотошным.
- А что если это и правда не ошибка? – робко спросил я, покрепче стискивая трость в своих руках.
Моя надежда рванулась вперёд, так что протащила монашек на несколько метров.
- Тогда мы наведём справки, - солидно кивнул Рагнок. – Если ваша мать жива и, если вы позволите, мы применим свою магию, чтобы её отыскать.
- Если я позволю? – оторопело переспросил я. Почему они вообще должны были спрашивать у меня как пользоваться своей магией?
- Гоблинам запрещено пользоваться своей магией против волшебников – это может развязать войну, - по тону каким говорил Рагнок было очевидно, что волшебники вообще были не достойны того, чтобы гоблины тратили на них свою магию. – Но, если вы разрешите нам – это не приведёт к конфликту.
Пока я получал очередную не совсем ясную лекцию, вернулся Элфрик. На тележке, которую он толкал впереди себя, были точно такие инструменты. Разница заключалась лишь в том, что они выглядели новенькие и сверкали от магии, буквально источая мысль о том, что этим набором инструментов пользуются намного реже.
Процедура уже была знакома, различием стало только количество крови. На этот раз Рагнок взял больше, отчего некоторое время, пока гоблин испарял мою кровь, я любовался причудливым танцем кровавого пара. Когда все прекратилось, так же резко, как и в прошлый раз, Рагнок счастливо осклабился, показав мне все свои зубы, и, подцепив изящным пинцетом, извлёк снежинку со дна золочёной ложки. Тонкие прожилки переплетались и вились так искусно, что я изо всех сил удерживал себя от того, чтобы открыть рот и выпалить какое-нибудь восхищённое ругательство.
Процедура с книгой повторилась, как и в прошлый раз, правда, на этот раз мы ждали дольше, а книга выдала много лишних подробностей. Точнее она до кната расписала кто из моих предков и сколько золота заработал. Лично мой отец внёс вклад равный трём тысячам галлеонов, одиннадцати сиклям и пяти кнатам. Дом в Годриковой лощине оказался разрушен в ночь на Хэллоуин и являлся руинами, оценённым в пять с половиной тысяч золотых. Квартира в Лондоне вмешала в себя четыре комната с кухней и двумя санузлами. Её оценили в восемь тысяч, должно быть, она не была разрушенной и была пустой.
Годы жизни моей матери не изменились – она все ещё была живой. Лично она заработала четыре тысячи золотых с тремя сиклями и одним кнатом. Она была держателем патента на несколько зелий, так что остальные деньги на счёте оказались прибылью с её разработок. Фамильным наследием была только книга и сама ячейка.
Элфрик и Рагнок уткнулись в книгу ещё тщательнее перечитывая написанное, как будто старались увидеть за чернилами, где же находится моя мать.
- Что-нибудь изменилось? – после добрых десяти минут тишины, я решил поторопить гоблинов.
- Ваша мать жива, - категорично и уверенно заявил Элфрик.
Моя надежда гордо встрепенулась и была готова выпорхнуть на волю, но чёртов святой отец в последнюю минуту ухватил её за крылья.
Что с того, что моя мать жива? Если весь мир считает, что она мертва, то с ней должно быть случилось что-то чудовищное. Раз смерть посчитали более вероятным для того, чтобы сказать общественности, чем правду.
- Гоблины могут предоставить вам свои услуги в её поисках, - заметил Рагнок. Его черные глазки бусинки расчётливо забегали по строчкам, описывающим моё состояние.
- Я благодарю вас за проведение процедуры, Рагнок. Могу ли я получить копию записей с тем, что мне принадлежит? – Рагнок недовольно постучал по странице книги. Скользнув по ней рукой, он аккуратно отделил её от переплёта, протянув мне.
- Благодарю, - свернув страницу, я убрал её в карман. - Был рад знакомству и всего доброго.
Элфрик взял меня под руку и вывел из кабинета. Несколько минут мы молчали, но было видно, что гоблину не терпится заговорить.
- Что представляют из себя эти услуги? – дав Элфрику официальный повод заговорить спросил я.
- Вам не нужно поменять фунты, мистер Поттер? Я уверен, что Нагнок с удовольствием вам поможет, - стараясь быть как можно более непринуждённым Элфрик бросил ничего не значащую фразу, когда мы проходили мимо группы гоблинов, везущие тележку в огромными драгоценными камнями.
- Конечно, - я согласился так же легко, как это предложением было дано. Правда на обмен у меня было всего пара фунта. Нагнок чуть ли не подпрыгивал от ожидания на своём месте, наблюдая за тем как мы приближались к его окошку. Пара взрослых вместе с маленькой девочкой успели подойти к Нагноку раньше нас. Я был уверен, что оба гоблина выругались, смотря на семью. Оставив меня в ожидании Элфрик подбежал к Нагноку начав быстро рассказывать, что случилось в комнате… наследования. Рассказывал он быстро, поэтому, как только рассказ подошёл к концу, и Нагнок стал перечислять количество монет и их номинал семье, Элфрик убежал куда-то ещё. Запыхавшийся и выглядящий совсем не представительно, он вернулся как раз к тому моменту как я протянул свои фунты.
- Ваши ключи, мистер Поттер, - положив два аккуратных золотистых ключика на стойку, выдохнул Элфрик. – За состоянием обоих ячеек следит Крюкохват, но вы можете сменить гоблина-смотрителя на любого другого.
Было очевидно, что мой кореш в мафиозной гоблинской среде очень непрозрачно намекал на себя. Кажется, что не только Элфрик, но и Нагнок как-то хотели улучшить свой социальный статус с моей помощью.
- Что именно входит в обязанности гоблина-смотрителя? – несмотря на множество маленький ничего не объясняющих лекций, которые я сегодня уже получил, решил все же получить ещё парочку.
- Гоблин-смотритель работает в самой горе. Он следит за сохранностью вверенных ему ячеек и золота; уничтожает магических существ, которые могли завестись в ячейке; отводит волшебника к его золоту в банке; проверяет подлинность его писем, когда волшебник просит послать ему деньги по почте. Быть гоблином-смотрителем очень почётно. Это даёт гоблинам право чаще пользоваться магией, - Элфрик и Нагнок говорили наперебой, было очевидно, что оба хотели стать гоблинами-смотрителями.
- Ясно, - протянул я, забирая свою стопку сиклей и кнатов. – А что за услуги гоблины могут предоставить, чтобы найти… вы знаете кого?
Получилось как-то двусмысленно, но оба гоблина поняли о ком именно идёт речь.
- Так как миссис являлась владелицей ячейки нашего банка, - Элфрик улыбнулся, поднимая один из маленьких ключиков. – То гоблин-смотритель может отправить к хозяину сову с просьбой явиться в банк. Птица скорее всего вернётся ни с чем, но отследить её путь до конечного пункта будет проще простого. Разумеется, гоблины не занимаются такими вещами бесплатно, да и вообще это не слишком законно, но как понимаете иногда нужно отыскать должника.
Ох, мой маленький кореш пошёл на шантаж. Он буквально из кожи вон лез, чтобы заработать повышение.
- Если я назначу вас своим гоблином-смотрителем, Элфрик, окажите ли мне такую услугу, и поможете мне отыскать нужную миссис? – я аккуратно забрал оба ключа, пробуя на руке их вес.
- Для меня это будет большой честью, мистер Поттер, - чинно поклонился мне Элфрик. Я был почти уверен, что его надежда на лучший исход была давно выпущена и витала где-то неподалёку.
- Но, если так, то я ничем не смогу поспособствовать вашему продвижению по карьерной лестнице, сэр Нагнок, - изо всех сил разыскивая подводные камни в данной ситуации, я протянул гоблину ещё пару фунтов для обмена.
- Я уверен, что вскоре у вас появятся друзья волшебники, мистер Поттер, и вы сможете замолвить за меня словечко.
Ситуация получалась весьма забавная: отдавая Элфрику на хранение от всякой нечисти свои банковские ячейки и давая ему право активно колдовать, я мог с его помощью отыскать мать, но оставался должен гоблинам услугу.
Монашки протестующе закричали, веля не ввязываться в авантюру.
Алознаменный я на левом плече тоже скептически чесал бороду.
- Открыть счёт в банке может любой волшебник, верно? Неважно сколько бы ему было лет? Вообще, какие существуют условия для открытия счета? – шестерёнки в моем мозгу крутились, требуя большей информации для лучшей работы механизма.
- Открытие ячейки стоит двадцать галлеонов. Золото, которое будет в ней храниться, как и сама ячейка, будет передаваться из поколения в поколение. Если же наследник завещает отдать своё золото кому-то другому и прямых наследников, которые могли бы получить ячейку не будет, то золото получит указанный волшебник, а ячейка станет свободна для использования гоблинам. Чем больше денежных средств и магических предметов будет в ячейке, тем глубже она будет находиться. Но уверяю вас, мистер Поттер, ни одну ячейку, где бы она не находилась, никому не удавалось обокрасть. Ячейку можно открыть для волшебника в любом возрасте, - пояснил Элфрик.
- За всеми ячейки одного волшебника наблюдает один гоблин-смотритель, - добавил Нагнок словно поняв в какую сторону я клоню.
- Если будет открыта ячейка обязательно сразу же хранить в ней деньги? – решил уточнить ещё один нюанс.
- Совершенно необязательно. Вы можете начать хранить свои сбережения или артефакты в ней в любое время, - поспешно ответил Элфрик.
- Благодарю Вас за объяснения, Нагнок, Элфрик, - я кивнул каждому из гоблинов, забрав очередную стопку сиклей и спрятав их в кошелёк вместе с ключами от ячеек. – Вы проводите меня, Элфрик?
Было заметно, что гоблин расстроился, но старался держаться как можно более непринуждённо.
Монашки жалостливо погладили его по голове.
- Надеюсь, вы не обиделись на меня, Элфрик. Слишком много информации свалилось на меня разом и мне нужно немного времени, чтобы все осмыслить, - похлопав своего кореша по руке, произнёс я.
- Разумеется, сэр, никогда не стоит принимать поспешных решений, - попытался исправить свой поникший внешний вид Элфрик, снова заметно воспарив духом.
Распрощавшись с гоблином, я неторопливо двинулся в сторону кафе. Вроде бы такая простая услуга: отправить сову своему клиенту, чтобы узнать, где он находится, а обойдётся мне весьма недёшево. Элфрик и Нагнок явно хотели стать гоблинами-смотрителями. Получить значимое повышение по службе, прыгнув от коридорных в управляющие. Так как гоблины ручались за безопасность содержимого ячейки, то я не потерял бы ни кната, поменяв смотрителя. Но вот смогут ли эти два живчика делать все правильно? Хотя, если не дать им шанса, то никогда и не узнаешь. Но опять же НО: я должен был бы услугу гоблину, и вот что-то мне подсказывает, что об этом так просто никогда не забудут и будут долбить и долбить меня этим долгом.
Заказав пломбир с обильной порцией орешков и клубничного джема, я устроился за столиком, наблюдая за делающими покупки волшебниками. Выбирая из двух зол следовало выбрать наименьшее, ведь я мог бы найти свою мать и выяснить правду. А что такое двадцать галлонов? Так ерунда. Быстро доев мороженное, я побежал в сторону той семьи, что преградила мне дорогу.
- Простите. Могу ли я узнать, как Вас зовут? – обратившись к девочке спросил я, протягивая сорванный на волшебной клумбе перед кафе цветок.
- Алиса Фолкс, - явно смутившись пробормотала девочка, взяв цветок.
- Надеюсь, тебе понравится в Хогвартсе. Я с нетерпением жду, когда же мне придёт письмо из школы, - поддерживая беседу сказал я, пока родители девочки отвлеклись на спор между парой волшебников за цену пиявок. – Обязательно зайди за волшебной палочкой в магазин Джимми. Он прекрасный мастер.
Поблагодарив меня за рекомендацию, девочка потянула родителей в магазин редкостного болтуна Джимми. Надеюсь, ей палочку будут подбирать так же долго, как и мне. Снова зайдя в банк, я остановился почти при входе, чтобы дать себя заметить Элфрику. Мой гоблин появился буквально через считанные секунды.
- Чем я могу вам помочь, мистер Поттер? – отводя меня в сторону, поинтересовался гоблин. По подёргиванию его пальцев на моем плече и явной надежде в голосе, Элфрик мечтал услышать о том, что я готов передать хранение своих ячеек на его плечи.
- Я бы хотел открыть ячейку на имя Алисы Фолкс и передать её в управление Нагнока, пока юная волшебница не пожелает другого, - как можно более спокойно заявил я, пока Элфрик весьма быстро подталкивал меня в сторону окна своего друга.
Распрощавшись со всем своим золотом и положив в ячейку девочки кнат, я передал управление вновь купленной ячейки Нагноку. Тут же на его форме поменялась надпись, оповещая о столь значимом событии. Бумаги касательно ячейки Алисы я засунул себе в карман, попросив Нагнога приделать к ключу бирку с номером ячейки. Мне было совершенно ненужно, чтобы девочка поменяла смотрителя, как только получила бы ключ от своей новой собственности. Договор на смену смотрителя был довольно прост и в нем не было никаких подводных камней. Я сумел прочитать его куда раньше, чем это сделал для меня Элфрик, указывая, где следовало поставить роспись. Как только я это сделал воодушевлённый Элфрик счастливо разгладил новую бирку на своей груди.
- Теперь ваша очередь выполнять обещание, мой славный друг, - напомнил я, окрылённому гоблину.
- Разумеется, мистер Поттер, как только я выясню адрес миссис я пришлю к вам сову с точными координатами, - кивнул Элфрик. – Ваша безопасность теперь – это моя забота.
Гоблин проводил меня к выходу и по взглядам, которые бросали на счастливого Элфрика старшие гоблины было заметно, что отчасти они гордятся этим выскочкой. Ведь облапошить слепого и получить с этого выгоду – святое дело.
Сатаненок на моём плече радостно танцевал.
Отчасти, ведь и я их облапошил.
Фолксы как раз покидали лавочку Джимми, когда я вышел из банка. Восторженно любуясь своей волшебной палочкой, Алиса, как и её родители, не заметили, что я подкинул ключ от ячейки в её карман. Все-таки годы уличного воровства давали о себе знать.
Теперь все, что мне оставалось – это ждать письма от гоблинов и когда сработает портал, уносящий меня в школу.
Ждать мне пришлось десять дней девятнадцать часов, тридцать одну минуту и семь секунд. Я был готов принести молитвы и жертвы всем Богам, которые были на Земле с момента её сотворения, что письмо было написано не обычным человеком и я мог его прочитать.
Послание было крайне простым и лаконичным. Элфрик указал точный адрес и даже точное нахождение моей матери в здании. Мне оставалось выяснить лишь как добраться до указанного места и что именно оно из себя представляет. Карманная карта Лондона и его пригородов ещё осенью могла бы мне в этом помочь, но сейчас оставалось надеяться лишь на справочную.
Хотя самые большие надежды стоило возлагать на то, что это здание относилось к обычному миру и данные о нем были в справочном бюро. В противном случае у меня уже не осталось знакомых в Литтл Уингигне, которые смогли бы мне помочь с поисками. Арабелла Фигг появилась в соседнем доме лишь пару раз для того чтобы проинспектировать перевозку собственного имущества, но пока она не заселилась. Правда, даже если бы она стала моей соседкой особого желания просить у неё помощи я не испытывал. Слишком уж нелестными были сплетни о ней.
Скрестив пальцы и, упросив монашек молиться за успех, я набрал номер справочной.
Срань господня!
Срань господня!
Вот же срань!
Здание оказалось больницей в небольшом пригородном городке неподалёку с Лондоном.
На этот раз я не стал строить из себя Индиану Джонса. Как только Дурсли отбыли из дома, чтобы доставить Дадли в школу, я вызвал кэб, надеясь таким образом без приключений добраться до нужного места. К сожалению, без приключений не получилось с самой первой секунды. Запирая дверь, я обнаружил на лужайке толстого кота, пристально наблюдающего за территорией Дурслей. Кот был явно магическим: его шкура золотилась, да и размера он был немалого, думаю, окажись тут парочка таких котов, то Злыдню бы не поздоровилось.
- Брысь! – прикрикнув на кота, я получил в ответ недовольное шипение и совершенно ленивый взмах хвостом. Животина явно считала, что она тут за главного.
Значит, Арабелла Фигг переехала на нашу улочку, и теперь полулегальный селекционер котов и жмыров будет отравлять своей магией абсолютно нормальную Тисовую улицу. Если Дурсли об этом узнают, то наверняка захотят переехать, причём как можно дальше и как можно быстрее. Забравшись в машину, я успел заметить, как худощавая женщина подхватила чванливого рыжего кота на руки. Мне показалось, что она стала его о чём-то расспрашивать.
Да ну, бред.
Не может же кот и правда ей отвечать?
Такое ведь невозможно, да?
Монашки принялись листать свои копии Библии, на всякий случай, разыскивая, где же они оставили свои бутылочки со святой водой.
Водитель оказался довольно разговорчивым: он в лучших традициях уставших от жизни людей расписывал все тяготы отцовства, политики нашей страны, цен на бензин, желания женщин и прочих прелестей взрослой жизни. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что прикидывал насколько более комфортной была бы поездка нацепи я тёмные очки и, касаясь людей своей тростью, просил бы их мне помочь. К моменту как мы припарковались на больничной парковке, я был готов принести молитву Господу, что эта заунывная поездка, наконец, закончилась. Расплатившись с кэб-меном деньгами из копилки Дадли, я потрусил к центральному входу в больницу.
Здесь мне понадобилась бы карта слепого, так что, разобрав трость и надев очки, я зашёл в приёмный покой. В письме Элфрика было точно указано на какой этаж мне нужно было подняться и в какой комнате находилась моя мать, но…
НО!
Письмо гоблина я прочесть мог, а вот ни одной уточняющей надписи, подсказывающей, где какое отделение в этой больнице находится, мне было прочесть не суждено.
Убедившись, что никто из персонала не обращает на меня внимания, я прошмыгнул на лестницу и поднялся на третий этаж. Благо для того, чтобы подняться по лестнице мне не понадобилось никакого разрешения. Выглядывая из-за двери в коридор, я присматривался к тому, как персонал больницы занимается своими делами. Кажется, что ни медсестры, ни врачи никуда особенно не торопились и проводили осмотр пациентов довольно неспешно. Дождавшись пока персонал не ушёл от меня подальше, я, наконец, пробрался в больничный коридор третьего этажа.
У меня был план.
Как и все мои планы, он был довольно своеобразным, но что поделаешь.
Моя мать была волшебницей - она должна была выделяться среди мутноватого сборища простецов.
Двинувшись в обратную сторону от персонала больницы, делающего обход, я заглядывал в палаты, надеясь, что мне удастся обнаружить мать до того, как кто-нибудь обратит внимание на подозрительного слепого мальчика. Всякий раз, когда кто-то из персонала, поскрипывая их смешной обувью, двигался в мою сторону, я прятался в ближайшем чулане или пустой палате. Во время одного из таких тактических отступлений, я и нашёл то, что искал.
Медсестра так торопилась в одну из палат, что мне пришлось экстренно отступать в подсобку. Я не успел закрыть за собой дверь, так что увидел отсвет золота в мутнейшем эхе палаты, в которую забежала сестра.
Монашки вцепились в мои плечи, изо всех сил пытаясь удержать на месте.
Нас с матерью разделяло три метра коридора, две двери и одна не вовремя вспомнившая о своей работе медсестра.
Сатанёнок тщательно затачивал свои вилы, и, если бы он был настоящим, я с удовольствием взял бы их у него, чтобы убрать препятствие со своего пути.
Мучительно долго прошла первая минута, за ней потянулась вторая и третья. К моменту завершения десятой минуты, я вышел из чулана и направился в сторону туалетов. Ополоснув лицо холодной водой, я сделал несколько глотков, надеясь, что это поможет успокоить бунт моего организма. Я не был точно уверен, болело ли у меня что-нибудь или эта дрожь была нервной. Подойдя к двери, я прижался к ней ухом, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре.
- Что случилось, Мари? – слегка недовольный голос мужчины пронёсся по коридору. Кажется, врач был недоволен тем, что его потревожили, а может быть это просто мой перевозбуждённый мозг сгущал краски.
- Хэллоуинская пациентка её сердечный ритм снова стал возбуждённым, - в женском голосе чувствовалось волнение и радость. – Случаи её активности становятся все чаще.
- Это ещё ничего не значит, Мари, - нет, мне не казалось, в голосе мужчины отчётливо слышались усталые пренебрежительные нотки. – Тринадцатого октября все её жизненные показатели были на пике активности. Все думали, что она, наконец, очнётся, а что в результате? Ничего.
- Не стоит сдаваться, доктор Уотсон, - парировала медсестра. Их голоса стали отдаляться и, несмотря на то, что они продолжали говорить о моей матери, я уже больше не мог их расслышать.
Тринадцатое октября!
Что бы ни происходило с моей матерью, тринадцатого октября все изменилось.
В день прилюдного унижения поросёночка Дадли все изменилось для нас обоих.
Срань господня, да что же это творится?
Мучительно долго прошла первая минута, за ней потянулась вторая и третья. Мне кажется, все в больнице должны были слышать, как бьётся моё сердце. Оно бухало так, что его должны были слышать в Лондоне. Черт побери, да его даже Дурсли должны были слышать!
Выглянув в коридор и, не обнаружив никого из персонала, я двинулся в сторону нужной мне палаты. Я видел золотистую магическую пыльцу, просачивающуюся из всех дверных щелей. Возможно, это из-за возбуждения и страха, но мне казалось, что если я открою дверь, то всё внутри будет золотым. Словно я собирался шагнуть в магический костёр, состоящий из неведомых крупиц волшебства.
Со щелчком, который неожиданно громко прокатился по пустому коридору, дверь открылась, и я шагнул внутрь. Воздух был пропитан магией, словно я оказался в Косом переулке. Сделав глубокий вдох, я смог почувствовать её на вкус: горький грейпфрут с примесью чего-то сладкого. В центре магического вихря находилась молоденькая девушка, подключённая к всевозможным аппаратам и мониторам. Подойдя ближе к кровати, я невольно обомлел.
Монашки вдруг перестали шептать свои молитвы, подтолкнув меня ближе.
Мы были с ней чем-то похожи. Может быть, одинаково вздёрнутыми носами или полными губами, а может формой челюсти. Не знаю, может всем этим вместе. Конечно, я видел фотографии матери в доме бабушки и дедушки, так что я знал, что похож на родителей. Но знать это и увидеть одного из своих родителей вживую – это совсем другое. Протянув руку, я неуверенно отпустил её на ладонь матери. Просто чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает и что она и правда существует, а не плод воображения моего слегка поехавшего мозга.
Стоило только моим пальцам коснуться её тёплой кожи, как магия, до этого спокойно заполняющая комнату, встрепенулась. Она кружилась вихрем вокруг нас, словно только и ждала этого момента. Звук, с которым магия всасывалась в нашу кожу, был привораживающим. Было это странное ощущение приятной пустоты в голове, когда нет никаких мыслей, только желание слышать этот перезвон.
Наша кожа была перенасыщена золотыми красками.
БУМ!
Сверхновая взорвалась.
Магические колокольчики перестали звенеть: гипнотизирующий звук исчез, возвращая меня в обычный мир. Мир, где в мутноватой больничной палате, впервые встретились мать и сын. Я все ещё сжимал ладонь матери, крутя головой по сторонам, пытаясь увидеть остатки магической крупы, разлетевшиеся по сторонам после взрыва.
- Гарри.
Моё имя было произнесено так тихо, что сначала я подумал, что это все ещё отголоски той магической мелодии. Но когда мои пальцы неуверенно сжали, и я перевёл взгляд на свою руку, оказалось, что взрыв имел свои последствия.
Огромная масса энергии, выброшенная в пространство, произвела нужный эффект.
Спящий проснулся.
Сирота обрёл семью.
- Я…
Слов не было. Во все глаза я смотрел на свою открывшую глаза мать. Как и всех волшебников я видел её молочно-белой, подсвеченной золотом, отчего она казалась мне более живой и настоящей, чем все остальные люди.
- Мой мальчик…
Наверное, мама сказала бы что-то ещё, но ворвавшийся в палату персонал больницы прервал её на полуслове. Только сейчас я обратил внимание на то, что все аппараты, к которым была подключена моя мать, надрывно верещали, совершенно выйдя из строя. Должно быть, магический взрыв их повредил, передав сигнал всем станциям, к которым они были подключены.
Медбрат оттащил меня, оставив скромно стоять в уголке комнаты, пока полчища врачей суетились вокруг матери, пытаясь выяснить, как же так получилось, что их безнадёжная пациентка пришла в себя. Отчего-то вспомнилась история диснеевской Спящей красавицы. Небрежно отмахиваясь от расспросов врачей, мама неотрывно смотрела на меня. В какой-то момент их голоса и толкотня, должно быть, ей надоели и, взмахнув рукой, она приказали им уйти.
Золотые вихри магии, повинуясь взмаху её руки, устремились к сотрудникам больницы. С каждым их возбуждённым вдохом и сказанным словом магия проникала внутрь их тел, отчего в какой-то момент я смог рассмотреть золотистые импульсы, скользящие в их головах. Повинуясь сигналу, весь медперсонал, залетевший в палату, послушно вышел из комнаты, будто здесь и не произошло никакого чуда.
Если до этого я ещё сомневался в дельности магии, то сейчас её необходимость приобрела в моих глазах абсолют.
- Гарри, - мама протянула ко мне руку, прося подойти. После того, как она использовала магию, чтобы выгнать людей из палаты, она выглядела слабой и больной, будто снова была готова заснуть на ближайшие почти девять лет.
- Это я, - глуповато подтвердил я, взяв мать за руку. Прикосновение к ней казалось отчего-то невозможно инородным и до невозможности обыкновенным. Будто так и должно быть всегда.
- Как ты меня нашёл? – тихо спросила она меня, настойчиво дёрнув за руку, отчего я повалился на кровать, прямо в её объятия.
- Гоблины могут отыскать своего клиента, где бы он не находился, чтобы выбить из него долги, - я ответил на автомате.
Кажется, никто из нас ещё не понимал, что на самом деле произошло, и поэтому старался сначала разобраться в более или менее простых вещах. От этого ситуация, в которой мы оказались, ни на йоту не становилась понятнее.
Монашки слаженно молились, и отчего-то их окутывал яркий свет.
- Ты, правда, существуешь? – вцепившись в неё, спросил я. - То есть, я хочу сказать, что у тебя и правда есть руки, ноги, голова и ты существуешь в настоящем мире, а не застряла где-то между миром живых и мёртвых? А я вижу тебя, потому что ударился головой об асфальт и, получив кучу осколков в лицо, стал законченным шизофреником, который видит то, что не существует? То есть, ты правда-правда-правда настоящая?
- Да, - мама выдохнула свой ответ, крепче прижав меня к себе.
Мучительно долго прошла первая минута, за ней потянулась вторая и третья. К моменту, когда наши с матерью рыдания прекратились, палату заполнила тихая магическая мелодия. Она отыгрывала свои последние аккорды плавно завершая самую красивую и долгую песню на свете.
Песню невозможного колдовства.
Обзорам
То, что я собирался сделать, было чистым безумием. Пожалуй, по степени безумности этот мой поступок был где-то между прыжком с Тауэрского моста и попыткой снять проститутку для уроков сексуального воспитания. К несчастью для самого себя, в свои девять, почти десять, лет я уже сделал обе эти вещи. Хорошо прыжок с Тауэрского моста был не таким грандиозным, как это звучит: я спрыгнул с парапета на переходной полосе. А вот лекция о сексуальном воспитании от парочки проституток навечно убила мою детскую психику. Могу поклясться, что после словесного экскурса в гормональную жизнь подростка, на целую неделю на моих щеках и шее красовались отметины глубоко красного цвета. Так смущён и пристыжен я ещё никогда не был. Но, с другой стороны, я все же получил сто фунтов за то, что простоял рядом с этими фривольными дамочками некоторое время, пока они с упоением рассказывали мне все, что, по их мнению, следует знать молодому человеку.
Серьёзно, кажется, мне пора начать подыскивать воспитанных и достойных людей для общения с ними, а не только безмозглых кретинов с большим количеством налички на карманные расходы. Конечно, благодаря этим балбесам у меня было больше, чем пять фунтов в месяц на карманные расходы, и я не был вынужден ходить в неподходящих мне по размеру вещах Дадли, но порой все их довольно рискованные: «Подойди к полисмену и спроси, а как он мочится, если нельзя сойти с места?» выходили мне боком.
Как бы там ни было: в день, когда Дурсли повезли их маленького гиппопотамчика Дадли на приём к кардиологу, я собирался отправиться в Лондон на поиски загадочного магического квартала. Ричард подробно рассказал мне каким транспортом я мог добраться до нужной улицы, а уж за поиском магического здания вопрос вообще не стоял. Единственный вопрос оказался за наличными средствами: продав все барахло, которое можно было продать, и, забрав все долги, я собрал около шестисот фунтов. Я мог выменять с них сто магических золотых, но тогда остался бы без всяких средств к существованию. Поэтому я решил, что моё первое посещение магического квартала носило строго ознакомительный характер. И, возможно, только возможно, я хотел отыскать небольшое отделение медицинской помощи, которое там располагалось, чтобы они осмотрели мои глаза и высказали окончательный вердикт.
Вооружившись своей новомодной палкой Сорвиголовы и темными очками, которые купила мне тётя Петунья, чтобы я перестал пугать людей отметинами в моих глазах, выскользнул из дома со стороны кухни и потрусил в сторону автобусной остановки. Том сказал, что я мог вызвать специальный автобус волшебников. Обычно, достаточно было взмахнуть волшебной палочкой и, через пару минут, автобус бы приехал на зов волшебника. В случае, если волшебник не имел волшебной палочки, то достаточно было голосующего взмаха рукой. Так что я собирался быть слепой вороной размахивающей руками в разные стороны.
К моменту как я добрался до автобусной остановки, там было несколько самых рьяных сплетниц нашей улицы, поэтому мне пришлось спокойно продолжить своё движение вперёд. Когда косишь под слепого очень удобно не обращать внимания на неприятных людей, просто, слегка двигая палкой, продолжать прогулку. Если бы я мог, то избегал бы Дадли, таким образом, всю свою оставшуюся жизнь.
Вообще-то, по словам Тома, можно было вызвать Ночной рыцарь в любом месте, но это же автобус, так что по всем законам жанра его следовало поджидать на остановке. Хорошо-хорошо, иногда, моя логика была слишком моей и приносила мне один лишь вред. Но разве не такие маленькие моменты формируют личность человека, ну или хотя бы заполняют его психологическую карту.
Дождавшись, когда противные тётки уедут на подошедшем автобусе, я трусцой побежал к остановке, тут же принявшись размахивать руками. Со стороны это должно было выглядеть жутковато: словно одна из сцен из классического Изгоняющего дьявола. Устав прыгать и махать руками, я оперся локтями о колени, пытаясь привести сбитое дыхание в порядок. Может быть, стоило начать бегать трусцой по утрам или тоже напроситься на поездку к кардиологу? Кажется, несколько месяцев, проведённых мной на кровати в своей комнате, прислушиваясь ко всем посторонним звукам, сделали из меня ещё большего заморыша.
- Хэй, это ты нас вызывал? – ломающимся голосом окликнул меня парнишка лет четырнадцати. Так и не выпрямившись до конца, я застыл в странноватой позе, во все глаза, рассматривая представшее передо мной чудо. С виду это был обычный двухэтажный автобус, таких множество колесит по дорогам Лондона, но только вот он буквально лучился. Так что мне даже удалось рассмотреть рисунок ржавчины на открытой двери.
Срань господня, вот это красота!
Хор монашек в моей голове согласно закивали головами, оценивая этот шедевр магического света.
- Хэй, так это ты нас вызывал? – нетерпеливо потопав по ступеньке, прикрикнул парнишка, отчего его голос дал петуха.
- Э, да, я просто слепой и шум… я просто, думаю, мне нужно было время, чтобы понять, что передо мной, - снова разыгрывая карту слепого, я выпрямился, ухватившись за трость. Мелодичный звук магии был очень красивым: щелчки и звуки шестерёнок крутились как по маслу, а вот обычный автомобильный рокот, напоминал предсмертные хрипы, умирающего в вязкой жиже, дизеля. Не то чтобы я слышал что-то подобное раньше, но моё воображение довольно живо сопоставило все вместе.
- О, точно, давай я тебе помогу, - соскочив со ступенек, паренёк с такой прытью подхватил меня под локоть, что я стал немного опасаться, что с его добротой я чего доброго снова окажусь под колёсами. – Ну… это автобус для волшебниц и ведьм, попавших в трудное положение и вот…
- Вы выручаете из затруднительных положений только женщин? - усмехнулся я, забираясь внутрь автобуса. Все его пространство было заполнено пузатыми креслами. С виду они были очень даже ничего, только вот они не были как-либо закреплены к полу.
- Нет, - недоуменно ответил парнишка, пытаясь понять, что натолкнуло меня на такой вопрос. Подведя меня к пустому ближайшему креслу, он с ненужной силой усадил меня в него. Автобус дёрнулся, словно набрал скорость сто миль в час с момента старта, так что сила, с которой парнишка толкнул меня в кресло, оказалась очень даже уместной.
- Я, Стэн Шанпайк, ваш кондуктор в этом путешествии. И это автобус для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение! Взмахните палочкой и входите в салон: мы домчим вас куда угодно! – наконец, поняв в чём совершил промах, счастливо выпалил Стэн. – Билет стоит одиннадцать сиклей, а ещё за три сверху полагается кружка горячего какао.
- Мне сказали, что вы принимаете и фунты, верно? – вцепившись в подлокотники кресла, сквозь зубы процедил я, побаиваясь как бы не расстаться с завтраком прямо сейчас.
- Верно, - неуверенно почесав затылок, Стэн принялся листать маленькую записную книжку, которая была прикреплена к его билетной сумке. – Три с половиной фунта!
Радости парня не было предела, когда он, наконец, нашёл эквивалент суммы за билет в валюте обычных смертных. Отдав Стэну точную сумму, я с лёгкой усмешкой наблюдал за тем, с каким восхищением он рассматривает деньги. Наверное, я точно так же буду рассматривать магические монеты.
- Так куда ты направляешься? Кажется, я не расслышал, как тебя зовут. Какие чудные у этих маглов деньги. Эй, Эрни, ты только глянь какие чудеса, - Стэн с ловкостью, которой я не ожидал от него, добрался до окна перед кабиной водителя, принявшись стучать в него, чтобы показать ему фунты. Вместе с тем как Эрни повернул голову, чтобы взглянуть на «магловскую» валюту дёрнулся и автобус.
Хор монашек в моей голове принялся креститься и шептать слова какой-то молитвы.
Эрни был обладателем огромных очков с толстенными бифокальными линзами.
Монашки начали меня отпевать.
- Ну и чудеса, как же они расплачиваются такими деньгами? Что у них и золота нет? – Эрни фунты заинтересовали, так что автобус продолжал выписывать невозможно странные кульбиты. С шумом сглотнув, я сильнее вжался в спинку кресла, уверен, что мои пальцы были белоснежными от того, как я вцепился ими в подлокотники.
- Есть. В банке. Неприкосновенный запас, - рублено выдавил я из себя. – Гарри. В Дырявый котёл.
- Хорошо, Гарри в Дырявый котёл, скоро прибудем, - хохотнул Эрни и снова вывернул баранку руля.
Божечки, если я переживу эту поездку, то клянусь, что перестану подсыпать Дадли всякую дрянь в еду; перестану ругаться; дразнить девчонок и на спор дёргать их за волосы. Клянусь, я все это буду делать, только бы добраться до финальной точки живым и здоровым.
Когда автобус резко остановился, я вылетел вперёд и был готов снова пострадать от разбитых стёкол и приземления в жёсткий асфальт, но Стэн оказался неплохим голкипером. Подхватив меня, он помог мне выйти на улицу и, вложив трость в руку, указал в какую сторону двигаться. С визгом, сдирающим всю резину с покрышек, автобус умчался прочь. Опираясь на трость, я пытался удержать внутри себя внутренности, переварившуюся пищу и желчь, хотя все это очень просилось наружу. Я даже не знал, что мне делать, то ли глубоко дышать, то ли вообще не открывать рот. Невероятным усилием воли, я выпрямился и, зажмурив глаза, стал размерено дышать носом. Несколько минут таких бесхитростных упражнений и меня перестало мутить. Моё самочувствие уже не было таких шатким, так что я смог расслышать размеренную бурную жизнь улицы. Прохожие сновали мимо, торопясь по своим делам, им и дело не было до слепого мальчика, который хотел их обблевать.
Почувствовав себя достаточно уверенным для того, чтобы начать движение по прямой, я открыл глаза, чтобы, наконец, увидеть магический паб, скрывающий в себе путь на волшебную улицу. Здание это было крайне невзрачным: в грязный потусторонний цвет кирпича золотистые крапины были вмонтированы так глубоко, что я сначала и не сообразил, что это такое. Такой магии я ещё никогда не видел: она словно замуровалась внутрь, чтобы никто не смог её найти и разрушить. Пока я не подошёл к дверям паба, то не мог услышать даже лёгкого волшебного звона. Глубокий рокот послышался лишь, когда я переступил порог.
Сам паб оказался довольно… обычным, я полагаю: все в нем было сделано из чего-то магического или с помощью магии, так что мне не составило труда все рассмотреть. Собрав свою трость и сняв тёмные очки, я последовал за пожилой парочкой волшебников, выряженных в смешные халаты, к задней части паба. Когда мы зашли в переулок, где должны были располагаться мусорные контейнеры, там, к моему величайшему удивлению, оказалась арка, открывающая вид на новую улочку.
Монашки, крепко ухватив меня за одежду, старались оттащить от этого проклятого места подальше, пока святой отец отчаянно хлопал меня псалтырем по лбу, пытаясь вдолбить хоть капельку здравого смысла.
Срань господня, да что же это творится?!
Пора было жечь мосты.
Когда я шагнул на булыжник волшебной улочки, ничего не изменилось. Меня не пронзила молния, а монашки не стали причитать, что душа моя отныне проклята, только лишь разочарованно качали головами. Правда, мне и дела уже не было до того, что они там причитали. Вся улица передо мной утопала в золоте.
- Выкусите, ханжи, я в белом списке у Санты, - пробормотал я, медленно бредя по улочке, во все глаза рассматривая маленькие магазинчики и снующих туда-сюда деловых волшебников и волшебниц. Все они были выряжены в эти смехотворные халаты, даже маленькие дети были в них. Если бы я мог, то сказал бы, что это был самый унылый прикид на самом унылом Хэллоуине во все времена. Хотя, если подумать, да, это был самый унылый вид одежды, которую можно было придумать.
Божественный запах из кондитерской заставил мой живот заурчать, но я был более чем уверен, что для начала стоило обменять фунты на волшебные деньги. Можно было запутаться во всех этих магазинчиках, но никак нельзя было не понять, где находится банк. Он возвышался над всеми этими одно и двухэтажными домиками, как Атлант по сравнению со смертными. С каждой ступенькой, ведущей меня к массивным дверям, я чувствовал себя все меньше и ничтожнее.
Перед дверью в банк стоял швейцар.
Срань господня!
Хор монашек дружно меня поддержал.
Это было какое-то существо и, в отличие от людей, я видел его полноценно. У этого маленького человечка, помимо большущей головы, были большие вытянутые руки и ступни. Кожа у него была смуглой и имела тот приятный оттенок, который бывает у южан. Хотя, конечно, самого этого человечка назвать приятным было нельзя. Всей своей внешностью и какой-то чванливой манерой держаться он больше отпугивал, чем заинтересовывал. Не впади я в такой ступор из-за того, что увидел первое цветное пятно в ставшем для меня золотисто-потустороннем мире, то, наверное, прошёл бы мимо, старательно отводя глаза. Но это было так давно, когда я мог взглянуть в глаза человека и увидеть их цвет, что мне буквально до слез захотелось стиснуть это маленькое старшенькое существо в объятиях.
- Поганые грязнокровки! От них нигде нет покоя, - довольно сильно ударив меня декоративной тростью, мужчина брезгливо поправил полы своего халата, будто я был каким-то диковинным куском… говна, одно присутствие которого может чем-то ему навредить. Хотя, серьёзно, самое диковинное, что можно было увидеть, стояло чуть дальше у дверей банка.
Снова надев тёмные очки, я самым невозмутимым образом стал разбирать свою трость. Теперь ознакомительная цель моего посещения магической улочки переросла в мстительную. Этот высокий болван с девичей косой обозвавший меня, пока ещё не знаю каким ругательством, собирался получить парочку чувствительных ударов моей тростью. И клянусь всем хором воображаемых монашек, которые поддерживают меня в трудные минуты, по натуре я был довольно мстительным типчиком.
- Простите, сэр, - остановив свою трость в нескольких дюймах от длинной ступни существа, как можно более почтительно обратился я. Просто надеюсь, что он не заметил, как стоя на первых ступеньках лестницы, я пялился на него как замороженный.
- Что вам угодно, молодой господин? – так же довольно любезно, но с большой неохотой спросил человечек.
- Мы ведь стоим у входа в банк, где я смогу поменять фунты на магическую валюту? – такого подобострастия и учтивости мне ещё никому не приходилось выказывать. Даже, когда меня поймали с поличным с украденной из библиотеки Камасутрой, я не лебезил перед библиотекарем, вымаливая не звонить Дурслям и не сообщать об этом инциденте. Я гордо вынес две недели наказания, устроенные мне дядей Верноном.
- Верно, молодой господин, - аккуратно взяв меня под локоть, он открыл передо мной дверь, и проводил внутрь банка. Прикрикнув что-то на чудном языке, больше смахивающем на отрыжку, он передал меня в руки к существу помоложе, а сам вернулся на своё место.
Этот забавный карлик имел рыжеватую шевелюру и глаза болотного цвета. Он широко улыбался мне, показывая заострённые зубы, и уж лучше бы он не улыбался. Оттенок его кожи был более светлым, мне кажется, у него даже были веснушки или он когда-то болел оспой.
- Добрый день, молодой господин. Меня зовут Элфрик. Чем я могу быть Вам полезен? – с необычайной прытью и радушием, которого я никак не ожидал от этих существ, предложил свои услуги Элфрик. Мы отошли чуть в сторону от входа, чтобы не мешать другим посетителям банка.
- Добрый день, Элфрик. Меня зовут Гарри. Я бы хотел обменять сто фунтов в волшебную валюту. Не могли бы Вы сопроводить меня к соответствующему… пункту обмена? – неуверенно предположил я. Если честно, мне хотелось быстрее избавиться от своего провожатого, чтобы просто понаблюдать за тем, что творилось в банке. Могу поклясться, что одно из этих существ измеряло на весах огромные драгоценные камни. Серьёзно, если украсть один такой, то всю жизнь можно жить в достатке. Хотя с тем, чтобы что-то украсть в этом банке были большие проблемы. Охранниками в зале для посетителей выступали все те же смешные существа, вооружённые самыми настоящими мечами. Быть разрубленным пополам от рук существ, правильное название которых я даже не знаю, совершенно не входило в мои планы.
- Конечно, сэр Гарри, пройдёмте со мной, - длинные узловатые пальцы Элфрика сомкнулись на моем плече, и мы пошли к дальнему окошечку, которое, кажется, все избегали. За стойкой сидел такой же молодой… да, черт побери, кто они вообще такие? Как бы там ни было, более молодые, кажется, помогали друг другу. Протянув купюры в окошечко, я стал ждать, пока знакомый Элфрика, отсчитает необходимое количество монет.
- Элфрик, Вы не могли бы мне сказать, кто этот мужчина, сильно надушенный цветочными духами, что стоит неподалёку? – опираясь на трость, поинтересовался я.
- У соседнего окна стоят двое господ, сэр, - поспешно заговорил мужчина, занимающийся обменом валюты. На его груди красовалась наклейка: Нагнок, младший стажёр. Переведя взгляд на Элфрика, я заметил наклейку и на его форме: гоблин-помощник.
Срань господня, так это были гоблины!
Толкин явно представлял их себе не такими.
- Высокий блондин с тростью, имеющей набалдашник в виде змеи, Люциус Малфой. Второй господин – это Джимми Кидделл, он торгует волшебными палочками вниз по улице, - продолжил уточнять Нагнок. – Оба мужчины щеголеваты и перебарщивают с духами.
Хохотнув, я порадовался тому, что мне в помощники достались молодые гоблины, которые только начали работать в банке, так что они ещё не были такими чванливыми, как все остальные. Если в банке есть какой-то опросник, то я непременно поставлю этим ребятам высокие оценки.
- Тот, что с тростью, он ударил меня, когда я стоял на первых ступеньках лестницы, назвав меня как-то пренебрежительно, - изображать оскорблённую невинность у меня получалась лучше всего. – Какая-то кровка или что-то такое.
- Грязнокровка, - предположил Нагнок, придвигая ко мне три аккуратны стопочки монет. Взяв одну из них, он вложил мне её в руку, чтобы я смог ощупать её. – Это галлеон, его чеканят из золота. Один галлеон равен пяти фунтам, так же он равен семнадцати сиклям. В вашем распоряжении девятнадцать галлеонов, - положив золотые монеты в правый карман крутки, я стал ждать остальные объяснения. Следующая монетка, которую вложили мне в руку, была меньше в диаметре и легче по весу. – Сикль, его чеканят из серебра. Один сикль равен двадцати девяти кнатам. В вашем распоряжении шестнадцать сиклей, - эти монетки отправились в левый карман куртки. А в моей руке оказалась самая маленькая и легка монетка. – Кнат. Его чеканят из бронзы. В вашем распоряжении двадцать девять монет. Таким образом, сэр, вы сможете расплатиться за свои покупки, не путаясь в сдаче.
Кнаты я положил в карман брюк. Теперь с таким количество монеток в своих карманах я собирался звенеть как один из оленей Санты. Почему у волшебников нет бумажной валюты?
- Грязнокровка, сэр, это высказывание, которое чистокровные волшебники используют, чтобы оскорбить тех, кто родился в магловской семье, - ввёл меня в курс волшебных ругательств Элфрик. – Хотели ли Вы провести ещё какие-нибудь денежные операции, сэр?
- Нет. Благодарю Вас за разъяснения о волшебной валюте, - я учтиво кивнул Нагноку, получив такой же учтивый кивок в ответ, который по идее даже и не увидел бы. – Не могли бы Вы сопроводить меня к выходу, Элфрик?
Когда мы проходили мимо окошка, где обслуживали Люциуса Малфоя, Элфрик попросил меня задержаться, быстро подбежав к гоблину и шепнув ему что-то на своём жутковатом языке, он вернулся ко мне. Кажется, молодой гоблин был крайне доволен собой, и возмущённое восклицание Малфоя позади нас было тому подтверждением.
- Возможно, я попросил Богрода взять с мистера Малфоя большую комиссию за его пренебрежительное отношение к вам, сэр, - как бы невзначай заметил Элфрик.
- Возможно, я собирался подкараулить мистера Малфоя у дверей банка и совершенно случайно стукнуть тростью, но Ваш вариант оказался куда изящнее, сэр Элфрик, - улыбнулся я, пожимая его руку. – Было приятно познакомиться с Вами, сэр. Удачного дня.
- Удачного Вам дня, молодой господин, - важно кивнул Элфрик, открыв передо мной дверь.
Хорошо-хорошо, может быть, этот народец и производил отталкивающее первое впечатление, но некоторые из них были славными. К тому же, было приятно снова увидеть человеческое лицо, наполненное живыми красками. Или почти человеческое.
Гоблины!
Срань господня, магическим банком заправляют гоблины!
Гоблины с их огромными головами и длиннущими пальцами. Гоблины с их манерой держаться свысока, хотя ростом они были чуть ниже девятилетнего ребёнка. Это просто… просто… гоблинская мафия! Для полного образа нужно было, чтобы их волосы были уложены с пробором, как в двадцатых годах, а в зубах была зажата сигара.
Это самое крутое знакомство, которое произошло со мной за всю мою жизнь!
Какими заманчивыми бы ни были все эти волшебные магазинчики с их волшебными побрякушками, я направился прямиков в кондитерскую. Делать этого явно не следовало, потому что стоило мне только перешагнуть через порог, как слюноотделение увеличилось в несколько раз. Смотря на все эти кексы и пироги, вдыхая насыщенный запах пряностей и сдобы, я захлёбывался в собственных слюнях. Так как это была лишь кондитерская, а не кафе, то мне пришлось определиться с выбором того, что я смогу унести в руках. Соблазн взять большой яблочный пирог был велик, но миленькие черничные кексы, казалось, обладали какой-то… магией. Не знаю, как ещё объяснить, но я купил дюжину кексов, отдав за них шесть кнатов.
Медленно прогуливаясь по магической улочке, я поедал кексы, во все глаза рассматривая причудливых волшебников и вещички, которые они покупали. Возможно, я не утверждаю, что именно так все и было, но мне очень казалось, что я был единственным адекватным человеком на этой улице.
Кто в здравом уме будет торговаться за печёнки слизней?
Или, открыв рот от восторга, рассматривать метлу, выставленную в витрине?
И почему никто не сказал всем этим людям, что под халаты нужно поддевать другую нормальную одежду?
Серьёзно, я увидел старика, который был выряжен в балахон со звездочками. Он был ему коротковат, так что старик на всю улицу щеголял тощими голыми голенями. И это никому, кроме меня не казалось странным.
Заглянув в лавку старьёвщика, я с определённым историческим омерзением рассматривал все эти панталоны всевозможного фасона и свободности. Зимний вариант был с начёсом. Женское нижнее белье было ещё хуже. Сфотографируй моделей в таком белье и ни один мальчишка не украдёт журнал, чтобы рассматривать втихаря. Скорее пойдёт в церковь и покается, что раньше делал подобное, но на него снизошёл святой дух и отвадил от дурных плотских мыслей.
Кроме мерзоты, которую волшебники творили с личной гигиеной, я обнаружил в лавке несколько действительно интересных вещичек. Например, кошелёк, монетки в котором не звенели. Под каждую монету было своё отделение, на удивление глубокое для небольшой конструкции всей вещи. Владелец лавки сказал, что в каждый карман войдёт сотня монет. Мягкая потёртая кожа кошелька была приятной на ощупь и пахла почему-то табаком. Старьёвщик хотел за вещицу двадцать кнатов, но я из принципа сторговался до пятнадцати. За вторую вещь мы торговались ожесточённее, и мне удалось сбросить целый сикль со стоимости. Так что наручные часы, которые никогда не останавливались и всегда показывали точное время, в какой бы части мира ты не оказался, а также могли показать карту звёздного неба, если нажать на рычажок заводного механизма, обошлись мне в два сикля вместо трёх.
Выйдя из лавки абсолютно довольный собой, я доел последний кекс и направился в кафе-мороженое, чтобы выпить чего-нибудь тёплого. Большая кружка горячего шоколада пришлась очень кстати. Сыто потягивая вкусный напиток, я посматривал в окно, чтобы решить куда двинуться дальше. Было ещё не слишком поздно, так что Дурсли не спохватились бы на мои поиски ещё пару часов. К тому же совершенно точно, что мне нужно было какое-то время, чтобы пища улеглась, и я не расстался бы с ней в Ночном рыцаре. Проезд на автобусе оказался довольно дорогим по местным меркам.
Пока я наблюдал за волшебниками, делающими свои покупки или просто праздно гуляющими, как я, то заметил щеголеватого волшебника, который стоял в очереди в банке вместе с мистером Малфоем. Продавец волшебных палочек. Имело смысл приобрести её, чтобы не махать руками, прыгая на месте, как редкостный идиот. Расплатившись за шоколад, я направился выполнять задуманную миссию, надеясь, что у меня хватит средств на покупку волшебной палочки. Интересно, что они вообще ими делали?
Шагнув внутрь магазина Чудесных волшебных палочек Джимми Киддела, я тут же захотел развернуться и выйти прочь. Запах цветочного парфюма был таким сильным, а воздух в помещении таким влажным и тёплым, что мне стало дурно.
- Это очаровательно, молодой человек, вы желаете приобрести свою первую волшебную палочку? Вы сделали верное решение, придя в мой магазин, - щёголь ухватил меня за руку и, усадив на табурет, принялся расписывать достоинства волшебных палочек, выполненных его рукой. Вся его речь от первого и до последнего слова изобиловала цветастыми эпитетами, прославляющими своё мастерство. Он был даже хуже девчонки подростка впервые понявшей, что с помощью косметики можно скрыть свои изъяны и подчеркнуть достоинства. Он был из тех, кто намалёвывался всем подряд, считая, что чем ярче, тем лучше.
- Итак, молодой человек, теперь, когда вы знаете, какой замечательный выбор сделали, придя в мой магазин, скажите же мне какой рукой вы держите палочку? – Джимми Киддел смотрел на меня заинтересовано, готовый приступить к выбору волшебной палочки. А я пытался стереть из своего воображения картину мистера Киддела щеголяющего перед зеркалом в свободном женском боди с начёсом, наносящего яркие красные румяна на щёки.
Монашки побросали свои библии, стремясь как можно быстрее сбежать от всей этой чертовщины.
- Правой рукой, - выдавил я, как только смог хоть немного избавиться от назойливой картины в своём воображении.
- Отлично, давайте же начнём наш выбор, - пропел Джимми, подойдя к рабочему столу, за которым прятался, когда я зашёл в магазин. – Такой очаровательный молодой человек вам точно должно будет подойти что-нибудь с шерстью единорога.
Бегая от одного стеллажа с узкими коробками к другому, Джимми возбуждённо бормотал что-то себе под нос, вытягивая то одну, то другую коробку. Вскоре на его рабочем столе собралась приличная гора из тридцати или около того коробочек. Он давал мне по одной палочке, каждый раз декламируя какая искусная на ней резьба, и сколько сил он потратил на то, чтобы её создать. Мне, правда, не удавалось ни почувствовать, ни взглянуть на эту резьбу, потому что Джимми забирал палочку из моей руки почти сразу же после того, как вкладывал. Если честно, от выбора волшебной палочки я ожидал чего-то большего, чем десятисекундного удержания в руке.
- Эта непременно должна Вам подойти, - несмотря на то, что на столе осталось ещё достаточное количество не открытых коробок, Джимми сиял от уверенности. – Красное дерево и волосы с гривы единорога. Я выполнял резьбу для этой палочки целую неделю. Она настолько тонка и прекрасна, что я полностью уверен – она будет ваша.
От такой его уверенности даже я как-то приободрился. Джимми вложил палочку мне в руку и, затаив дыхание, мы замерли, ожидая… Бог знает чего мы там ожидали, но ничего не случилось.
- Может быть, я не настолько прекрасный как Вам кажется, - осторожно предположил я, возвращая ему палочку.
- Ну что Вы, молодой человек, вы очаровательны. Кажется, это я начал не с того, - убирая палочки на свои места, Джимми стал походить на разумного человека, призадумавшись над тем, что он ещё мог мне предложить. – Давай попробуем палочки с перьями Фвупера.
На этот раз он переложил на стол ещё больше коробочек. Должно быть, Джимми очень любил делать палочки с перьями этой причудливо названой птицы. Так как теперь я уже примерно знал, что ожидать, то стал внимательно присматриваться к палочкам, чтобы полюбоваться на все то, о чём рассказывал мастер. Может, он и выглядел как вырядившийся во всё броское болван, но руками работать явно умел: причудливые золотые завитушки узоров украшали рукояти палочек. У некоторых особенно тонких палочек узор вился по всей длине. Иногда на кончике палочки была какая-то фигурка: маленькая башенка или крохотный дом. Каждая палочка Джимми Кидделла была маленьким красивым произведением искусства. Но только вот ни одно из них не подходило мне.
- Совсем ничего понять не могу, ведь для этой палочки я использовал такое красивое розовое перо, а вишнёвая древесина украшена так тщательно. Только взгляни, как она прекрасна! – Джимми снова протянул мне палочку, на которую возлагал такие большие надежды. Но, как и в первый раз, ничего особенного не произошло.
- Может быть, в этом все и дело: я не могу её увидеть, - сняв свои тёмные очки, я поднял глаза на встревоженного волшебника.
- Ох, так вы слепы, - печально заметил Джимми, проведя рукой по тонким светлым шрамам, что ещё остались у моих глаз. – Тогда, возможно, нам следует попробовать совсем другие палочки.
Впервые, за все двухчасовое мельтешение, которое происходило в магазине, с момента как я переступил его порог, Джимми стал серьёзен. Он убрал все палочки с перьями Фвунка… с птичьими перьями на свои места, и растеряно остановился.
- В принципе, мне не так уж и нужно покупать палочку. Вам не стоит так расстраиваться, - не знаю, кто кого в данной ситуации должен был успокаивать, но Джимми из яркой профурсетки вдруг в одночасье превратился в потасканную жизнью проститутку.
Монашки разочарованно закрыли лица руками.
Если честно, я сам был немного в шоке от сравнительного ряда, который пришёл мне в голову.
- Что Вы, молодой человек, мы непременно подберём вам палочку. Просто, я никогда не думал, что мне придётся кому-либо их предлагать, - став вынимать очередные коробочки, рассказывал Джимми. - Когда я только начинал заниматься этим делом, то стремился стать значительнее Оливандера. Делал волшебные палочки с немыслимым сочетанием ингредиентов. Оказалось, что никому они не подходили. Другие мастера подтрунивали надо мной. Тогда я стал делать более доступные и лёгкие палочки - мой юношеский максимализм сменился прагматичностью.
Если честно, смотря на количество коробочек, которые он водрузил на свой стол, ничем его юношеский максимализм не сменился. Джимми расформировал выбранную коллекцию на несколько маленьких.
- Сердечная жила фестрала и яблоня, - протянув мне первую палочку, мастер несколько минут рассматривал, как я держу её в руках и упаковал обратно. Все небольшая коллекция коробочек, повинуясь взмаху его руки, вернулась на свои места на полках. В первый раз за день я увидел, как настоящий волшебник колдовал. Вспышка золотого света, сформировавшаяся в его кисти, вихрастым потоком подхватила все коробки и понесла к полкам. Чем ближе футляры с палочками были к стеллажам, тем меньше золотистых крупиц охватывало их. В конце концов, когда все палочки заняли свои прежние места, вокруг них витало лишь несколько золотистых крупиц.
- Пихта и шкура с крыльев фестрала, - палочка, представительница второй мини коллекции, оказалась в моей руке. Тёплая древесина приятно лежала в руке, узор на рукояти был не слишком комфортным, но палочка хорошо чувствовалась. – Палочка выжившего, но все же не совсем то, что вам нужно.
Второй набор палочек вернулся на свои места. Перед Джимми возникла небольшая дилемма. Кажется, он, наконец, догадался, какая именно волшебная палочка должна была мне подойди, и отчаянно хотел найти её с первого раза. Нервно ощупывая то один футляр с палочкой, то другой, он смахивал на человека, который отдавал свою судьбу в руки детской считалочки.
- Порошок из глазного яблока фестрала и сикамора, - в конце концов, выбор Джимми пал хоть на что-то. Достав палочку из футляра, он затаил дыхание, когда передавал её в мои руки. Серьёзно, если и с этой палочкой ничего не выйдет, то Джимми утопится в Темзе.
Но…
Все получилось!
Волна тепла прошлась от палочки по моей руке. Хору монашек следовало бы прокричать что-нибудь вроде: «Срань господня, да что же это творится?» Но они молчали, так же, как и я, приворожённые ощущениями.
- Я же говорил, что мы обязательно подберём Вам что-нибудь, - счастливое настроение снова вернулось к Джимми и, распределив все оставшиеся коробки по своим местам, он громко хлопнул в ладоши. – Как Вы можете почувствовать, полировка древесины столь искусна…
Привычное пустословие вернулось вместе с хорошим настроением, так что я перестал обращать внимание на дифирамбы Джимми самому себе. Палочка была куда проще, чем все первые предложенные мне. Видимо в молодости он, действительно, старался быть более деловитым и серьёзным. Единственным украшением палочки было крестовое тиснение на рукояти.
- Хорошо-хорошо, Джимми, я прекрасно чувствую, насколько искусно она отполирована, и как хорошо гнётся, она даже пахнет довольно приятно, но давайте перейдём к технической части вопроса. Какова её длина? Что значат её составляющие? Какова её цена? – мимоходом глянув на часы и ужаснувшись, я решил поторопить Джимми.
- Я решил поэкспериментировать с элементами из ингредиентов фестрала, потому что в самой известной - Бузинной палочке - содержится его волос. Хагрид любезно предоставил мне ингредиенты. Ведь это он обычно заботится о тушах мёртвых животных. Сикамора прекрасная порода дерева и чаще всего она отвечает любителям авантюр. Палочка получилась весьма любопытной и сильной. На выставке волшебных палочек, которая в тот год проводилась в Париже, Оливандер довольно высоко оценил её. Правда, он сказал, что мне вряд ли удастся её когда-либо продать. Боже мой, она ждала Вас всего лишь пятнадцать лет, молодой человек! Большинство палочек из магазина Оливандера так и не находят своего хозяина. Я сегодня же скажу этому старому пню, что продал эту великолепную палочку! – Джимми пустился в витиеватые размышления как будет лучше преподнести своему конкуренту это новость. Он даже предположил, каким будет лицо у пожилого мастера, и как он будет горько рыдать, что не сделал такую палочку сам. Складывалось такое впечатление, что Джимми впервые за пятнадцать лет удалось продать стоящую палочку и ему не терпелось сообщить об этом всему миру.
- Так сколько она стоит? – нетерпеливо перебил я, надеясь, что мой вопрос прекратит его словесные излияния.
- Три галлеона и одиннадцать сиклей, - небрежно заметил Джимми, продолжив репетицию своей напыщенной речи. Отсчитав необходимую сумму, я оставил её на рабочем столе волшебника и, прихватив футляр от палочки, выбежал из магазина.
Я грандиозно опаздывал!
К тому моменту, как Стэн вывел меня на автобусную остановку неподалёку с домом, было уже за полночь.
Дурсли собирались меня убить.
Монашки и святой отец, кажется, собирались помочь им избавиться от моего тела.
Мой план возвращения был не таким уж и плохим: я хотел прошмыгнуть в дом через дверь на кухне и, тихо пробраться в свою комнату. А утром я бы сделал столь удивлённое и невинное лицо, будто и не выходил из дома вообще. Но, к сожалению, тётка дожидалась меня, сидя на кухне. Увидев её, сидящую с чашкой чая и пузырьком с успокоительными каплями, мне захотелось перекреститься и убежать из дома.
- Где ты был? – поднимаясь со своего места, тихо, чтобы не разбудить никого из своих мужчин, прошипела она. – Я звонила в дом престарелых, на этот раз ты не был у бабушки с дедушкой.
Такая великолепная ложь, о которой я даже и не подумал, умерла сама собой, задушенная сообразительностью тётки. Судорожно бегая глазами по всем предметам, находящимся на кухне, я пытался найти хоть какой-нибудь намёк на спасательный круг.
- Ты нашёл что-то в её чемодане, поэтому и ездил расспрашивать родителей? – неожиданная проницательность тётки пугала меня. Обычно, это я соображал с такой прытью, а не она. – Но ведь я же все проверила, не было там ничего кроме этих глупых мантий. Да и что вообще могли сказать тебе родители? Они уже давно начали путать нас с ней, считая, что это я умерла, а не она. Что ты выяснил?
- Она была волшебницей, а вы ей завидовали. Завидовали тому, что она была такой одарённой и яркой, такой красивой, а вы, - неопределённо взмахнув рукой, я поспешно захлопнул рот, пытаясь не утопить себя ещё больше.
Кой черт дёрнул меня сказать, что тётка уродина?
Я бы ведь ещё мог выкрутиться, а теперь даже монашки махнули на меня рукой.
- Что дала ей эта магия и красота? – насмешливо фыркнув, парировала тётка, будто я и не оскорбил её вовсе. – Никчёмного муженька, который кроме глупых шуток и сделать ничего больше не мог? Общество, которое презирало её, из-за того какой она крови? Её бесконечные слезы, когда пришлось спрятаться, чтобы защитить первенца? Смерть, потому что она доверилась своему никчёмному мужу и его друзьям? Этому я завидовала?
С такой точки зрения завидовать действительно было нечему.
- Но чему-то вы завидовали, если ни разу не рассказывали мне о ней. Если сказали, что они разбились на машине и запретили расспрашивать. Вы отдали мне этот чёртов чемодан, когда я потерял зрение. Таскали в церковь на все эти проповеди, заставляли исповедоваться, чтобы что? Святой отец с маслянистыми глазами сказал мне сколько раз прочитать Отче наш за то, что я спёр порно журнал из магазина. Вы запирали мне в чулан на несколько дней или заставляли, как проклятого, пересаживать эти чёртовы розы. То есть, по-вашему, получается, что вы ни капельки не завидовали младшей сестре, а все это вытворяли от большой любви ко мне? Тогда, какого черта, Дадличек растёт такой нелюбимой свиньёй в родной семье? – зашипел я, парируя насмешливую речь тётки.
Впервые два представителя семьи Эванс собрались серьёзно поговорить по душам. Но получалось, что мы лишь злобно шептали друг на друга, чтобы, не дай Бог, не разбудить Вернона и Дадли, спящих на втором этаже. Более абсурдной эта ситуация стать уже не могла.
- Они бросили тебя на пороге моего дома с одним чёртовым письмом, в котором не было ни одного слова о произошедшем. Мне пришлось писать письмо мерзкому мальчишке Снейпу, чтобы узнать, что случилось с сестрой. Пришлось унижаться, чтобы выяснить, что моя дражайшая сестрица-разумница доверила свою жизнь трусливому предателю, лишь потому, что он был другом её никчёмного муженька. И этот мир выбросил тебя, завёрнутого в одеяло, ноябрьской ночью под чужой порог. Черта с два я собиралась отдать тебя в этот мир обратно, - тётя так рьяно шипела на меня, что даже брызгала слюной. – Ты таскал мелочь из карманов Вернона, обменивал безделушки, которые мы складывали в подвале, на сласти и всячески задирался с другими мальчишками в садике. Церковь и тяжёлая работа должны были тебя дисциплинировать.
- Ох, так церковь и работа должны были меня дисциплинировать! – горько усмехнулся я. – Тогда какого черта, ваш Дадлюсичек колотит тех, кто меньше и слабее его, забирает у них конфеты и домашнюю выпечку? Да он предложения больше чем из двух слов написать не может. Избалованный кретин! С его дисциплиной и воспитанием получается все отлично?
В запале мы подошли близко друг к другу, чтобы шипеть ещё тише. И тут, внезапно, дверь на кухню открылась и Дадли, не открывая глаз, прошёл к холодильнику, достал кусок торта и, смачно откусив от него, пошёл обратно, все так же, не открывая глаз.
Как оказалось, ситуация могла стать ещё более абсурдной.
На несколько минут мы так и застыли, прислушиваясь к тому, как Дадли возвращается в свою комнату.
- Я знаю, что магия существует. Знаю, что магический мир странный и абсурдный. Но там я могу быть полезным: могу видеть магию, а здесь я - слепой мальчишка, которого вы собираетесь отдать в закрытый пансион. Избавиться от меня так же, как когда-то избавились волшебники. Между вами и ими нет никакой разницы.
Удостоверившись, что последнее слово осталось за мной, я вышел из кухни, направившись в свою комнату.
Монашки участливо кивали головами, пожимая меня за плечи.
Срань господня, у меня самые странные воображаемые друзья, которых только можно представить.
Разумеется, последовало наказание. Меня заперли в доме и, если я и выходил на улицу, то в сопровождении тёти Петуньи. Долгими неделями этого наказания, я читал мамины учебники. Память у меня была как у Шерлока Холмса так что, выучить многое из того, что в них было написано, не составило труда. А вот с тем, чтобы добиться правильного результата были проблемы. Иногда заклятия получались буквально с первого раза, что может быть проще незамысловатого взмаха волшебной палочкой и произнесение латинского слова. А вот когда техника движения усложнялась, да и слово становилось более мудрёным, результаты получались кардинально различными. Хотя меня это нисколько не огорчало: подумаешь, не получилось поднять в воздух носовой платок, зато я каким-то образом создал красивые мыльные пузыри. В один из них даже попал тот самый носовой платок, и он поднялся к потолку. Тем или иным способом я все-таки добивался желаемого результата от заклятий, хотя моя спальня и стала напоминать место побоища.
Мой рьяный энтузиазм по изучению магии и истории магического мира, в частности войны с Тем-кому-дали-ещё-более-дурную-кличку-чем-мне, зашкаливал за все пределы разумного. После того, как меня впервые выпустили из дома одного, я снова посетил магическую улицу. На этот раз я собирался обменять двести фунтов, честно признаюсь, я спёр их у Вернона. Так как меня держали в доме довольно долго, то я забирал мелочь из его карманов, и вынимал мелкие купюры из бумажника. Такими нехитрыми манипуляциями и нашёл необходимую сумму. Если бы я забрался в копилку Дадли, то раздобыл бы ещё больше, но боюсь, если бы даже пенс из его копилки исчез, то меня бы выпороли и заперли в чулане.
На этот раз, когда я зашёл в банк, Элфрик сразу же подошёл ко мне.
Выкусите, я приобрёл своего кореша в мафиозной гоблинской среде.
- Что бы вы хотели сделать сегодня, сэр Гарри? – Элфрик чуть отвёл меня в сторону, чтобы мы никому не мешали, пока я соображал.
- У меня есть двести фунтов для обмена, - я чуть потряс мелочью в кармане. - Мне так же интересно, могу ли я открыть счёт в Вашем банке и можно ли как-нибудь производить обман денежных средств без посещения банка?
- Для обмена денежных средств или снятия с вашего счета Вы можете послать в банк свою сову. За проведённую операцию банк возьмёт комиссию в сикль. Счёт в банке Вы, разумеется, сможете открыть. Каждый год к сумме, находящейся в вашей ячейке, будет прибавляться небольшая сумма процентов, - разъяснял Элфрик, подводя меня к окошку Нагнока.
- А как Вы узнаете, что это именно я послал письмо, а не кто-то другой, кто хочет украсть мои деньги? – на этот раз мне пришлось доставать мелочь вместе с купюрами, так что получилась значительная кучка налички.
- Не беспокойтесь, сэр, мы узнаем, - Элфрик улыбнулся мне столь кровожадно, что меня чуть не передёрнуло. Ясно-понятно, что он думал, что я не увижу его оскал, поэтому и был таким открытым и свободным в своих эмоциях.
- Звучит уверенно и надёжно, - улыбнулся я. – У меня есть ещё один вопрос: мои родители были волшебниками, может быть, они оставили мне какое-то наследство?
- Это легко выяснить, сэр, - пояснил Нагнок, снова давая мне по одной монетке и сообщая, сколько таких было в стопке. – Элфрик сопроводит Вас к Рагноку, ответственному за распределение наследства, и Вы сможете узнать были ли у Ваших родителей какие-то средства в нашем банке. Можем ли мы узнать Ваше полное имя, сэр?
- Гарри Джеймс Поттер, - лучшей анонимностью в Косом переулке для меня была одежда простецов. Волшебники, замечающие меня на улице, раздражённо покачивали головой, будто увидели дворовую собачонку, которую никак не получается прогнать и больше интереса к моей персоне не проявляли, так что я спокойно назвал своё имя гоблинам.
- Семья Поттеров давние наши клиенты, - почтительно заметил Элфрик, как-то даже выпрямившись и стараясь держаться более важно. - Я могу сопроводить Вас к Рагноку, сэр. Он ответит на все интересующие Вас вопросы.
- Не стоит, Элфрик, я пока не стремлюсь стать обладателем большего количества золота, чем у меня уже есть, - похлопав себя по карманам улыбнулся я. – Было приятно снова иметь с Вами дело…
- Нагнок, сэр, - тут же представился гоблин. Кажется, они оба стремились показать себя более важными и значимыми, чем являлись на самом деле.
- Нагнок, - улыбнулся я, кивнув ему. – Вы не могли бы проводить меня к выходу, Элфрик?
- Разумеется, сэр Поттер, - гоблин взял меня под руку, и мы двинулись к выходу из банка. Все-таки, каким красивым был главный зал. Интересно, что было за многочисленными дверями?
В издательском доме «Обскурус» я обнаружил довольно внушительную подшивку газет за тот год, когда стал всемирным любимцем, лишившимся семьи, но победившем злодея. Никакой особенно важной информации эти газеты не несли, хотя длиннющие списки некрологов, занимающие несколько страниц, были устрашающим зрелищем. Разумеется, читая имена погибших в этой магической войне волшебников, я понимал почему все оставшиеся выжившие вознесли мою семью на пьедестал, но я все равно не понимал, как они позволили до такого дойти. Почему позволили столь радикальным и опасным идеям завладеть умами своих детей? В какую сторону смотрела их тайная полиция?
Изучая открытую информацию об операциях авроров против представителей Тёмного лорда, я наткнулся на несколько интересных книг. Книг, полностью посвящённых мне!
Я считаю, это фурор.
Для исполнения всех своих честолюбивых мечтаний, осталось только плюнуть с Эйфелевой башни!
В результате всех своих изучений, я пришёл к выводу, что магический мир и правда был довольно странным местечком, в котором порой напрочь отсутствовала логика и здравый смысл. Как находясь в здравом уме можно было пытаться выводить драконов?
Драконов!
Огромное многотонное живое существо, которое могло на завтрак сожрать маленькую деревушку и сжечь к чертям половину Лондона просто потому что так звезды сошлись.
Или возьмём к примеру их тюрьму. Её охраняли существа, о которых волшебники вообще ничего не знали. Этих существ нельзя было убить, а заклятие, которым можно было их хоть как-то контролировать, было настолько сложным, что половина волшебников его и выполнять не умеет.
Монашки согласно качали головами, прислушиваясь ко всем моим возмущениям.
Волшебный мир, который, казалось, должен быть сказочным, чудесным и таким невообразимо крутым, оказался таким же запутанным, как и обычный. Только здесь тебя ещё мог сожрать дракон или мантикора, или укусить оборотень, или утопить русалка, или тролль мог откусить тебе голову. Можно было придумать не одну тысячу смертельных ситуаций, в которых можно было расстаться с жизнью благодаря какому-то магическому существу. И это ещё не беря в расчёт саму магию и людей, владеющих ею.
Шансы глупо умереть в магическом мире были куда выше шансов прожить скучную жизнь в этом мире. Складывалось такое впечатление, что у каждого волшебника был какой-то особенный пунктик: «Нужно прожить жизнь так, чтобы о тебе осталось упоминание в истории. В противном случае, умри так, чтобы это попало учебник о магических существах».
Почему владея Магией никто из них не жил спокойно, наслаждаясь чудесами?
Вступая в волшебный мир, больше всего на свете мне не хотелось расплатиться за магию, которую я получал, своей верой в чудеса. Без неё это приключение не стоило и начинать.
Обзорам
Весь этот невидимый колдовской мир.
Еще было бы неплохо найти для него бету, которая сможет меня терпеть)
Глава 2. Следуй за невидимым кроликом, Гарри
Довольно просто показать миру средний палец и счастливо укатить в закат, если ты взрослый, богатый и совершенно уверен, что тебя никто не будет искать на прежнем месте. Я был примерно уверен только в последнем пункте и то не сильно: все же соседи Дурслей, в большинстве своём, были сознательными людьми, и они могли начать расспрашивать моих родственников, если я внезапно пропаду с их трагических радаров. Хотя, если так подумать, дядя Вернон мог сочинить какую-нибудь историю, например, что отправил меня учиться в какой-нибудь пансион для слепых.
В общем, мне нужно было придумать как уехать из Литтл Уингинга. Не то чтобы в закат и навсегда, но возможно на целый день, а так как интерес к моей бедной персоне, к сожалению, ещё не схлынул и тётю регулярно спрашивали о моем самочувствии, то, в какой-то момент, она поймёт, что совершенно не представляет, где носит самого популярного пацана нашей тихой улицы.
В начале января Дурслям как обычно пришёл счёт за содержание бабушки и дедушки Эвансов в доме престарелых. Выкрав концерт от письма, я примерно набросал для себя план действий:
Первое, найти любого человека, который мог прочитать мне адрес этой чудесной богадельни.
Второе, выяснить каким транспортом лучше до туда добираться.
Третье, быть точно уверенным, что этот умеющий читать человек не знает Дурслей и не спалит меня им, когда тётка начнёт поиски.
План был так себе, но после долгих раздумий я решил, что навестить бабушку и дедушку было моей первой необходимостью. Да, они оба болели Альцгеймером, но ещё не были так плохи, как говорила тётя Петунья. Они сами приняли решение переехать, чтобы уход за ними не упал на дочь. Даже деньги, которыми платили за их проживание, были предоставлены бабушкой и дедушкой. Возможно, если можно было бы обойтись без посредников, то они вообще не обратились бы к Петунье. Не знаю, уж какая между ними пробежала кошка, но свою старшую дочь они не жаловали, а младшая уже давно была мертва.
Презрение или что бы там ни было не давало тёте Петунье нормально говорить о своей младшей сестре, я надеялся, что родители этим не страдали. Мне вообще казалось, что пока они начали забывать только недавние вещи, такие как дела на день и списки покупок, а когда тётя Петунья ездила к ним навстречу, то они играли перед ней комедию, чтобы она быстрее их покинула. Но, если они и правда уже так много забыли, то может быть они выболтают мне тайны просто так. Просто из-за того, что они уж не помнили, что эту тайну нужно было хранить.
Как только Дурсли согласились с предложением Мардж посетить выставку породистых собак в Лондоне, и счастливо укатили прочь, я решил действовать. Вооружившись своей новомодной тростью и самым просительным выражением на своём лице, я отправился на поиски приключений. Добравшись на электричке до Лондона, остановил первого же попавшегося мне полисмена, чтобы узнать, как лучше доехать до дома престарелых. Пока все складывалось удачно. Полисмен даже не стал расспрашивать меня после того, как я сказал, что хочу навестить своих бабушку и дедушку. Добрый мужик нарисовал мне карту на обратной стороне конверта с указанием, где и на какой транспорт было лучше пересаживаться.
Ещё большей подлости и представить было нельзя.
Все же запомнив на какой автобус нужно было садиться сначала, я решил обратиться за помощью к кондуктору. Хоть здесь получилось без лишних сложностей: мужчина подсказал мне, где следовало выйти и какого следующего автобуса подождать. Сложности появились, когда я сошёл со второго автобуса на остановке. Дальше к дому престарелых общественный транспорт не ходил и мне предстояло пройти примерно пять миль пешком.
Проклиная себя, весь мир и неожиданную стужу, я трусцой бежал в сторону заветных ответов на вопросы, мучившие меня всю мою сознательную жизнь. Пусть она пока и была не такой уж большой. Я был у бабушки и дедушки Эвансов всего несколько раз, когда тётя Петунья все же решалась провести очередную примирительную встречу, а заодно похвастаться успехами Дадли.
Роджер Эванс был забавным старичком, из тех что носят свитера и пиджаки с заплатками на локтях. Он всегда попыхивал трубкой, когда сидя в кресле, слушал разглагольствования своей дочери об успехах сына и сознательного не упоминания факта моего существования вообще и в их жизни в частности. Он однажды спросил её, а каковы мои успехи в плавании. Тётя тут же сникла и по выражению её лица сразу стало понятно, что очередной визит закончен. Следующий придётся ждать ещё пару лет.
Розали Эванс было ухоженной бабулькой. От неё всегда приятно пахло духами и, когда она приносила большой поднос с чаем и печеньем, то давала мне кружку с огромными лилиями на боках. Должно быть, это были именные кружки, потому что у тёти была точно такая же, но на её боках красовались красноватые петуньи. Бабушка не давала таких ехидных замечаний, как дедуля. Каждый раз она исхитрялась провести со мной и Дадли минуту другую, чтобы расспросить о наших успехах. Отвечая на её вопросы, я старался говорить правду, без вечного дадлюськиного: у меня получается куда лучше, чем у Гарри, он неумеха.
Когда я подбежал к дому престарелых, было уже время обеда. Запыхавшийся и весь мокрый, я ввалился в приёмную с таким видом, как будто убегал от зомби, отчаянно пытаясь спасти мозги. То, что я не сошёл с ума после «досадного» инцидента с машиной ещё нужно было проверить.
- Добрый день, молодой человек. Могу ли я Вам чем-то помочь? – любезно спросила медсестра из-за стойки, посматривая на меня весьма подозрительно.
- Да… фух… почему вы в такой глуши? До вас нужно… бежать целую уйму… времени, - согнувшись пополам, еле выдавил я. Сделав несколько глубоких вздохов, мне все же пришлось выпрямиться, чтобы попытаться произвести хоть какое-то приятное впечатление на персонал. – Я бы хотел повидаться со своей бабушкой и дедушкой: Роджером и Розали Эванс.
Несколько минут медсестра внимательно меня рассматривала, будто пытаясь просканировать, не принёс ли я что-нибудь опасное, или решала стоит ли вообще давать мне право повидать родственников. Но, в конце концов, она сдалась и, вызвав ещё одну сестричку себе на замену, повела меня в зал для посещений. Усевшись в одно из кресел, я снял свой странно замотанный шарф, шапку и куртку. Одёрнул свитер со смешными оленями, который они подарили мне на это Рождество, и подтянул штаны, чтобы хоть как-то привести себя в надлежащему виду. Бабушка и дедушка должны увидеть мальчика, а не маленькое запыхавшееся чучело, которое предстало перед медсестрой.
Когда они зашли в комнату, я поднялся с кресла, проклиная все на свете за то, что ладони мои внезапно стали на удивление потными, а во рту, кажется, была пустыня и ни одного слова мне вымолвить бы не удалось. А ещё мне некстати вспомнилась сеть шрамов вокруг моих глаз и скул, багровый рубец с правой стороны, совсем не заросший волосами. Они смотрели на меня внимательно, были такими собранными и сосредоточенными, словно, как и я, собирались дать бой своим страхам.
- Ох, Господи, Гарри, мальчик мой, что же случилось? – бабуля с проворством, которого не ожидаешь от женщин этой семьи, подбежала ко мне, ухватив за плечи. В моих бабушке и дедушке не было ни крупицы золотого света.
Они были обыкновенными людьми.
- Ничего страшного. Я просто неудачно упал, - я попытался, чтобы мои голос прозвучал как можно более небрежно и спокойно, но все равно вышло как воронье карканье.
- Так неудачно, что в глазах остались отметины от стекла, - набивая табак в трубку, заметил дедушка, усаживаясь в кресло. – Тогда где же Петунья, которая будет самозабвенно рассказывать насколько удачно получилось у Дадли?
- Я пришёл один, - разжав крепкие бабушкины объятия, признался я, присаживаясь в своё кресло.
- Хорошо, - выпустив кольцо табачного дыма, кивнул дед. – Так что же случилось на самом деле? И как слепой мальчишка смог один добраться до сюда?
- Я выбежал из школьного двора и попал под колёса автомобиля. Было не так уж и сложно добраться до сюда. На самом деле, было довольно сложно: мне пришлось украсть конверт с адресом, незаметно выскользнуть из дома, хотя это было лишним – Дурсли все равно уехали, сесть на нужную электричку до Лондона, выспросить у полисмена маршрут до этого места, а потом найти все нужные автобусы. И это все с учётом того, что я не могу читать. Если честно, я прям не понимаю детей, которые убегают из дома, чтобы жить на улице и найти лучшей доли в приключениях или что-то там. Меня чуть не расплющило между двумя толстыми мужиками, когда автобус резко затормозил, - плотину прорвало и кажется меня уже было не заткнуть. – А в довершении ко всему мне пришлось бежать пять миль, чтобы добраться до этого места. Какой кретин решил, что дом престарелых должен находится в такой глуши? То есть природа, свежий воздух – я все понимаю, но блин.
- Значит, Петунья даже не знает, что ты убежал? – обеспокоенно спросила бабушка, будто прикидывая сколько неприятностей моё бегство принесёт им, когда дядя Вернон будет вынужден приехать и забрать меня.
- Да, - подобравшись, как бегун на короткие дистанции, я был готов начать свой забег. – Мне не важно какая кошка пробежала между вами и тётей Петуньей или между тётей Петуньей и моей мамой, но я хочу услышать один правдивый ответ на свой вопрос. Моя мать была ведьмой?
Слова повисли в воздухе и, мне кажется, они всасывали в себя весь кислород. Я был готов бухнуться в обморок от напряжения, а ещё безумно захотелось писать.
- Просто одну минуту, вы пока повспоминайте, подумайте, а мне нужно…
Недоговорив, я рванул в коридор, направляюсь в ту сторону, где видел соответствующие фигурки мальчика и девочки. Я мог услышать ответ на мучивший меня вопрос, развеять все подозрения и увериться, что не схожу с ума, но вместо этого я стоял в кабинке туалета и мочился. Просто в какой момент вселенная дала сбой?
Вернувшись в комнату, я обнаружил бабушку и дедушку держащимися за руки. Они, кажется, вели какой-то важный разговор, не используя ни одного слова. В их молочных фигурах был какой-то свой особенный потусторонний цвет. Может быть, это из-за их болезни, потому что они постепенно забывали всех и себя, а может, ещё из-за чего-то, но их плёнка была куда прозрачнее и отчего-то страшнее. Будто я пытался рассмотреть сквозь запотевшее стекло, что творится внутри пугающего меня дома.
- Слушай внимательно, Гарри, - тон, которым начал беседу дедушка был до боли похож на строгий тон тёти Петуньи. Тот, после которого она наказывала меня.
- Хорошо, - усевшись поудобнее, я приготовился слушать правду или хотя бы ту часть правды, которую они помнят.
- Та чёрная кошка, что пробежала между Петуньей и Лили звалась магией. Она привела за собой зависть и презрение, в конце концов, подарив ненависть. У твоей мамы был дар, а Петти таким не обладала. Лили могла заставить цветы распуститься в январе, она могла зависнуть в воздухе, чтобы снять книгу с верхней полки, пустить листву по ветру, превратив её в птиц. Такая яркая девчушка, находившая во всем лучшее и так открыто любившая. Петти завидовала. Я только понять не могу, как же она до сих может завидовать сестре? Той что пуста из-за своего чудного дара. Как можно завидовать той, кого уничтожили из-за предрассудков? Этого я понять не могу, но знаешь, малыш, в мире много вещей, которых понять нельзя. Правда всегда найдётся тот, кто отыщет предлог и оправдания. Обернёт в другие слова и поведёт за собой сотни последователей. Такие уж мы люди. Отвечая на твой вопрос: да, твоя мать была ведьмой, а отец – колдуном.
- Но как же… - я принялся разводить руками, не в силах высказать все, что вертелось у меня на языке.
- Как же люди никогда не слышали о волшебниках и ведьмах? – с улыбкой спросила бабушка. Закивав как китайский болванчик, я надеялся, что моё буйное воображение сможет хоть на секунду успокоится и следующий вопрос я смогу задать самостоятельно. – Мир волшебников скрыт от нашего. У них даже есть какие-то законы, которые не дают волшебникам права, разглашать правду. В этом правиле, правда, есть небольшие исключения. Например, для тех, в чьей семье родился волшебник. Нельзя стереть из памяти родителя его ребёнка и надеяться, что все будет хорошо. Так что мы знали правду о мире волшебников, даже их почту получали, пока Лили училась в школе. А потом, нам уже не было дела до мира волшебников.
- Другой вопрос, почему ты спросил нас о магии? – дедушка выпустил ещё одно колечко дыма, внимательно рассматривая меня.
- Моё зрение. После происшествия я вроде потерял его, а вроде и нет. Я вижу людей и предметы, но все покрыто плёнкой. Кажется, только магические вещи имеют цвет – золотистый. Он распространяет свечение и вроде все становится чётче. Я просто хочу знать, что происходит: схожу ли я с ума или все эти чудные вещи реальны, - кажется, в моем голосе прозвучали отчаянные, чуть истеричные нотки.
- В Лондоне на Чаринг-Кросс-роуд есть переулок – он ведёт в их мир. Загляни в него, если хочешь убедиться, что магия и маги существуют на самом деле. И если этот мир покажется тебе слишком злым, то больше никогда в него не возвращайся, Гарри. Забудь о нем, как о дурном и чудном сне. Знаешь, один из тех снов, из которых ты не можешь выбраться. Они засасывают тебя все глубже и глубже в своё страшное нутро и сколько бы ты ни бежал, сколько бы ни барахтался в глубокой воде, надрывая лёгкие в крике, никто тебя не услышит и не спасёт. Остаётся надеяться только на спасительный толчок, который вытолкнет тебя из вязкого марева этого жуткого сновидения, - говоря свою пламенную речь, дедуля ухватил меня за руку, наклонившись ближе.
- Как только ты узнаешь всю историю, постарайся правильно рассудить, как жить дальше, - заметила бабушка Роуз. – Мы уже не помним её всю, лишь обрывки, наталкивающиеся друг на друга. Скоро исчезнут и они, как исчезли лица друзей и семьи из памяти.
- Обдумай все хорошенечко, Гарри, - чуть растягивая слова, произнёс дедушка.
С момента начала разговора до этой минуты, внимательность в их глазах стала сменяться растерянностью и мечтательностью. Кажется, рассказав то, что должны были, они, наконец, избавились от ноши предостережений. Смогли расслабиться, чтобы навсегда забыть то, что им так не нравилось в мире волшебников. В мире, как оказалось, забравшем не одну из их дочерей, а обеих.
Мы с ними поговорили ещё несколько минут, пока беседа вдруг не прервалась, потому что дедуля принялся выстукивать какой-то ритм трубкой по креслу, а бабушка рассеянно посматривала в окно. Они забыли, что делали, отрешившись от всего мира и закрывшись где-то глубоко внутри себя.
- Сколько им осталось? – излишне тщательно накручивая шарф на свою шею, спросил я зашедшею проверить нас медсестру.
- Ещё года четыре, в лучшем случае пять, - остановив постукивания деда, которые быстро перешли в нервный мандраж, чем в попытки подражать мелодии.
Попрощавшись с персоналом и родственниками, которые совершенно не обратили на меня внимания, я вышел на улицу. Кажется, ещё сильнее похолодало, а может это просто из-за слов медсестры и того, что я увидел. В лучшем случае пять лет, а лучший ли это был случай?
На обратном пути я достал свою складную трость и чаще приставал к людям, чтобы они помогли мне найти нужный автобус и подсказали где выйти. Мне не хотелось никаких особенных приключений, хотелось побыстрее забраться под одеяло, уткнувшись в один из маминых халатов. Все раздумья я предпочёл оставить на другой раз.
Хор монашек в моей голове участливо склонял головы в молитве.
В ближайшее воскресение я буду сидеть на скамейке прихожан в церкви и слушать очередную проповедь о смирении вместе с Дурслями. Так вот зачем они придумали все это. Они хотели, чтобы вся эта магическая чушь вышла из меня в храме Божьем.
Облачённая в красное фигурка с моего левого плеча принялась поливать псалтыри керосином, неистово щелкая зажигалкой.
Вот же срань!
Я все-таки схожу с ума.
Разумеется, о моем посещении дома престарелых Дурсли узнали в тот же вечер, но они не предприняли ни одной попытки поговорить со мной или расспросить. Они поступили куда хитрее. В воскресение, когда мы пошли на очередную проповедь, она была посвящена людям с душевными болезнями. Витиеватая речь о людях, чьё сознание путалось, и кто не мог отличить фантазии от вымысла, теряя разум и самого себя. Сидя на одной скамье с людьми, которые, по всей видимости, знали всю правду о том, кем была моя мама и как мои родители на самом деле умерли, они делали все, чтобы ввергнуть меня в ещё большую запутанность и неуверенность.
Что это за люди такие?
Когда пришло время исповедоваться, и я оказался в кабинке, напротив святого отца, который только и мог сказать сколько молитв мне нужно прочитать, чтобы исправить свои грехи, то впервые задумался над тем, что мне следовало сказать.
- Вы ведь не можете никому пересказать, то, что я вам скажу, правда? Тайна исповеди и все такое, - ни в этой кабинке, ни в этом человеке, ни в церкви не было ни крупицы золота. Лишь потустороння грязь, такая же, как и люди.
- Да, сын мой, в чём ты хочешь признаться? – в голосе священника слышалась усталость и скука. Он уже давным-давно устал слушать одни и те же истории от одних и тех же людей.
- Я считаю, что моя тётка завистливая сука, изо всех сил старающаяся выпятить себя и свои заслуги, когда они ничего не стоят. Она ничего не добилась в жизни: её муж обыкновенная посредственность, а сын толстый и довольно злобный увалень. Да, она взяла на воспитание сына мёртвой сестры, но лишь для того, чтобы перевести на него свою злобу к сестре. Раз уж она не может злиться и ненавидеть сестру, то для этой цели сгодится и её сын. Она культивировала такое же отношение её сына ко мне, что привело к бесконечному кругу ненависти, обид и боли. Я просто… просто не понимаю, чему можно так завидовать, чтобы вся эта грязь окупилась? То есть я знаю, что цена у магии велика, но ведь она уже уплачена. Так давно, - если святой отец ещё не понял с кем разговаривал, то сразу же как слово на букву М прозвучало, он понял кого слушал. - Я просто запутался, святой отец. Мне бы хотелось, чтобы все было как прежде - просто.
Я вышел из кабинки до того, как священник попытался дать мне наставление и сказал бы сколько раз прочитать молитву. Тётушка дожидалась меня на улице, я видел удаляющиеся бочкообразные фигуры Дадли и Вернона. Должно быть, это было наше с ней время для разговора по душам.
- Прекрасная была проповедь, ты не считаешь? – я считал, что это было самое неудачное начало разговора, которое можно было только вообразить.
- Было бы здорово, если бы в следующий раз было что-то о зависти и о том, куда она может завести, как разрушить душу и семью, - покосившись на тётку, невозмутимо заметил я. Мысленно дав самому себе пять, я наслаждался её пантомимой.
- Возможно, это тоже была бы очень хорошая проповедь, - кисло согласилась она со мной. – А какие мысли вызвала у тебя эта?
- Вот, например, возьмём гипотетическую ситуацию. Есть два брата: у одного есть замечательная вещичка, он сделал её сам или нашёл, не важно, но она его. Второму брату тоже хочется такую, но у него не получается ни сделать что-то похожее, ни украсть. И тогда он начинает страшно завидовать, даже, я не знаю, быть может отрицать крутость вещи, говоря, что она ужасна и что человек ей владеющий совсем странный. Но в душе то ему хочется быть владельцем этой вещи. И этот брат чахнет и чахнет в своей какой-то злобе или что это, что бы это ни было, пока в один прекрасный момент и брат и эта вещичка не исчезают. Так вот я не могу понять, какой прок в том вымысле, что сотворил алчный брат в своей голове? – с каждым моим словом тётя Петунья двигалась все медленнее и медленнее, пока мы, наконец, не остановились посреди улицы, смотря друг на друга. Вернее, тётка думала, что я остановился по инерции, да и на неё смотрел по инерции. - Я не хочу сказать: «Эй, какого черта, она умерла, прекрати ненавидеть мёртвого». Но что-то подобное вертится в моей голове уже некоторое время. Может быть, год или два.
- Что они сказали тебе? – тётя выплюнула свои слова так, как будто они были ядом.
- Они посоветовали мне тщательнее делать выбор, потому что они уже не помнят всей истории, но помнят, как важно сделать правильный выбор, чтобы потом не ненавидеть себя всю жизнь, - до дома Дурслей оставалось не так уж и много и, повернув голову, я увидел фигуру дяди Вернона в дверях. Он высматривал нас, наверное, гадая почему мы застряли посередине дороги. – Я думаю, что понимаю их. Последнее, что я увидел в своей жизни: перекошенная от злости красная рожа Дадли, который мчался за мной, чтобы поколотить. Я бы хотел его ненавидеть, за то, что все так обернулось. За то, что он не смог списать имя главного героя с книги правильно, за употребление сленгового выражения вагины в тексте сочинения, искренне считая, что так и нужно. Я бы хотел ненавидеть его за то, что он такой кретин, решающий все вопросы кулаками. Я бы хотел, но я не могу. Я не исправил его ошибки, предпочтя высмеять их перед всеми, потому что хотел унизить, отомстив за всю ту боль, которую он мне причинял. Одно следует за другим. К – карма.
Оставив тётку стоять на тротуаре, я двинулся к дому. Мне больше нечего было сказать. Все то, что копилось во мне долгими часами в больнице и такими же долгими часами взаперти в своей комнате, наконец, было выплеснуто наружу, обличено в слова, которые кто-то услышал. Мне не хотелось вечно возвращаться к одному и тому же, переживая все заново и надеясь, что-то исправить. Мы имеем то, что имеем и нужно научиться с этим жить. Если тётя Петунья до сих пор не смогла свыкнуться с тем, что моя мать получила магию, а она нет, то это её проблемы не мои. Мне теперь нужно понять, нужна ли мне все эта магия?
То время затишья, пока тётя Петунья осмысливала свою жизнь или пыталась придумать изощрённый способ наказать меня за излишнюю болтливость, я решил потратить с пользой. Забравшись в подвал Дурслей, обследовал все предметы на наличие в них магических следов, не обнаружив ничего для себя ценного, стал постепенно таскать старые вещи на барахолку, чтобы разжиться приличной суммой для своих путешествий. Раз в год дядя Вернон широким жестом свозил все накопившиеся в подвале вещи на свалку, поэтому никто не мог заметить, что какие-то рабочие вещички я продавал с выгодой для себя. Во время одной из таких стратегических чисток, пока я пытался понять, как починить довольно красивый механический будильник, подаренный Дадли в прошлом году и поломанный уже через день, Злыдень забрался в подвал.
Хор монашек, подняв руки к небесам, пропел Аллилуйя!
С помощью отвлекающих манёвров и сверкая голыми голенями, мне удалось затолкать псину в старый пластиковый контейнер. Бог знает зачем Вернон притащил его домой, если он все время стоял пустым, но сейчас он был как-никогда кстати. Захохотав на манер киношного кинозлодея, я дал высокое пять дьяволёнку с левого плеча и отправился за пылесосом. Злыдень был псиной дурной и злобной, под стать хозяйке, но больше всего меня поражало как сильно бульдог боялся звука работающего пылесоса. Выбрав насадку для ворса, я включил старенький, невероятно громкий пылесос, который уже и нитку засосать с пола не мог, и двинулся в сторону пса.
- Прости, приятель, но это тебе за все те случаи, когда я был вынужден сидеть на дереве, - совершенно не раскаиваясь произнёс я, медленно ведя щёткой по шкуре, забившегося в угол животного. Злыдень скулил и смотрел на меня большущими умоляющими прекратить мучения глазами. Серьёзно, если бы псина умела говорить, то он бы уже умолял меня, клянясь всеми ближайшими и дальними родственниками, что больше никогда не загонит меня на дерево, лишь бы я перестал его пылесосить. После нескольких движений щёткой, я убрал её от животного, но пылесос не отодвигал, позволяя ему шуметь и пугать Злыдня дальше. Громкий крик тётушки Мардж с улицы, зовущей своего пса, заставил меня поспешно отключить технику и вернуть её на место. Прихватив будильник и ещё несколько вещей, которые можно было продать, я выскользнул из подвала, оставив пса тихо поскуливать в контейнере. Его поиски длились до глубоко вечера, пока псина не набралась смелости начать тявкать громче. Ох уж сколько было слезливых причитаний о том, какой бедненький Злыдень, пострадавший от своего любопытства. Самодовольно усмехаясь, я намазывал густой малиновый джем на тост и был готов снова коварно рассмеяться. Просто так уж получилось, что чашечку чая, которую дали Мардж, приготовил я, а уж я не поскупился на слабительное, которое туда вылил.
Марджори Дурсль слишком загостилась в этом доме.
После парочки ужасных дней, когда почти все окна в доме Дурслей были открыты, Мардж, наконец, собрала все свои вещи, прихватила Злыдня и укатила к себе. За все игрушки пса, которые она привезла с собой и о которых даже не вспомнила, я выручил семьдесят фунтов.
Исследовательскую экспедицию в магазин мадам Пози я затеял, когда пришла пора выкупать новую порцию бальзама и капель. Их эффект очень нравился всем Дурслям и они, выделили мне приличную сумму для большого заказа необходимых товаров. После моего побега в дом престарелых, они поняли, что я вполне неплохо мог ориентироваться в незнакомой местности, а значит и до магазина я мог дойти один. Каникулы закончились и жизнь Дурслей снова потекла своим чередом, возиться с мальчишкой, который был вполне самостоятельным, они явно не собирались. К тому же пока у них никак не получалось выбрать в какую специализированную школу меня отдать и как минимизировать затраты на моё образование.
Когда я зашёл в магазинчик, в нем было несколько посетителей, так что я присел на диванчик для ожидания, став невозмутимо подслушивать местных сплетниц. Поначалу они замолчали, рассматривая мою трость, да и всего меня спокойно сидящего на диванчике, но вскоре снова стали трещать о разных маленьких происшествиях, произошедших с обитателями нашего сонного городка. Так я выяснил, что дом напротив нашего был выставлен на продажу, но Паркеры, пока не торопились, так что новых соседей стояло ожидать только к лету, а может и вовсе к следующему Рождеству. А миссис Полкинсс продолжает посещать психотерапевта. Если честно, я не знал, что случилось с миссис Я путаю педали в стрессовой ситуации, но точно знал, что Дурсли не стали выдвигать обвинений. Женщины проболтали ещё пятнадцать минут, перескакивая с планов отдыха летом на планы ужина, прежде чем покинули магазин.
- Как я понимаю ты пришёл за своим обычным заказом, Гарри? – добродушно улыбнувшись, спросила мадам Пози, присев рядом со мной на диванчик.
- Верно, а ещё я хотел спросить кое о чём, - выждав театральную паузу, и дождавшись пока мадам похлопает меня по руке, прося продолжать я выдал своё коронное: А правда ли ведьм сжигали на кострах?
Мадам Пози подавилась воздухом и закашлявшись, ухватилась за грудь, опасливо став посматривать по сторонам. Очевидно, пытаясь убедиться, что поблизости никого не было и никто не мог услышать мой вопрос. Серьёзно, если бы я был действительно слепым, то одно то, что она подавилась воздухом выдало бы её с потрохами. Но инстинкт самосохранения не сработал, и она принялась осматриваться по сторонам.
Нет, ну кто вообще так делает?
Нужно держать покер фейс и все отрицать.
Даже ребёнок знает это негласное правило.
- Что же ты, Гарри, смотрел… слушал какую-то передачу? – попыталась выправить ситуацию мадам Пози.
- Ну как сказать слушал, - протянул я, повернувшись к мадам лицом, чтобы перестать искоса следить за её реакцией. – Я просто вижу, что во все эти баночки с маслами, что вы продаёте, заключена магия. Вот мне и интересно, есть ли какое-то наказание за… колдовство или все это пережитки прошлого?
Хор монашек в моей голове принялся отыгрывать гитарное соло Скандала.
- Так ты видишь? – хоть мадам Пози и была удивлена, но не так сильно, как этого ожидал я. Встав с дивана, она перевернула табличку на Закрыто, щёлкнула дверным замком и поманила меня за собой. Так как пути к отступлению были закрыты, я держал своё лучшее покерное лицо, следуя за женщиной на второй этаж дома.
- Ты сегодня рано, Софи, - прозвучал, должно быть, с кухни мужской голос.
- Значит, вы все-таки нарушили обещание и забрались в больницу, когда я говорила вам этого не делать? – грозно спросила мадам Пози. Если бы в её руках была какая-нибудь увесистая вещь, то она непременно пошла бы в ход и двое пожилых мужчин получили бы по загривку.
- Нет, - подняв руки, стал отнекиваться более молодой мужчина. – Не было такого. Все ложь!
- А что это за молодой человек вместе с тобой? – попытался было перевести разговор в другое русло второй старик. Их голоса почему-то были мне знакомы.
- Гарри Поттер. Мальчик, чьи глаза вы попытались вылечить в больнице, но вместо этого сотворили какую-то ерунду, - своих обвинительных оборотов мадам Пози не сбавляла.
- Не было такого! – снова стал отрицать молодой. – Мы ничего не успели, только напоили его костеростом и восстанавливающим зельем.
- Стойте! – пазлы, кажется, стали складываться. – Так вы те педофилы, которые забрались ко мне в палату?
Это была картина маслом.
Трое оторопевших взрослых, беззвучно открывших рот, чтобы что-нибудь сказать, но так и не найдя слов.
Монашки закрыли лица руками, бормоча себе под нос что-то вроде: «Мы не знаем этого парня. Он не с нами».
- Мы, конечно, забрались к тебе в палату, но остальные обвинения ложные, - наконец, выдал молодой. – Позволь представиться: Томас Квин и Ричард Холмс.
- Меня несомненно радует, что все остальные обвинения оказались ложными, - усмехнулся я, пожимая руки мужчинам. – Просто перед всем этим я прочёл парочку книг Харриса и возможно мой мозг меня ненавидел.
- Всякое бывает, - отмахнулась мадам Пози, пригласив всех к столу. Некоторое время мы просто сидели за столом, наблюдая за тем, как мадам Пози суетиться, доставая из шкафчиков различную посуду и сласти. Как только женщина присела за стол вместе с нами, Томас решил начать беседу.
- Что ты знаешь о магическом мире, Гарри? – разливая горячий чай в красивые чашки, спросил он меня.
- Ничего. Я о существовании магии узнал от больных Альцгеймером бабушки и дедушки, так что я как бы пришёл сюда за подтверждением, - пожав плечами, я обмакнул шоколадное печенье в горячий чай. Ричард все это время пристально наблюдавший за мной, хохотнул, но вступить в беседу не решился.
- Но историю своей семьи ты ведь знаешь? – больше утверждая, чем спрашивая, произнёс Том, наклонившись над столом, чтобы взять ещё кусочек сахара.
Я было уже открыл рот, чтобы праведно возмутиться. Но как открыл, так и закрыл, громко щёлкнув зубами. Ещё несколько месяцев назад я был абсолютно уверен, что моя семья являлось самой заурядной и унылой во всём мире. Мои бабушка и дедушка были больны и вскоре должны были позабыть друг друга. Тётка была чопорна и совершенно не умела воспитывать детей. Её родной сын был злобным мальчишкой, не перестающим поедать вредную пищу, и решающий все вопросы кулаками. Дадли мог на несколько минут зависнуть, если в беседе с ним было произнесено слово больше чем из трёх слогов. И то все это время он тратил на то, чтобы решить поколотить собеседника за использование непонятных слов или дать сделать это своим дружкам. Её собственный племянник мог на спор украсть и прочитать любую книгу или журнал, лишь бы получить парочку наличных фунтов. Я воровал музыкальные пластинки из магазинов, продавал барахло Дурслей, и забирал в личное пользование все, что плохо лежало на своих местах. В плане воспитания двух мальчиков Дурсли дали полного петуха. Хотя о каком правильном воспитании может идти речь, если дядя Вернон был самым унылым мужиком на планете. Глядя на него невольно начинаешь завидовать оборванцам: их жизнь захватывающа и полна приключений. Да, они могли умереть от цирроза печени, но все лучше, чем разжижение мозгов из-за очередной заунывной речи о дрелях. Серьёзно, я о строение дрели знал больше, чем о функционале своего маленького Гарри. Хотя ладно, о его функционале я знал чрезмерно много, но не благодаря воспитательному элементу, исходящему от дяди Вернона.
- Да ничего он не знает о своей семье, да и о себе, - заметил Ричард, шумно отпив из широкого блюдца. – Ты своего рода рок-звезда магического мира, Гарри.
- Как это? – эго моё значительно подскочило до небывалых прежде высот.
- Твоя семья погибла, а ты остался жив, - спокойно и явно не собираясь вдаваться в какие-либо подробности, пояснил Ричард.
С громких Шмяк моё эго рухнуло на землю, превратившись в кашу из ошмётков плоти.
- Сомнительное какое-то достижение, - заметил я, став пристальнее наблюдать за всей троицей.
- Мы не знаем всю историю полностью и уж тем более не можем ручаться за её правдивость, - издалека начала выводить мадам Пози. – Все мы родились в разных странах и, как ты можешь заметить, в разное время. Ричард был участников Второй мировой войны.
- В то время, не только простецы хотели очистить мир от скверны, возвысив одну расу над другими. Среди волшебников с великой идеей править над простецами и всем миром был Геллерт Гриндевальд. Амбициозный и жестокий он не чувствовал никакой разницы убивая простой люд или же волшебников. Он хотел силы и власти, так что та опустошающая людская война играла ему на руку. В суматохе огня и боли проще всего уничтожить семьи несогласных и прибрать власть к своим рукам. Европа была в руинах, над ней реяли два знамени: нацистский и Гриндевальда, - голос Ричарда стал размеренным и степенным, заблудившись в воспоминаниях, он тщательно подбирал слова для своего рассказа. – Я был полевым медиком. Настоящим волшебником я никогда не был, да и вся моя семья предпочла отсиживаться за стенами своего поместья, выжидая, когда же Альбус Дамблдор схватится с Гриндевальдом и положит конец всей это чертовщине, творящейся в Европе. Мне же так поступить не давало чувство ответственности, да и совесть моя не спала как у всех остальных моих одарённых братьев и сестёр. Записавшись добровольцем на фронт, я попал в отряд полевым медиком. Правдой и слепым обманом, мне удавалось держать раненых бойцов в живых. Будь я настоящим волшебником, обладай хотя бы на чуточку большими силами, то мне удалось бы спасти куда больше людей.
- Не вини себя, друг мой, ты делал все, что мог, - похлопав старика по руке, участливо заметил Томас.
- Как бы там ни было, в сорок четвёртом после одной из бомбардировок я оказался свидетелем встречи двух самых жестоких волшебников двадцатого столетия. Быть может, магия меня тогда спасла, а может прочная конструкция дома, но я остался жив. Когда прозвучал хлопок аппарации, то крики о помощи свои я прекратил, как бы ни было больно, но язык следовало держать за зубами. Появиться среди горящих развалин города мог только последователь Гриндевальда, а от них милосердия лучше было не ждать. Я думал, что увижу молодого сопляка из какого-нибудь старого магического рода, но перед моими глазами предстал сам Геллерт Гриндевальд собственной персоной. Он любовался тем, что случилось, порой добивая живых. Ленивым долгим жестом, взмахивал палочкой, бросая убивающее проклятие. В какой-то степени вся эта картина была довольно красивой, завораживающей, - Ричард примолк, вспоминая то, что видел когда-то давно, а я, тихо чертыхаясь, пытался достать размякшее печенье из чашки.
- Волдеморт появился минут через двадцать. Он окинул горящие здания любопытным взглядом, прислушался к стонам умирающих, и произнёс что-то вроде: «Кажется, на их улице, наконец, праздник». Мальчишка спросил отчего Гриндевальд берет в своё окружение маглорожденных и полукровок, порой убивая представителей чистой крови. Он не понимал этого, думая, что следовало бы поступить иначе: убить грязную кровь, чтобы избранные правили над людьми. Наверное, нужно отдать Гриндевальду должное он считал, если ты волшебник – то уже избранный, вопрос лишь в том, на чьей ты был стороне. Молодой Волдеморт исчез почти сразу же, он явно был недоволен отношением Гриндевальда к чистоте магической крови.
- Именно это и стало его лозунгом для восхождения, - будто приняв эстафетную палочку, продолжил Томас. – Волдеморт считал, что только чистокровные волшебники могли владеть магией, прочие же её были не достойны. Представители старых семей тут же прониклись этой идей. Вон паршивых грязнокровок и маглолюбцев. В магическом мире нет места слабым и нечистым.
Весь их рассказ напоминал самую увлекательную и страшную сказку, которую рассказывают в темноте у костра, когда жарят зефирки. Но начало было таким длинным, что я уже начал сожалеть, что вообще спросил.
- Есть какая-то разница в том, какой ты волшебник? – прежде чем мои собеседники пустились в очередной витиеватый рассказ о прошлом, я решил вклиниться со своим уточняющим вопросом.
- Нет никакой разницы! - яростно заметил Ричард.
Если бы в руках Ричарда была указка, он бы шарахнул ею об стол так, что указка и столешница бы сломались. Томас снова похлопал старика по руке, на этот раз вкладывая в свой жест, желание успокоить. Сердито дыша, словно загнанный зверь на бойне, Ричард кивнул, показывая, что все хорошо.
- Все люди разные, Гарри, и магическая сила у всех своя: у кого-то она больше, у кого-то меньше. Сама сила волшебника не зависит от того в какой семье он родился. Мы обладаем только тем, что нам даровано. С возрастом волшебник накапливает знания и умения, он учится всевозможным уловкам, и его магия развивается вместе с ним. Если можно так сказать, то волшебник и его магия растут вместе, заботясь друг о друге. Магия может защитить человека от боли и помочь быстрее вылечить повреждения, она делает его сильнее и быстрее. Возвышает его над природой и прочими живыми существами. Но если волшебник захочет больше силы и власти, возомнит себя тем, кем не является, то магия стребует цену в уплату этого могущества. Она отметит его, деформируя тело, показывая миру, что баланс нарушен, - словно учитель, Ричард рассказывал мне лекцию о важности баланса между умеренностью и жадностью. - Семья же может дать молодому волшебнику знания, накопленные поколениями, обучить заклинаниям, рассказать хитрости. Познакомить с нужными людьми и замолвить словечко, когда следует. Именно этого и не будет у молодых мальчишек и девчонок, родившихся в семьях простецов.
- Это как семьи ремесленников, да? Они занимаются чем-то одним целыми поколениями и знают все премудрости своего дела, поэтому их работу так ценят. Но ведь бывают и самородки, - кажется, я весьма утрировал ситуацию, но общий смысл был мне понятен.
- Верно, и обычно этого самородка быстро прибирают к рукам, чтобы обучить всем премудростям и привнести что-то новое в свою семью, - усмехнулся Ричард.
- Тогда почему этому самому Волдесморде удалось найти себе сторонников? – чувствуя какой-то вселенский подвох, решил уточнить я. - Ведь не могла же половина магического населения страны быть настолько умственно отсталой, что не понимала прописные истины.
- Потому что наша страна до сих пор не отказалась от титулов и вбитой когда-то чопорности. Именно вот этот старый костяк семейств и кричал больше всего, не желая расставаться со всеми своими привилегиями, к которым они так привыкли. Та половина моей семьи, что не пала при войне с Гриндевальдом, умерла под патронажем Волдеморта, - Ричард неожиданно захохотал. – Единственный кто остался недоволшебник-недосквиб.
- Нужно иммигрировать, с этим островом уже все ясно, - протянул я. Если честно, я улавливал только общий смысл беседы, но в жизни всегда все по-другому, так что вряд ли мне было суждено понять все премудрости магического мира, пока я в него не попаду. – Это все конечно хорошо, то есть плохо, но это все не объясняет, почему меня считают рок-звездой?
- Волдеморт пришёл в твой дом, чтобы убить, но вместо этого пал сам, - чётко ответила Софи, не став вести долгую подготовительную речь. – Хэллоуин восемьдесят первого стал знаменательным днём для Британии. Все праздновали день смерти Того-Кого-Нельзя-Называть и поднимали бокалы за Малька, который выжил. У тебя должен был остаться шрам о том дне, - мадам Пози попыталась было разглядеть в той серии шрамов, что украшал моё лицо, нужный, но не смогла.
- Волшебники дали мне прозвище? – недоверчиво переспросил я. – Мальчик, который выжил? Почему вселенная ко мне так несправедлива? Потти – обормотти и Мальчик, который выжил.
Взрослые посмеялись надо мной, разливая новую порцию душистого чая. Все, что они рассказали мне, было лишь снежной крошкой на верхушке айсберга, если бы я начал расспрашивать их дальше, то лишь запутался бы. Возможно, мне стоило спросить о чём-то, что я мог понять прямо сейчас.
- Получается, что волшебники живут за счёт того, что продают свою продукцию обычным людям? – мы сидели на кухне, которая была заполнена всевозможными магическими предметы. Даже чашки, из которых мы пили чай, имели на себе чуть золотистый налёт.
- Нет, конечно же нет, - хохотнул Том, весело отмахнувшись от моего предположения. – Магический мир полностью обособлен: у нас своя структура финансов, правительства, здравоохранения и развлечений. Настоящие волшебники живут в своём мире и работают на различных должностях, получая за это золото и серебро. А мы, выброшенные за круг нормальной волшебности, вынуждены жить так, как получается. Если говорить технически, то мы не торгуем магическими предметами. Да, магия в них есть, но она довольно незначительна, так что Сектор борьбы с незаконным использованием изобретений маглов не может её отследить и наказать нас за торговлю.
- В самом деле, что плохого может быть в том, что подростковые прыщи быстро сойдут или морщинки у глаз молодых мамочек исчезнут, и они снова будут хорошо выглядеть? Разве я делаю что-то дурное? Простецы довольны тем, как после шампуней блестят их волосы, как уменьшаются морщинки и какой гладкой и чистой становится кожа. Они приходят ко мне снова, а я только рада помочь, - искренне стала защищаться мадам Пози, отстаивая свою возможность приторговывать волшебством. – Да и магии во всех моей продукции совсем кроха: капелька одного зелья, да другого – ничего больше.
- Так значит вы правонарушители и контрабандисты? – с широкой улыбкой на лице, уточнил я.
- Совсем чуть-чуть, - показывая расстояние в дюйм между указательным и большим пальцем правой руки, улыбнулся Томас.
Это был приятный момент, когда все веселы от прозвучавшей шутки, и никому не нужно продолжать беседу, чтобы нарушить тишину. Мадам Пози принесла к столу торт из шоколадных коржей, пропитанных малиной. Мы медленно смаковали вкусный десерт и каждый думал о чём-то своём.
- Мне кажется, вы были напуганы, когда забрались ко мне в палату. Почему? – постаравшись припомнить то, что долгое время казалось мне лишь сном, спросил я.
- Ты Мальчик, который выжил, Гарри, если честно, когда мы впервые увидели тебя в этом городке, то хотели собрать чемоданы и переехать куда-нибудь подальше. Мы думали, за тобой будут присматривать, и о нашем маленьком предприятии быстро станет известно Министерству. Но шли дни, а единственным полноценным волшебником на весь Литтл Уингинг был и оставался ты. Торговля пошла полным ходом, деловые контакты с сонными сплетниками соседями завязываться. И вдруг произошло это глупое несчастье у школьных ворот. В тот день мы услышали около десяти различных версий произошедшего, но больше всего нам интересовало не твоё самочувствие, Гарри, а сохранность наших шкур. Мы ждали волшебника, который помог бы тебе, тем же вечером, но прошла неделя, другая - никто не приходил. Может твоя тётка надеялась на современную медицину, поэтому и выжидала время, не обращаясь за помощью к волшебникам. Мы не могли больше находиться в столь опасном и подвешенном состоянии, нужно были либо помочь тебе, либо сбежать. Все хорошенько обдумав, мы решили действовать, надеясь, предотвратить появление кого-нибудь ещё. Мы хотели избавить тебя от всех последствий аварий, но получилось только восстановить повреждённые внутренние ткани и кости, - пояснил Ричард, виновато улыбнувшись.
Мадам Пози шептала себе под нос что-то крайне недовольное, очевидно, её мужчины в обсуждение не взяли, поэтому для неё и стало таким шоком, что они забрались в мою палату. Покусываю нижнюю губу я размышлял обо всем услышанном. Было странно, что они вообще извинялись за то, что в первую очередь подумали о себе. Сохранность собственной шкуры всегда дороже, особенно если учесть, что у самого рыльце в пушку, как у этой троицы. Будь я на их месте вообще бы сидел ровно и не выходил на улицу, чтобы меня лишний раз никто на улице не заметил.
- Подождите, получается, вы можете убрать эту сетку для игры в крестики-нолики с моего лица? А что насчёт моего зрения? – резко встрепенулся я, если честно, надеясь, что выйду я из этого дома уже обычным мальчишкой.
- Шрамы, конечно, получится убрать, - воскликнула мадам Пози, будто это было делом пяти минут. Поспешно вскочив с места, она выбежала из кухни.
- А вот с глазами мы тебе помочь ничем не сможем. Их лучше будет посмотреть специалисту в Святом Мунго. Капли, что мы сделали для тебя, вреда никакого не приносят, но и пользы, кроме как косметической, никакой не делают, - признался Ричард, протянув мне пузырёк с каплями.
- Вот, держи, - мадам Пози вручила мне пузатую баночку с мазью. В руках моих горело маленькое солнышко, заточенное в стекло. – Нанесёшь на кожу лица и остальные шрамы на ночь: кожа будет казаться влажной, но, не бойся, так просто мазь не сотрётся ночью о простыни. С утра смоешь то, что останется с мылом. Может быть, понадобиться несколько нанесений, но не думаю, что больше трёх. Никакой из этих шрамов ты не получил с помощью магии, так что все их можно будет убрать.
Спрятав капли и мазь в пакет, я попытался придумать о чём ещё их можно было спросить. Честно говоря, было слишком много новой информации, которая по большей части была мне не понятна. Они вроде и говорили на английском, но порой несли такой отдалённый от заданной темы бред, что складывалось впечатление, что мы говорим на разных языках.
Монашки согласно кивнули мне, кажется, и у них началась мигрень.
- Как же вы все познакомились? – я посчитал этот вопрос самым нейтральным. Не думаю, что история их знакомства тянулась с сороковых годов.
- В школе, - радостно ответила мадам Пози, будто это было само собой разумеющимся, что три человека, находящихся в разных возрастных группах, могли познакомиться именно там. Если честно, я рассчитывал на то, что Ричард был отцом Тому, а Том был отцом Софи.
- Как это в школе? Как долго Том и Ричард не могли её окончить, что дождались вашего туда поступления? – протянул я, надеясь подловить их на лжи.
- Есть одна магическая школа, обучение в которой может пройти любой сквиб и слабый волшебник, - отсмеявшись, начал объяснять Том. – Для этой школы не важно, в каком возрасте ты туда поступил, важно, чтобы за тебя кто-то поручился. Вместе мы проучились там лишь год, но общие интересы и идея создания этого магазинчика объединила нас, так что, после окончания школы, соединив усилия, мы создали его. И теперь переезжая из одного городка в другой, мы набираем для себя базу клиентов, которым потом высылаем свои товары по почте.
- Значит, вы скоро исчезните и из Литтл Уингинга? – удивлённо спросил я. Тётя Петунья будет в глубочайшей печали: она так любит их омолаживающие маски и крема.
- Да, птичка принесла нам на хвосте интересную новость, так что к концу января мы переедем куда-нибудь ещё, - кивнул Ричард.
- Что за новость? – вопрос вырвался раньше, чем я сумел сообразить о чём спрашиваю.
- В феврале или марте в дом твоих соседей переедем Арабелла Фигг, - недовольно протянул Ричард. – Эта старая кошатница имеет почти легальную лицензию на разведение жмыров. В прошлый раз мы пересеклись с ней в Сент-Хеленс и она чуть не сдала нас министерству. Нам вообще-то так же полагается иметь лицензию на торговлю, но… кого вообще волнуют эти лицензии?
- Поэтому во избежание лишней огласки и соблазна отравить всех её жмыров, мы уже сейчас сообщаем нашим клиентам, что переходим на торговлю по почте, - поджав губы на манер тётушки Петуньи, заметила мадам Пози. Так это не фирменный жест тётушки! Это что-то возрастное для всех женщин.
- Получается, что в вашем обществе есть своя конкуренция? Вы все действуете в обход ваших властей, но и напакостить другим таким же пытаетесь? – с лёгким смешком спросил я. Вот уж никак не ожидал, что такое может быть.
- Это все Фигг, - парировал Ричард. – Безумная кошатница! Она считает, раз водит дружбу с Дамблдором, то на неё не действуют законы сквибов. Так что мы её отслеживаем и предупреждаем друзей, если Её кошачье величество собирается поселиться где-нибудь поблизости.
- Подождите, получается, есть и другие предприятия, таких как вы волшебников? – я даже привстал со своего места от любопытства.
- Разумеется, - подтвердил Том. – Семья Тобиаса делает превосходную мебель. Герберт Пруэтт помогает всем нам с бухгалтерией. Трипы пошли ещё дальше – они ремонтируют автомобили простецов, слегка улучшая двигатели, чтобы машины прослужили дольше. У Яксли есть настоящая лицензия для разведения жмыров. Он прекрасный селекционер: его кошки одни из лучших на этом рынке. Многие сквибы живут очень скромно, занимаясь сельским хозяйством или каким-то своим любимым делом. Все мы стараемся друг другу помогать, поэтому такое крысье поведение, которое проявила Фигг, осуждается.
- Ого, особенный тайный мир, внутри тайного магического мира! – восхитился я. – А я могу стать его частью?
- Мы напишем в школу ходатайство за тебя, - кивнул Ричард. – Но окончательное решение за руководством школы.
- Мы ещё встретимся с тобой до отъезда из города, но сейчас тебе пора домой, - взглянув на часы, воскликнула мадам Пози. – Твоя тётя должно быть волнуется.
Моя тётка не забила тревогу, когда я скрылся в неизвестном направлении почти на весь день, так что я очень сомневался, что она начнёт переживать, точно зная куда я направился. Попрощавшись с троицей контрабандистов и нарушителей магических законов, торопливо двинулся в сторону дома. В моей голове было столько новой информации, что хотелось побыстрее устроится на кровати, чтобы все хорошенько обдумать.
Срань господня, кажется, я собирался открыть для себя весь этот невидимый колдовской мир!
Глава 1. Прилюдное унижение поросёночка Дадли и чем оно обернулось
Это был один из тех снов, из которых ты не можешь выбраться. Они засасывают тебя все глубже и глубже в своё страшное нутро и сколько бы ты ни бежал, сколько бы ни барахтался в глубокой воде, надрывая лёгкие в крике, никто тебя не услышит и не спасёт. Остаётся надеяться только на спасительный толчок, который вытолкнет тебя из вязкого марева этого жуткого сновидения.
Мне снилось, что я стою на берегу широченной реки. Серебристая вода переливалась на солнце так, что приходилось жмуриться, чтобы рассмотреть тех, кто стоял на другом берегу. Но чем больше я прикрывал глаза, пытаясь защититься от ослепительных вспышек, тем сильнее мои глаза болели и слезились. В конце концов, мне пришлось повернуться к реке спиной, чтобы попытаться унять слезы. Не знаю почему, но мне было жизненно необходимо увидеть тех людей, что стояли на другом берегу. Это был сон, так что, повернувшись лицом к реке, несмотря на слепящие блики, я поднял руку к воде, и река стала осушаться. Чем больше сил я вкладывал в это, тем быстрее из воды стали показываться затонувшие когда-то в ней предметы, покрытые илом. Испаряющаяся вода поднималась к небу крошкой золотистых крупиц. Я видел их совершенно отчётливо, в отличие от всего остального мира, будто эти золотистые песчинки были частью меня или той частью вселенной, которую чувствуешь на каком-то подсознательном уровне. К тому моменту, когда вся слепящая вода исчезла, я чувствовал себя совершенно измотанным. Разрывающая головная боль и резь в глазах внезапно отступили, заменившись ватным ощущением бессилия, но прежде чем сон прервался внезапным толчком, вырвавшим меня из мира сновидений в мир людей, я ещё успел увидеть на том берегу мутные фигурки людей.
Не было никаких цветов.
Сквозь ватный дурман до меня донёсся визгливый крик тётушки Петуньи. Я понял, что это она, потому что уже давно привык к её слитным визгам, лишённым кислорода. Обычно мне удавалось разобрать слова, но сегодня, по всей видимости, был не тот случай, да и кричала она не на меня. Не было привычного выдоха, означающего моё имя, поэтому я позволил себе провалиться в блаженное забытьё.
Басовитые раскаты гнева дяди Вернона я ощущал даже во сне. Дядюшка казался мне огромной дрелью, создающей сильнейшие вибрации. Он будто был где-то поблизости со мной и далеко-далеко. Хотел бы забыть обо мне навсегда и не мог.
Следующим толчком, вырвавшим меня из цепких лап дурмана, стала неаккуратно удалённая из моей вены игла. Мне хотелось бы возмутить, но сил, да и желания даже для столь крохотного действия не оставалось. Я был уже готов снова провалиться в сон, когда мой мозг зацепился за странную речь.
- Глупые маглы! Зачем они вкололи в него столько иголок? Он словно дикобраз.
Возмущённый голос принадлежал мужчине, должно быть уже пожилому. Отчего-то мой разум рисовал мне старика с длиной седой бородой и трясущими руками. Что-то среднее между совсем свихнувшимся параноиком и педофилом. Мой мозг в тот момент меня явно ненавидел.
- Прекрати трогать иголки! Никто из этих маглов не должен знать, что мы здесь были и трогали мальчика. Я не хочу проблем с Аврорами. Нас могут посадить в Азкабан только за то, как мы сюда пробрались. Давай сделаем все быстро и уходим.
Этот старик был явно моложе и куда более энергичным. Бред он нёс такой же сильный, как и первый мужчина, но явно мог причинить мне больший вред. Мой мозг, подсказывающий, что именно он мог со мной сделать, ненавидел меня тогда очень сильно. История оригинальной Спящей красавицы во всей красе предстала перед моими глазами. Внезапно стала проходить спасающая отупляющая бесчувственность, оставляя за собой ощущение колющей боли. Как в том сне мне хотелось поднять руку, чтобы растворить стариков в мареве золотистых крупиц, превратив в мутную пыль на полу.
- Но нам нужно убрать все эти бинты, чтобы нанести мазь на раны, - возмутился было первый старик, но какой-то шум из коридора поспешно заставил мужчин замереть на месте, прислушиваясь к тому не зайдёт ли кто в комнату.
- Вылечим его изнутри, о шрамах пусть позаботятся маглы, - молодой был явно испуган, он часто дышал, бормоча что-то про подштанники Мерлина.
Может быть, это сон? Какая-то ужасная смесь из сказок о волшебстве, приправленная жуткими фантазиями Томаса Харриса. Что за чёрт тогда меня дёрнул взять его книги? Ах точно, я получил двадцать фунтов за то, что мне удалось стащить их из библиотеки и ещё по двадцатке за то, что я их прочёл. Несмотря ни на что, это была хорошая сделка.
Пока я соображал, что происходит, одному из стариков удалось влить мне в горло какую-то жидкость. Вкуса я не почувствовал, снова начав падать в забытьё.
Это была все та же река, но только на этот раз я был в самом её сердце. Золотая пыль клубилась в небе, но ей не хватало скорости: ледяная вода осушалась слишком медленно. Холод сковывал меня быстрее, сил на борьбу совершенно не оставалось. Отчаянно хватая ртом воздух, я барахтался в воде из последних сил, надеясь на спасительное чудо. Любое невозможное с логической точки зрения происшествие вполне могло подойти. Сквозь толщи воды я все ещё мог видеть золотое свечение, но чем глубже я погружался, тем сильнее становилась темнота. Пока не осталась видна лишь одинокая золотистая венка моего погружения во тьму.
- Проснись, Гарри, проснись! Ты ещё не получил пятьдесят фунтов за то, что выкрал из директорского кабинета личное дело дебошира. А ещё есть твой непутёвый братец. Ты непременно должен свести с ним счёты. Нельзя так просто спустить ему с рук того, что ты торчишь в больнице, - из последних сил я мысленно кричал на себя, уговаривая себя бороться, пытаясь ухватиться за золотистую венку рукой. Легкие уже горели от недостатка кислорода. Наперекор здравому смыслу я сделал глубокий вдох, наполнивший меня ледяной водой.
Правую руку приятно грела шероховатая золотая нить.
Рывок в создание был таким сильным, что несколько первых мгновений я не мог точно разобрать где был сон, а где явь. Правая ладонь горела огнём. Мне хотелось поднести её к груди и баюкать, чтобы успокоить боль, но что-то мешало. Попытавшись пошевелить другой рукой или ногами, я обнаружил, что был пристегнут к кровати широкими ремнями.
- Успокойся, Гарри, - сдержанный тон тётушки Петуньи немного успокоил меня, и я перестал барахтаться на кровати.
- Почему? – голос мои оказался хриплым и сорванным, будто я кричал без остановки несколько часов.
- Твоё тело плохо отреагировало на некоторые лекарства и тебя пришлось привязать, чтобы ты случайно не навредил себе, - голос тётушки был тихим и осторожным. Она поднесла к моим губам трубочку, и я сделал глоток приятной прохладной жидкости. Никогда ещё вода не казалась мне такой вкусной. Особенно, если учесть, что буквально несколько мгновений назад я тонул в ней, погружаясь всё глубже в абиссальную тьму.
- Гарри, я хочу, чтобы ты слушал меня очень внимательно, - в голосе тётушки зазвенели опасные холодные нотки. Всегда спасающее меня чувство самосохранения тут же включилось и, несмотря на подступающую головную боль и дискомфорт от ремней, я сосредоточился, чтобы не пропустить ни единого слова из сказанного тётей. – Большую часть твоих повреждений медикам удалось вылечить: кости почти срослись. Ты на удивление быстро поправляешься. Но твои глаза…
Тётя Петунья трагично замолчала, будто не зная как лучше преподнести мне новость, о которой я и сам уже догадался.
- Осколки стекла… их было так много… - тётя прервалась было, готовая разрыдаться, но, сделав несколько глубоких вздохов, продолжила. – К счастью, врачам удалось достать все инородные частички из твоих глаз, но боюсь ни какая медицина или… магия не сможет вернуть тебе зрения.
Правую ладонь всё ещё жгло, я сосредоточился на этом ощущении, чтобы меня снова не захлестнуло ледяной волной. Глубокий вдох – выдох. Хорошо, я подумаю обо всем завтра, а пока нужно немного поспать.
- Мне жаль, что так получилось, Гарри. Правда, жаль, - шёпот тётушки доносился ко мне издалека, откуда-то из-под толщи ледяной воды. Всё к чему я привык, вся моя прошлая жизнь оставались там: в тёмной воде, скованная льдом, пока кто-нибудь не найдёт её и не вытащит на сушу, как капитана Америку. – Но, возможно, так даже лучше. Калекой ты им не нужен, они не придут за тобой, как пришли за Лили.
И вроде бы я слышал её слова, да и врачей, но старался пропускать их мимо ушей, чтобы они не застревали в сознании, мучительно засасывая меня куда-нибудь в пучину депрессии и непременного желания выпрыгнуть в окно. Я просто не обращал внимания на окружающий мир, позволяя ему бежать вперёд, сделав меня невидимкой. Одинокая больничная палата и различные лекарства очень этому способствовали.
Но чем меньше обезболивающих веществ поступало в мою кровь, тем спокойнее становились сны. Мне больше не казалось, что я тону или вижу весь мир, подсвеченный золотом. Мои сны заполнились голосами: в разном темпе они все повторяли одну и ту же фразу, зовущую меня следовать за светом. Но вскоре и они перестали мне сниться: мой взбудораженный мозг, наконец, смог свыкнуться с происходящим, постепенно отсекая все, что могло мне навредить. К моменту снятия повязок с головы, я уже и думать забыл о своих странных снах, вызванных сильными лекарствами.
Ничего не изменилось поначалу.
Была только темнота, запахи потных врачей и их нескончаемый заунывный бубнёж.
Мутная грязь появилась через несколько дней. Она покрывала плёнкой все предметы в палате, так что я смог, наконец, понять где нахожусь и что меня окружает. Это было странное дурманящее ощущение кошмара наяву. Но чем больше я моргал или жмурился, ничего не менялось: грязноватые очертания предметов все так же мне виделись. Я не спешил поделиться с врачами своими наблюдениями, предпочтя переждать несколько дней. Может быть, мозг обманывал меня, пытаясь вернуть потерянное. Но ни через пару часов или пару дней ничего не изменилось. Наоборот все предметы стали ещё более отчётливыми. В них не было никаких цветов – всё та же мутная грязь, но, если подумать, с этим можно было жить. К моменту выписки из больницы я смог разглядеть и людей. Покрывающая их оболочка была намного чище, она позволяла мне даже различать их мимику.
Долгие дни, проведённые мной в своей комнате, научили меня разбираться в звуках дома и узнать кое-что новое о своих родственниках. Дадли ничем не удалось меня удивить, но он довольно громко читал новые выпуски комиксов, так что хоть какой-то плюс от него все-таки был. Тётя Петунья имела какой-то тайник в подвале. Она не часто к нему ходила, чтобы проверить сохранность спрятанных вещей, но все же иногда заглядывала. Может, чтобы смахнуть пыль или ещё зачем. На самом деле я бы даже не обратил на это внимание, если бы случайно не спустился на кухню за стаканом сока. Тогда-то я и услышал причитания тётушки. Она словно Голлум вела беседу сама с собой. По всей видимости, всегда побеждала злая половинка, раз спрятанные вещички все ещё были в подвале, и тётя их периодически проверяла. То, что я узнал о дядюшке ввергло меня в ужас: хотя бы раз в неделю ему удавалось развести тётушку на исполнение супружеских обязанностей. В такие ночи я затыкал уши подушкой, напевая себе под нос песни из нового альбома Аэросмит, и проклинал себя за то, что просыпался посреди ночи из-за каждого шороха.
То были долгие недели привыкания к новой жизни.
Начало декабря выдалось чудесным, и оно принесло новый вид деятельности в мою жизнь. Выпавший ночью снег звонко поскрипывал под ногами, мороз щипал щеки и нос, но мне нравилась такая погода. По крайней мере, в течение часа или двух, я был от неё в восторге. Пока мои зубы не начинали выбивать чечётку, возвращаться домой я не собирался, надеясь найти что-нибудь новое, ранее мной незамеченное.
Например, маленький магазинчик, торгующий парфюмерией собственного производства. Тётушка была в восторге от их шампуней и масок для лица. Впервые, когда мы зашли туда, тётя, в манере, не предусматривающей какого-либо решения проблемы, пожаловалась владелице на мою ужасную шевелюру. Звонко рассмеявшись, мадам Пози протянула моей тётке баночку шампуня. С того момента, вернее с момента как я помыл голову этим шампуней и мои волосы перестали топорщиться в разные стороны, и началась безмерная любовь тётушки к продукции этого магазинчика.
В тот первый раз, да и во множество других посещений, я не заметил ничего необычного. Все изменилось несколько недель назад, когда тётушка привела меня туда, чтобы забрать свой обычный заказ. Вместо серебристо-сероватых баночек всех фасонов и размеров, которыми обычно были уставлены все полки от пола до потолка, передо мной предстало море солнечных золотых оттенков. Маленькие золотые торнадо были плотно закупорены внутри упаковок с шампунями, кондиционерами и маслами. Они бросали причудливые отсветы на все вокруг, высвечивая внутреннее пространство магазина в тёплых оттенках. Они даже шумели: каждая баночка издавала свой уникальный звук. Все вместе они сливались в завораживающий шелестящий гул.
Я простоял у полок с увлажняющими маслами добрых двадцать минут, прислушиваясь к задорному журчанию, исходящему из каждой баночки, пока тётя Петунья сплетничала с мадам Пози.
- Так жаль, что случилось с Гарри. Неужели, ничего нельзя сделать? – хоть мадам Пози и понизила голос, участливо прошептав свой вопрос тётушке на ухо, я все равно его услышал. Да и как не услышать, если все, что я делал в последнее время – это слушал. Оторвавшись от рассматривания золотых торнадо, перевёл взгляд на разговаривающих женщин и опешил. За последние недели мне уже удалось привыкнуть к тому, что семья Дурслей потеряла все краски, став молочно-белоснежными. Все люди неожиданно приобрели молочную плёнку, покрывающую их с головы до пят. Никаких других цветов я не видел, был лишь этот, порой отливающий призрачным серебром оттенок потустороннего. Но мадам Пози была совершенно другой: под молочной плёнкой по её коже распространялись золотые импульсы. Порой эти яркие импульсы соударялись с тончайшей плёнкой, покрывающей её кисти, и тогда её руки обретали золотистый оттенок. Это длилось не дольше пары минут, но повторялось с регулярной частотой.
- К сожалению, нет, - привычный ответ прозвучал, закрывая беседу и оканчивая визит.
- Ох, Петти, подожди, - схватив одну из склянок с густым бальзамом, мадам Пози протянула её. – Это поможет c...
Невразумительный жест куда-то в мою сторону, одновременно показывающий на всего меня и на что-то отдельное во мне, в частности. Таким образом, я стал обладателем золотистого бальзама, имеющего острый пряный запах, от которого все время хотелось чихать. Если честно, первую неделю я просто смотрел на баночку, прислушиваясь к её ровному свистящему звуку. Отважился воспользоваться я этим бальзамом далеко не сразу. В основном, потому что с момента возвращения домой избегал зеркал. Каким-то образом, мне удавалось видеть окружающих меня людей, даже предметы, но я не видел себя. Поднимая руки к лицу или отпуская взгляд вниз на ноги, я ничего не видел, хотя без сомнения у меня было здоровое тело. Относительно здоровое.
Так что после визита к парикмахеру, куда меня отвела тётя Петунья, чтобы мастер выровнял мои неравномерно обритые волосы, я решился, на этот отважный и, если честно, довольно глупый поступок. Зачем слепому смотреть в зеркало?
Плотно закрыв дверь в свою комнату, я несколько минут стоял неподвижно, всматриваясь в мутно серую дверцу одёжного шкафа. На её внутренней стороне было зеркало, которое могло уничтожить все мои призрачные надежды на… чудо? Если честно, не знаю, на что я надеялся или во что верил, но больше всего я боялся, что умер. Умер и поэтому не вижу своего тела, а все люди покрыты этой молочной плёнкой. И получается, что я – привидение, застрявшее в мире живых, а Дурсли ведут себя так, как будто я ещё живу с ними, по привычке. Это был ритуал, которому они следовали восемь лет своей жизни и так быстро от него не отучиться. Так что, если я и правда мёртв?
Решив не накручивать себя сильнее, решительно распахнул дверцу шкафа. Мой скудный мутный гардероб слабо вздрогнул на своих вешалках. Сердце гулко билось в груди. Серьёзно, пусть все это окажется самым реалистическим и паршивым сном в моей жизни. Пусть я проснусь, когда взгляну на себя в зеркало и окажется, что сейчас тринадцатое октября и пора идти в школу.
Ни черта!
Я видел отражение, но оно было из разряда: самый наркотический вымысел обкурившегося автора художественной фантастики. Быстро бьющееся золотое сердце гнало по тонким нитям яркое золото к глазам.
Я сумасшедший!
Нет, действительно, я – сумасшедший, меня накрыло с каких-нибудь препаратов и поэтому я вижу весь этот странный плёночно молочный мир. Другого адекватного объяснения всему происходящему мне подобрать не удавалось.
Закрыв глаза и сделав несколько дыхательных упражнений, я снова взглянул на своё отражение, надеясь на этот раз разгадать загадку, где скрывается правда, а где – редкостный бред. Золотое сердце билось уверенно и спокойно, толкая по двум тонким жилам свой свет к глазам. Отчего-то мне представилась сосудистая система человеческого организма. Что будет, если этот золотой свет будет двигаться по всем сосудам? Буду ли я похож на мадам Пози?
Дверь, скрипнув, приоткрылась, тётя Петунья часто заглядывала в мою комнату, чтобы проверить все ли со мной хорошо. Несколько минут она, нахмурившись, смотрела на меня, а я слепо пялился на неё, пытаясь увидеть хоть какой-то оттенок цвета.
- Я, правда, существую? – должно быть, я огорошил её своим вопросом.
- Конечно, - привычный презрительно ироничный ответ.
- То есть, я хочу сказать, что у меня и правда есть руки, ноги, голова и я существую в настоящем мире, а не застрял где-то между миром живых и мёртвых? А вы ведёте себя так, потому что просто привыкли, что с вами в доме живёт племянник и нужно с утра позвать его к столу, недовольно прикрикнуть, если он выглядит слишком по-мальчишески неопрятно и загнать спать вечером, чтобы самим в покое попить чая перед сном. То есть, я правда-правда-правда настоящий?
Поджав губы, тётя Петунья смотрела на меня очень внимательно, будто прикидывая, каким будет моё ежемесячное содержание в психушке. Очевидно, сумма оказалась непомерно большой, потому что она решительно зашла в мою комнату и с проворством, которого я от неё не ожидал, ущипнула меня за руку.
- Ауч! Что вы делаете? – растирая больное место, возмутился я, невольно взглянув в зеркало. Золотистые импульсы охотно мчались по тонким, слегка отсвечивающим, линиям сосудов к месту щипка. Нити, ведущие к глазам, стали более разветвлёнными и больше нигде не прерывались.
- Ты существуешь, Гарри. Ты живой, здоровый мальчик. Просто ты больше не можешь видеть, но ты настоящий, - нерешительно коснувшись моего лица, будто жилая приласкать, она быстро выскочила из комнаты. Словно и не было её здесь.
Неуверенно потирая кожу щеки, к которой прикоснулась тётка, я размышлял о всем произошедшем. Так сказать, подбивал итоги своего эксперимента.
Я существую.
На самом деле, я каким-то образом могу видеть, хотя мир больше и не такой как прежде.
Возможно, я не сошёл с ума, но нужно будет все же это как-нибудь проверить.
Мой слух, обоняние и осязание стали значительно лучше.
Мои умственные способности после удара об асфальт не пострадали. Но если подумать, может и пострадали, но слюни я не пускаю и желания убивать и жрать мозги у меня нет, так что все хорошо.
Если все суммировать, то получается…
Получается, что я чёртов Сорвиголова!
Радости это придало мне ровно на десять минут, пока Дадли не прошмыгнул в мою комнату. Он переминался с ноги на ногу, явно не зная, что ему сделать, чтобы сообщить о своём присутствии. Даже, если бы я был совершенно слеп, то учащённое дыхание Дадли и громкое урчание в его животе набатом сообщили бы мне о его присутствии в комнате.
- Нас ждут на ужин, - наконец, сообщил братец, ухватив меня под руку и резво уводя прочь из комнаты. Его был энтузиазм, да в какое-нибудь мирное русло, но нет, весь он теперь направлен на мою бедную персону.
- Я может и слепой, но ходить умею, - в последний момент, увернувшись от встречи с комодом, я выдернул руку из цепкой хватки Дадли, вперив в него свой слепой взгляд. Брат хотел было отвесить мне обычный подзатыльник, и даже поднял руку, но в какой-то момент инстинкт самосохранения или просто стыда сработал, и он поспешно отпустил руку.
- Тогда идём, нечего тут стоять, - недовольно буркнул Дадли, начав первым спускаться с лестницы. На каждой ступеньке он останавливался, оглядываясь на меня. Могу поспорить в тот вечер, когда Дурсли всем семейством оказались дома и выспросили сыночка о том, что случилось, его впервые в жизни наказали. Просто другой причины почему Дадли, несмотря на свой страх смотреть на меня, все время околачивается где-то поблизости, чтобы присматривать за мной, я придумать не мог.
На самом деле мне было особенно жутко видеть именно Дадли. Последним цветным пятном, что я увидел в своей жизни оказалась его перекошенная от напряжения красная рожа. Так что, чем чаще я вспоминал тот день, анализируя, что я мог сделать по-другому, тем чаще я вспоминал лицо брата. Мне хотелось бы ненавидеть Дадли. Так как могут ненавидеть только братья: искренне и бесконечно, но у меня не получалось. Может виной всему были медикаменты, притупляющие мои чувства или то, что я сидел в одиночестве в комнате, так что у меня было много времени для раздумий.
Сколько я себя помнил, Дадли всегда обижал меня: щипая, пиная и сваливая на меня все свои преступления. Конечно, я пытался колотить его в ответ, но толстокожего братца мои попытки дать сдачи не сильно задевали. Так что можно сказать, что тот публичный позор был долгим, выношенным планом по отмщению. Очередным завитком боли и обид, которые мы друг другу наносили. В ответ на это я попал под колёса машины.
Мгновенная карма.
Вот же сучка!
Я предпочёл бы, чтобы ужин прошёл в тишине, но дядя Вернон завёл свою бесконечную песнь о дрелях. И уж лучше бы мы говорили о внешней политике, чем это. Быстро съев свою порцию, я уже был готов выскочить вон из кухни, но тут дядюшка внушительно прокашлялся, отчего моя голова непроизвольно дёрнулась на звук, ожидая неприятностей. Подобравшись, словно собака перед началом гонки за любимым вшивым котом, я ожидал худшего, и оно не заставило себя ждать.
- Мардж приедет в эти выходные. Она останется у нас на некоторое время, пока в её доме будут менять полы, - выдал, наконец, дядя. Буквально кожей ощущал на себе их взгляды. Шумно сглотнув, я ухватился за косяк кухонной двери. Дадли тут же подскочил, будто желая поддержать меня, если я вдруг упаду в обморок от столь радостной новости. Пока у меня был шанс манипулировать Дурслями, стоило им пользоваться.
- Что она знает о том, что случилось? – неопределённо указав в сторону своего лица, спросил я.
- Все, - заверила тётя Петунья, поспешно обрывая открывшего было рот дядю.
- Тогда хорошо. Спокойных снов.
В тот момент, выходя с кухни, я чувствовал себя как никогда взрослым и уравновешенным. Правда, стоило мне только зайти к себе в комнату, как я превратился обратно в самого себя. Мальчишку с восторгом рассматривающего банку с бальзамом. Нанести его на себя я решился только после того как заткнул нос, слишком уж чихучим был запах.
Так как своё отражение в зеркале я не видел, мне пришлось сначала нащупать на себе неровности шрамов, а уж потом наносить бальзам. Оказалось, что он не совсем впитывался в кожу, оставаясь маслянистой плёнкой. Чем больше я втирал его в повреждённую кожу плеча и лица, тем сильнее становилось тёплое свечение, благодаря которому я впервые с момента происшествия смог себя рассмотреть. Надеюсь, этот бальзам действительно мог творить чудеса, как и шампунь, покоряющий мои волосы, и он уберёт сеть глубоких отметин вокруг глаз и скул. Сможет как-то сгладить шрамы на рёбрах и ключицах.
Пока я не мог видеть своё лицо, то не задумывался даже, что с ним стало после множества операций на черепе и глазах. Да, люди отводили от меня глаза, когда видели на улице, но мне всегда казалось из-за того, что не хотели смущать тётю. Оказывается, они делали это, потому что я довольно страшен. Заглянув ко мне в комнату, тётя Петунья тут же чихнула.
- Решил попробовать, - пробормотала она, взяв у меня из рук баночку, чтобы проверить инструкцию. Взглянув на свои наручные часы, он положила бальзам на стол, сообщив, что заглянет ко мне, когда нужно будет смывать маслянистую плёнку.
Согласно кивнув, я вдруг замер, как громом поражённый. А что если у мадам Пози есть какие-нибудь капли для глаз? Быть может, если они такие же золотистые, то закапав их, я смогу всегда видеть мир в цвете. Или я мог бы заказать их у неё. За половицей под кроватью у меня было около двухсот фунтов. Воодушевлённый этой мыслью, я пропустил тот момент, когда тётя вернулась и взяла меня за руку, чтобы отвести в ванную. Вздрогнув от прикосновения, я подскочил на месте.
Богом клянусь, Дурсли, наверное, думают, что я редкостный дебил.
С приездом тётушки Мардж, я стал чаще гулять на свежем воздухе, повысив свой уровень незаметного исчезновения из дома до уровня ниндзя. Мне всегда нравилось бывать на детской площадке, располагавшейся неподалёку с улицей Магнолий. Во время учебных занятий здесь прогуливалось только несколько молодых мамочек с колясками. Поначалу они смотрели на меня настороженно, не понимая, что мальчик моего возраста делает в парке в такое время. Одна из особенно сердобольных мамаш даже попыталась вразумить меня, начав свою речь со слов: «Твои родители знают, что ты прогуливаешь школу?» Но стоило ей только подойти ко мне, желая ухватить за ухо и отвести дорогой позора к дому, как весь её праведный запал тут же испарился.
- Ты сможешь добраться до дома в одиночку?
- Твоя тётя придёт за тобой?
- Ох, бедный мальчик.
Все они жалостливо причитали, обсуждая меня свистящим шёпотом. Иногда мне хотелось, чтобы над моей головой был большой мерцающий баннер: «Я прекрасно слышу Вас, глупые курицы!» Иногда, мне этого хотелось, но чаще всего я просто слушал, как моя история с каждым днём обрастала все новыми подробностями. Ещё бы не каждый день в нашем сонном городке происходило что-то столь грандиозное и значимое. Покупку новой машины соседи обсуждали несколько недель, а уж несчастный случай, произошедший со мной, не отпускал умы сплетниц вот уж пару месяцев.
Обычно в той версии, которую пересказывали друг другу мамочки, искоса посматривая меня, не было ни слова правды. Жестокость истории варьировалась в зависимости о того насколько сильно той или иной женщине надоело сидеть дома одной с плачущим ребёнком. Самая невероятная история, к которой склонялось большинство женщин, была версия, когда машина проехалась по мне дважды: сначала в одну сторону, а затем обратно. Версия, которая больше всего не нравилась Дурслям, заключалась в том, что это их сыночек выбросил меня на дорогу прямо под колёса. На самом деле все было куда прозаичнее.
Если говорить начистоту, то тот день совершенно ничем не отличался от остальных. Тётя Петунья любезно разбудила меня барабанной дробью по двери в мою комнату, чтобы я успел привести себя в порядок и позавтракать до того, как Дадлюсичек должен будет проснуться. Вообще-то мы ходили в одну начальную школу и должны были прийти на занятия в одно и то же время. НО, к тому времени, как Дадли широко зевая, искал второй тапочек под своей кроватью, я уже выходил из дома. Моего толстого братца подвозили к учебному заведению на машине, в то время как я плелся пешком. Не знаю, может быть это К – карма, но тогда, что, черт побери, я такого натворил в прошлой жизни?
Вот и тогда, лениво пиная камушек, я наблюдал за тем, как машина Дурслей остановилась у школьных ворот. Несмотря на то, что Дадли подняли с кровати, умыли, накормили и привели в порядок, разбудить его явно забыли, так как из машины он вывалился словно порядочный мешок с говном. Беззлобно хохотнув, я отбросил камушек в сторону, торопливо продвигаясь в сторону классов. Тогда мне действительно не хотелось пропустить выражение лица Дадли, когда он поймёт, что тетрадь с его домашними заданиями по английскому языку исчезла. Будто её и не существовало вовсе.
Серьёзно, после того, как я прочитал мнение Дадли о Льве, колдунье и платяном шкафу, то потратил добрых двадцать минут за ужином, рассматривая форму его черепа. Просто, если тётя Петунья не роняла его головой об пол в детстве, то это какое-то умственное отклонение. Как в здравом уме можно было написать: «Аслен – большая кисонька, намурлыкавшая неприятности на Нарнию».
Намурлыкавшая.
Кисонька.
Аслен.
Выкинув его тетрадь в мусорное ведро, я спасал Дадли от прилюдного позора на уроке английского языка. Правда, было одно НО. Я не уничтожил его эссе. Аккуратно вырезав его из тетради, я договорился со школьным ди-джеем, чтобы он зачитал выдержки из него на обеде.
Да, тот день поначалу ничем не отличался от всех остальных. Просто Гарри Поттер, наконец, дождался того счастливого мгновения, когда смог отомстить брату за все его обидные издёвки. И, черт побери, все это было виртуозно исполнено. Я даже не сожалел о том, что расстался со всеми своими карманными деньгами, которые копил в течение месяца, чтобы подкупить ди-джея.
На уроке английского я во все глаза наблюдал за тем, как учитель распекал Дадли за невыполненное задание и столь глупое оправдание своей несобранности и забывчивости. Это была совершенная музыка для моих ушей, словно Богемная рапсодия, только ещё круче. Во время обеда саундтреком моей жизни зазвучало великолепное Желание освободиться.
Я уделал Дадли по всем статьям. В тот день, впервые за девять лет своей жизни, я чувствовал себя Королём ситуации. Тогда, под общий гогот столовой, мне было неважно, что Дадли уже догадался, кто все это подстроил и что дома меня ждёт чудовищное наказание. Скорее всего, меня снова запрут в кладовке на месяц или заставят работать по дому и в саду не покладая рук. Но, какое бы наказание Дурсли не придумали для меня, оно стоило этих минут, проведённых мной в столовой тринадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.
Прилюдное унижение поросёночка Дадли – так этот день запомнят в начальной школе Святого Грогория. И, хэй, это вполне могло пойти на пользу моему братцу: все же ему уже было девять лет, пора была начинать учиться складывать слова в предложения, а не только мычать и махать кулаками. Да, разумеется, первоначальным пунктом была моя месть за все подзатыльники, пинки, щипки и оскорбления, но и воспитательный момент в этом действе присутствовал. И вообще, такова жестокая братская любовь.
Так долго выжидая случая, чтобы унизить Дадли, я предвидел, кажется, каждый его ответный шаг. Мне не удалось просчитать лишь одно событие: миссис Полкисс, наконец, удалось получить водительские права, в тот день она приехала забирать своего сына из школы.
Я отчётливо помню, что, выбежав за территорию школы, оглянулся назад, чтобы взглянуть на своих преследователей. Машину Полкиссов я не заметил, а миссис Полкисс, хоть и получила водительское удостоверение, но запомнить где какая педаль так и не смогла. Вместо того, чтобы нажать на педаль тормоза, она втопила газ в пол.
Ужасное стечение обстоятельств.
Ничего криминального в тот день не произошло, но мамочки усиленно приукрашали прошлое, чтобы жизнь в настоящем была более драматичной. До чего же женщины в декретном отпуске любят пореветь над трагичными историями. С приездом Марджори Дурсль на нашу улицу драмы явно прибавилось. Не знаю, какую версию рассказал ей дядя Вернон, но по её приезду в Литтл Уингинг она стала следующей: я пытался вскрыть автомобиль школьного учителя и Дадлюсичек, заметив это, позвал учителя. Он побежал за мной, чтобы остановить и отдать в руки администрации школы, а я, чтобы этого не произошло, прыгнул под колёса автомобиля.
Вот такой вот я олигофрен.
Поднявшись с качелей, я направился в магазинчик мадам Пози. Она обещала, что сегодня я смогу забрать свои глазные капли. По тому, как она жалостливо вздохнула, когда я пришёл к ней со своей идеей, было понятно, что сильных надежд на чудо питать не стоило, но и давить надежду на корню я пока не собирался. Мелодичные колокольчик над дверью звякнул, отчего все звуки и золотистое свечение, источаемое многочисленными баночками, стали ярче. Несколько посетительниц оглянулись на меня и будто застыли, пристально наблюдая за каждым моим движением. Хотелось закатить глаза и разочарованно покачать головой, но, совершив над собой действительное усилие, двинулся к прилавку, где стояла чуть смущённая чем-то мадам Пози.
- Вот заказ для твоей тётушки, - передавая мне бумажный пакет, поспешно пробормотала мадам Пози. Несколько минут я тупо смотрел на неё, сжимая в руках внушительный пакет, пытаясь припомнить, когда это тётка успела что-то заказать.
- Что? – мой голос неожиданно дал петуха. Я буквально почувствовал, как на моём левом плече появилась маленькая фигурка, облачённая в красный плащ, и принялась вкрадчиво убеждать меня немедленно дать дёру из магазина.
- Я упаковала для тебя капли и бальзам для кожи. Не будем давать местным сплетницам ещё больше поводов для радости, - наклонившись ко мне, прошептала мадам Пози.
- О, спасибо, - словно в трансе выдал я, все больше ощущая тягу выбежать из магазина до того, как я опозорюсь ещё больше. – Сколько…
- Не беспокойся, Петунья уже за все заплатила, - небрежно заметила мадам, так что я лишь кивнул и ретировался прочь из магазина.
Я самый большой идиот на планете!
Хотелось плюхнуться в снег, и чтобы мою голову посыпали пеплом. Надо же было выставить себя таким кретином, когда мадам Пози пыталась уберечь меня от лишних сплетен. Интересно у меня получится уговорить Дурслей иммигрировать на другой континент? С этим островом уже все ясно.
Капли выглядели восхитительно. В маленьком пузырьке вились золотистые спирали ДНК, издавая самую великолепную мелодию. Музыка ветра, заключённая в прозрачное стекло. Пользоваться ими оказалось на удивление легко, сложнее оказалось держать глаза открытыми, чтобы капли попали в них, а не на веки, щеки, нос, уши. Кажется, я был весьма криворуким.
Ощущения после их использования были приятными. Но никакого волшебства, действительно, не произошло: ни один цвет не вернулся назад. Мутная грязная плёнка все ещё покрывала вещи, а люди отливали потусторонней белизной. Но как оказалось к Рождеству кое-какой эффект от капель и бальзама все же был: видя меня на улице люди больше не шарахались в сторону, словно я мог заразить их проказой. К несчастью, Мардж решила задержаться у Дурслей на рождественские каникулы, поэтому уже я шарахался от людей, чтобы они, не дай Бог, не стали расспрашивать у меня по какой цене тётка продаёт бульдогов.
Рождественским утром Голлум проиграл Смеаголу: тётя Петунья принесла своё сокровище мне.
- После продажи родительского дома у меня остались некоторые вещи Лили, которые там хранились, - выдавила тётушка, поставив небольшой чемоданчик рядом с моей кроватью. – С Рождеством, Гарри.
Протянув руку вперёд, я дёрнул за невидимую нитку, чтобы потушить невидимую лампочку, которая зажглась сразу же, как только тётя вышла из моей комнаты. Она отдала мне вещи матери только тогда, когда я уже не смог ими воспользоваться. Будь я по-настоящему слепым, то даже рассмотреть их не смог бы, просто дорожил бы тем, что теперь у меня есть что-то от матери.
Высунув голову в коридор и убедившись, что никто из Дурслей ещё не собирается спускаться на праздничный завтрак, я запер дверь своей комнаты, чтобы никто мне не помешал. Все-таки я кретин: тётя продала старый дом родителей в прошлом году, а значит, вещи моей матери были все время рядом – в подвале. Проявляй я больше заинтересованности в продаже старого хлама Дурслей барахольщикам, давно бы уже их нашёл.
Положив чемоданчик на кровать, я тщательно прислушался, прижавшись к нему левым ухом. Казалось, каждая вещичка внутри гудела на свой лад. Может быть, там были такие же лосьоны и мази, как делала мадам Пози? Щёлкнув запорами, я откинул крышку и наткнулся на отделение, полностью заполненное халатами. Они были разных размеров, так что я мог вполне точно представить, насколько миниатюрной была моя мама в детстве и как она росла. На ощупь ткань старых халатов была довольно приятной. Вытряхнув их все на кровать, я уткнулся в них головой, надеясь услышать тот гул, что издавался из чемодана. Звук, исходящий от вещей, напоминал шипение утюга, разглаживающего ткань.
Прижав ухо к донышку чемодана, я снова услышал тот же гул, только на этот раз он был куда громче. Став внимательно ощупывать все внутренние поверхности чемодана, я наткнулся на небольшой карманчик, в котором лежала стопка старых чеков. Листочки были такими гладкими, что, скорее всего, все записи с них уже стёрлись. Да это было и неважно, прочитать их я все равно бы не смог. Ни рукописный, ни печатный текст моему новому зрению был недоступен.
Продолжая ощупывать стенки чемодана, я наткнулся на небольшие запорчики. Они были чуть сдвинуты по отношению к первым, открывающим чемодан. Удобнее пододвинув к себе чемодан, я стал рассматривать свою находку. Запоры были спрятаны под тканью обшивки, мне не сразу удалось найти зазор в материале, чтобы рассмотреть их. Металлические бляшки золотились, издавая слабый гул.
Батюшки святы, да что же это творится?!
Изыди!
Изыди, Сатана!
В моей голове причитал хор монашек. Набатом звучали церковные колокола, а батюшка был готов врезать мне псалтырем по голове.
Моя мать была шпионкой!
Она работала в секретной службе!
Вот же срань!
Затаив дыхание, я потянул запоры и с мелодичным «динь» внутренняя стенка чемодана приподнялась. Но как я её не тянул, она не поднималась выше и не открывала, спрятанную за ней тайну. Может быть, и тут была какая-то уловка? Снова начав ощупывать стенки, я даже проверил крышку чемодана, надеясь, что там может быть отгадка. Она и правда была там. На крышке появились специальные пазы, как раз под сдвинутые запоры.
От предвкушения и возбуждения буквально захотелось писать, но отвлекаться было нельзя. Щёлкнув, запоры попали в пазы и, потянув крышку назад, я открыл целую новую секцию чемодана.
Вот же срань!
Пулей выбежав из комнаты, я забежал в ванную перед оторопевшим дядей Верноном. Неважно, мне явно было нужнее.
- Глупый мальчишка, поторопись, - ворчал дядя, стоя под дверью.
Помыв руки, я вышел в коридор и тут же попал в цепкие руки Мардж. Ухватив меня за плечо, она чуть ли не волоком потащила меня к лестнице. Выглянувший из своей комнаты Дадли пискнул и поспешно закрыл дверь. Он выбежал наружу буквально через пару секунд, судя по пыхтению, пытаясь правильно натянуть на себя футболку. Кажется, все Дурсли немного побаивались, что Мардж может довести меня до лестницы и, придав ускорения пинком, отправит меня с неё вниз головой. Так сказать, избавит благочестию семью Дурслей он дурного щенка в помете. Дадли ухватил меня за руку, как раз в тот момент, когда Мардж посильнее толкнула к лестнице. Я завис среди них, балансируя на краешке ступени. Сломать себе шею в Рождество совершенно не входило в мои планы, особенно если учесть, что в комнате у меня лежал чемодан полный шпионских тайн.
Должно быть, не только у меня был феноменальный слух: тётя Петунья показалась на лестничной площадке сразу же, как Дадли более уверено дёрнул меня назад. Опоры под ногами стало намного больше, но ощущение марионеточности никуда не исчезло. Иногда мне хотелось признаться, что я могу видеть, но потом Дурсли покупали мне что-то крутое или отрезали такой же большой кусок торта, как и Дадли. Так что я продолжал эксплуатировать свою увечность. В таких ситуациях она выходила мне боком.
- Мардж, ты не могла бы помочь мне накрыть на стол? – шёлково пропела тётя Петунья, обворожительно улыбнувшись.
Увидь я такой её оскал в беседе со мной, то тут же побежал бы составлять завещание. Находясь в здравом уме, но предчувствуя близкую и мучительную кончину, я завещаю все, что у меня есть следующим людям и организациям. Двести фунтов из-под половицы - обществу борьбы с коварными тётками. Краденную фотокамеру пусть вернут тому, у кого я её спёр. Фиалку с подоконника дарую Ботаническому саду. Самое ценное – пластинку с концертом волынщиков, широким жестом дарую брату Дадли. Пусть у него кровь из ушей пойдёт, и он оглохнет.
Несмотря на утреннее недоразумение, завтрак прошёл на удивление спокойно и мирно. Умасленная вкусной едой и хорошим вином Мардж перестала обращать на меня внимания, правда до той минуты, пока Дадли не начал вскрывать подарки. Меня же ждала складная опорная трость для слепых. Я все ближе приближался к образу Сорвиголовы. Хэй, может быть, с такими способностями я тоже смогу работать в Секретной службе? Пока я воображал себе захватывающие миссии, Мардж подобралась готовая начать схватку.
- Разве тот дом, в который переехали твои родители, Петунья, не подразумевает уход и за такими случаями? – неопределённый пренебрежительный взмах в мою сторону и тон Мардж был таким, как будто я уже вышел из комнаты и можно спокойно перемывать мне кости. Резко дёрнув тростью, я ударил Мардж по ноге. – Что ты делаешь, мальчишка?
- Ох, разве я кого-то задел? – к искренности и невинности моего голоса было не подкопаться.
- Это дом престарелых для больных Альцгеймером, Мардж. Они заботятся о тех, кто забывает свою жизнь, а не о тех, кто потерял зрение, - сурово и довольно громко заметила тётя Петунья, чтобы отвлечь Мардж от меня.
- Это же их внук, я уверена, администрация сможет сделать исключение, - продолжала гнуть свою линию Дурсль. Кажется, за месяц, который Мардж провела в доме брата, она смогла придумать достаточно аргументов в пользу своего плана.
- Родители не всегда узнают меня при посещении, вряд ли они вспомнят мальчика, которого видели несколько раз в своей жизни, - ещё жёстче заметила тётя Петунья, обрубая все дальнейшие аргументы Мардж.
- Может быть, бренди? – предложил дядя Вернон, до этого с опаской наблюдавший за словесным поединком сестры и жены. Пока взрослые отвлеклись на алкоголь, я разобрал свою новую трость и незаметно выскользнул из гостиной.
Меня ждали государственные секреты!
Закрыв дверь в комнату, я бросил трость на пол и метнулся к маминому чемодану. Вторая секция чемодана оказалась заполнена книгами. Моей разочарованности не было предела: я ждал папки с секретными файлами, а тут лишь книги. Разумеется, ни то, ни другое я бы прочитать не смог, но чувство значимости и эпичности ситуации было бы зашкаливающим.
Взяв в руки книгу, я хотел было потрясти её, надеясь, что между страниц было что-то спрятано, но застыл, очарованно рассматривая обложку. «Фантастические звери: места обитания» — Ньют Саламандер. Темные буквы ярко выделялись на плотной чуть позолоченной обложке. Листая книгу, я в изумлении открывал и закрывал рот, не в силах сказать что-нибудь вразумительное. Я мог прочитать её: на позолоченных страничках отчётливо выделялись буквы и причудливые иллюстрации. Хватая одну книгу за другой, я пролистывал их, чтобы убедится, что смогу прочитать каждую.
Вот же срань!
Моя мама не была шпионкой.
Она была ведьмой!
Сердце моё неистово заколотилось и, ухватившись руками за голову, я уткнулся в разбросанные на кровати халаты и книги.
Батюшки святы, да что же это творится?!
Все так же причитал хор монашек, раскручивая крышки у канистр с бензином, чтобы окропить меня святой водой во славу святой инквизиции.
Получается, что я не был Сорвиголовой. Это было какое-то колдовство, поэтому я мог видеть. Но кто же тогда его применил? Ведь, если тётя Петунья не лгала мне, то мои родители мертвы. Они не могли мне помочь. Может быть, у них были друзья способные провернуть что-то подобное? Наверняка, у них кто-нибудь был с кем они хорошо общались, и кто знал о моём рождении.
Славная логическая цепочка оборвалась скрипом половиц в гостиной. Если у моих родителей и были друзья кто бы им сообщил о том, что со мной произошёл несчастный случаи?
Тётя Петунья?!
На все мои расспросы о родителях тётя всегда отвечала одинаково: моя мама связалась с этим никчёмным Поттером, они слишком много выпили и разбились на машине. По всем законам жанра я должен был уродиться таким же кретином, как и парочка, решившая что после парочки бутылочек виски будет разумно сесть за руль автомобиля с малолетним ребёнком на руках.
Невидимая лампочка снова засияла, но на этот раз я не спешил её потушить. Что если я был такой же как мама? Что если я тоже мог… могу… буду мочь сотворить что-то необыкновенное?
Снова начав рассматривать книги, я выяснил, что все они являлись учебниками с первого по седьмой курс обучения. Значит, моя мама ходила в самую настоящую школу для ведьм.
Значит…
Лампочка начала работать с перебоями, то потухая, то ярко разгораясь.
Есть много таких как моя мать. И, если верить словам тёти Петуньи, то моя мама встретила отца в школе. Мой отец тоже был ведьмой… колдуном… волшебником… да без разницы.
Возможно, никто и не помогал мне снова научиться видеть. Та особенность, с которой я родился, просто попыталась восстановить утраченное. Получается, что я сам заставляю себя видеть.
Голоса Дурслей стали все громче, кажется, они собирались отправиться на прогулку, чтобы посмотреть салют или что-то такое. Так что я поспешил спрятать книги обратно в чемодан, распределив их по годам обучения в школе. Тёмные буквы приветливо горели с подсвеченных твёрдых обложек учебников. Никогда бы не подумал, что буду так скучать по очертаниям букв. Скрип половиц подсказывал мне, что кто-то идёт к моей комнате, так что закрыв крышку чемодана, я щёлкнул внешними запорами, после неприметного, но ощутимого щелчка, снова распахнул чемодан и увидел лишь пустое отделение, когда-то заполненное халатами. Тётя не знала этой уловки, поэтому, наверное, и отдала мне чемодан с вещами.
- Мы собираемся на небольшую прогулку, - заглянув в комнату, Петунья смогла увидеть, как я складывал обратно, разбросанные по кровати мамины халаты. – Не хочешь присоединиться к нам?
- Нет, не хочу дать тётушке Мардж шанса случайно пнуть меня в сторону проезжей части, - внезапно открывшаяся правда о моих родителях сделала мой голос печальным и усталым. Что оказалось, как нельзя кстати: тётушка оставила меня в покое, посчитав, что будет лучше оставить племянника с его несуществующими воспоминаниями о родителях.
Первые полчаса после ухода Дурслей, я слонялся по дому, втихаря поедая рождественскую выпечку и наслаждаясь праздничными песнями по радио. После кажется сотого прослушивания Рождественской серенады меня осенило: а что если в чемодане есть и другие потайные отсеки? Запнувшись на последней ступеньке лестницы, я растянулся на ковре, ругаясь и скуля от боли. Мягкая кость Злыдня пролетела несколько ступенек вниз и гордо красовалась на одной из них. Чёртова Марджори Дурсль! Нужно найти в тёткиных запах слабительное или может крысиный яд, чтобы подсыпать его Злыдню. Целый месяц я терпел тонкие и не очень попытки Мардж изувечить меня сильнее, чем уже есть, или совершенно непрозрачные намёки отдать меня куда-нибудь, чтобы самим не мучиться с воспитанием слепого племянника. Но на этом все: самое дорогое сокровище Марджори Дурсль пострадает ещё до наступления нового девяностого года.
Медленно продвигаясь по коридору, я собирал все собачьи игрушки в кучу, чтобы отнести их барахольщику и выручить парочку фунтов. Свалив все игрушки в углу своей комнаты, я добрался до заветного чемодана. Первый запор, за ним найденный второй, закрыть крышку, дать запорчикам попасть в пазы, открыв вторую секцию с книгами. Сглотнув неожиданно полный рот слюны, я стал ощупывать стенку чемодана на наличие ещё оного набора запоров. Он был так же хорошо спрятан, как и предыдущий: маленькие золотистые бляшки были слова чуть сдвинуты к центру. Отщёлкнув их, я тут же принялся ощупывать крышку, чтобы обнаружить проявившиеся пазы. Сделавший этот чемодан человек был тем ещё шпионом.
Третий отсек содержал котлы всевозможных размеров и материалов, маленькие колбочки и пробирки, различные наборы ножей и весов, там был даже телескоп. Должно быть, все эти предметы понадобились матери для учёбы в школе. Каждый предмет из её учебной коллекции имел на себе какое-то золотистое покрытие. На ножах оно было на лезвии и было похоже на маслянистую плёнку. Коромысло весом гордо золотилось будто и правда было сделано из настоящего золота. Оно давало столько приятного сияния, что вся конструкция весом была отчётливо и хорошо мне видна. Всевозможные линзы телескопа сверкали яркой пыльцой, будто впитали её от самих звёзд. Пузатые котлы сверкали тёплой чистотой. Все вещи, что понадобились моей матери в школе, содержали в себе какую-то частичку волшебства. Получается именно это я и мог видеть более отчётливо и ярко. Предметы и людей, в которых жило волшебство.
Мадам Пози!
Женщина – парфюмер скрывала в себе куда больше тайн, чем выдала обитателям нашего маленького и скучного городка. Её руки золотились под обычной потусторонней плёнкой. Все масла, шампуни и бальзамы, которые она делала содержат в себе те же крупицы золота, что и вещи мамы. Может быть их куда меньше, но они есть. Мадам Пози сотворила себе маленькое состояние благодаря тому, что торгует колдовством.
Хор монашек в моей голове обзавёлся вилами и факелами.
Складывая школьный инвентарь обратно в отсек, я напевал себе под нос навязчивый мотив Рождественской серенады. Теперь мне не придётся начинать опасный и неприятный разговор с тётей Петуньей, чтобы выяснить всю правду о своих родителях. У меня была мадам Пози, а в искусстве шантажа я стал довольно хорош за последние месяцы.
Очередные золотистые бляшки запора были почти у самого центра, так что четвёртый отсек был последним. Глубокий отсек скрывал в себе самую настоящую метлу. Черенок и прутья её были серебристо-золотыми. Цвета соединялись друг с другом, перетекая один в другой, черенок украшала надпись «Нимбус-1001». Вынув метлу из чемодана, я попытался было подмести ей пол, но красавец Нимбус явно был предназначен не для этого. Прутья метлы оставляли за собой в воздухе след из золотистых крупинок. Выпустив метлу из рук, я оторопело застыл на месте, открыв рот от изумления: Нимбус повис в воздухе.
С этим мальчишкой уже вся ясно, пошли искать другого.
Монашки побросали свои факелы и псалтыри, создавая огромный кострище из всех моих прежним жизненных суждений.
Так значит хеллоуинская ведьма, летающая на метле, это не просто чей-то вымысел для лучших продаж. Это на самом деле было. Моя мать летала на метле и ржала как конь, пролетая над деревнями и пугая маленьких детишек.
Батюшки святы, да что же это творится?!
Интересно, если я выпью бренди дяди Вернона мне полегчает?
Остановите планету!
Остановите!
Мне нужно над всем этим хорошенечко подумать.
Читать дальшеПриходить в сознание в полной темноте, находясь, по всей видимости, в подвальном помещении, не было пределом моих мечтаний. Более того, даже в дурном сне мне снились более приятные вещи. Единственным положительным фактом во всей этой сомнительной ситуации было то, что мои сломанные ноги зажили, так что я мог спокойно перемещаться по этой не слишком большой клетке. Если не учитывать маленькое окно, зарешеченное толстыми, пусть и ржавыми, прутьями, то выхода из этой каменной клетки не было. Ситуация казалась патовой с первого же мгновения, как я открыл глаза и увидел перед собой испещренный небольшими выбоинами потолок, но с каждой минутой, проведенной в этом месте, все становилось более зловещим и напряженным.
Сначала это был отдаленный шум шагов. Звук был размеренным, но далеким, будто кто-то целенаправленно вышагивал поблизости с клеткой, не приближаясь к ней, но и не уходя. Маршировал на месте, чтобы устрашать тех, кто находился внутри. Затем к этим звукам добавились чуть сдавленные стоны, будто кто-то пытался сдержать крик, не желая показать подслушивающим его людям, как ему на самом деле больно. Самое неприятное заключалось в том, что эти стоны исходили из того помещения, где находился я. Осматриваясь по сторонам, я не мог увидеть ничего кроме окна в соседнюю клетку, но скулящий человек определенно был поблизости. Порой мне казалось даже, что он прижимается ко мне, чтобы найти во мне хоть какой-нибудь комфорт и спасение от боли и одиночества.
Когда к шагам и скулежу я привык, даже начав улавливать некоторую закономерность в них: стоило прячущемуся человеку приблизиться к клетке, как болезненные стоны становились чаще, то появилось кое-что новое. Из соседней клетки стало доноситься напевание. Мотив был таким знакомым, что невольно я забыл о своих поисках невидимого страдающего вместе со мной человека и приблизился к окну, чтобы получше расслышать мелодию. Определенно, я слышал её раньше, но мне никак не удавалось вспомнить, когда.
Растянувшись на полу у окна, я пытался увидеть узника, столь не боящегося своей судьбы. Но все, что мне удалось рассмотреть, лишь серый мрак такого же холодного подвального помещения, да пара глубоких трещин в полу. Не сразу, но мне все-таки удалось сложить из этих разномастных зарубок, а порой легких засечек, полноценную фразу «Я не должен лгать».
— Я бы сказал, что все, что здесь происходит, каким-то образом связано с волшебством, — мой собственный насмешливый голос, отражался от холодных стен. Оглядываясь по сторонам, я пытался понять, что изменилось, но вместо очередной выбоины в полу или потолке я обнаружил самого себя, прислонившегося к противоположной стене. Мой двойник насмешливо улыбался, поглядывая на меня. Должно быть, его забавляло то, что я оказался в этом месте и как реагировал на новые изменения климата. Надо заметить, что моя реакция была довольно унылой: до сих пор больше всего меня заинтересовала назойливая мелодия, которую мне пока никак не удавалось вспомнить.
— Вполне логично, — чуть усмехнулся я, внимательно рассматривая своего двойника. При полном сходстве мы с ним все же были разными: дело было не в одежде и даже не в манере поведения, тот другой Гарри, казалось, был… счастливее.
— Разве тебе не интересно, кто я и почему нахожусь здесь вместе с тобой? — флегматично поправив манжеты своей рубашки, протянул мой собеседник.
— Я полагаю, что знаю ответы, так что мне не нужно ни о чем спрашивать, — зеркально повторив его позу, ответил я. Тихий, чуть назойливый звук шагов и скулеж придавал всему оттенок сюрреализма, почти доведенный до абсурда.
— А понимаешь ли ты, почему находишься именно здесь — в этой клетке? Почему из множества вариаций, ты оказался в том мирке, что тебе не принадлежит? — оттолкнувшись от стены, он подошел ко мне, ухватив за плечо. — Понимаешь ли ты, что значит быть узником упрямства и гордости, что значит безропотно принести свой разум и душу на алтарь победы?
— Разве я уже не отдал все это? — взглянув в глаза своего собеседника, чуть насмешливо протянул я, наконец, в полной мере осознав, в чем именно была разница между нами. В радужке его глаз иногда проскальзывали алые всполохи.
— Ты до сих пор жив, — безразлично пожав плечами, он показал мне на одну из стен.
Привязанная веревками к стене, там была Гермиона. Я был зрителем одной из множества вариаций развязок в большой игре между мальчиком, который выжил и мужчиной, что сошел с ума, гонясь за непомерной властью над живыми.
Мне уготовано было увидеть, как змеи сдирают с львов шкуры.
— Исход всегда будет один, — оторвав взгляд от того, как лезвие вырезало на левом предплечье Гермионы слово Грязнокровка, произнес я.
— Разве? — чуть насмешливо протянул мой собеседник.
— Я могу умереть, они могут умереть, но всегда будет тот, что знает тайну и будет вести поиски, чтобы остановить Тома. Это может занять больше времени и множество хороших волшебников и маглов умрут, но Волдеморту не жить вечно. Ты и сам это знаешь, — разговор этот был слишком мрачным и темным. Он вгонял в большую депрессию, чем правда о том, как Гермиона сдавалась под натиском призрака Беллатрисы и выдавала тайну Хранителя. Так иронично: больше всего Хранители тайн боялись выдать правду врагу, но при этом они страстно желали рассказать хоть кому-нибудь то, что знали. Поэтому было так важно выбрать правильного человека на эту роль. Человека, чья воля настолько сильна, что он сможет игнорировать нашептывающее искушение, спрятанное где-то в глубине собственного я, и о котором до этого момента он даже не догадывался.
— Тебе было предопределено стать золотым мальчиком, — рассмеялся мой собеседник. — Еще до твоего рождения твои родители предопределили твою судьбу, не дав большого выбора: либо ты умрешь от руки Темного лорда, либо станешь его убийцей.
— Как видишь, выбор есть все равно, — пожал я плечами.
— Да, и вот мы застряли в этом чудном местечке, потому что ты сделал свой выбор, — улыбнулся он чуть кривоватой улыбкой, отразившейся в его насмешливых красновато зелёных глазах. — И каково это, стать убийцей?
— Разве ты не эксперт в этом вопросе? За всю свою долгую жизнь ты видел всевозможные варианты человеческих судеб. Ты заполучил в свои руки всех убийц и всех жертв мира. Так каково это, быть убийцей?
— Отчасти, так же, как и жертвой, — улыбнулся он, отпустив мою руку. Шагнув чуть ближе к призрачным фигурам Гермионы и Беллатрисы, он поймал призрачную каплю крови, упавшую с покалеченной руки Гермионы.
В его ладони она заалела.
— Ты нравишься мне, Гарри. В тебе было то, что сделало бы тебя великим волшебником, — медленно растирая каплю пальцами, произнес он, искоса на меня посматривая.
— Отчего же в прошедшем времени? — меланхоличное настроение моего собеседника передалось и мне.
— Никто не может перебороть третий вызов, ты останешься здесь навечно, Гарри, так же, как и множество других, мечтавших обрести этот дар. Смертным не по зубам дар всеведения, — его холодная тленная магия развернулась, заполнив крохотное помещение этой каменной клетки.
— Знаешь, меня всегда интересовало, как ты выглядишь на самом деле. Я понимаю, что смерть у каждого своя, но каково твое лицо, когда ты не приходишь забирать чужие души?
Призрачные капли крови падали на пол, рядом с ним становясь алыми. Из небольшой кровавой лужицы вскоре стали разрастаться алые линии замысловатых узоров. Я — лунный телец и я плету паутину лжи, оставляя за собой прекрасный вытоптанный узор правды, в которую суждено поверить всем остальным.
— У меня нет лица, я просто существую в мире, соблюдая баланс. А когда же мне приходится идти на встречу к людям, их вера и их воображение наделяет меня плотью. Некоторые, как ты — для них у смерти свое лицо; другие — представляют черепа и кости, рога и копыта, языки пламени из глаз и рта или же нимб и белоснежные крылья. Но на самом деле, я просто существую, Гарри. Мне не нужно быть кем-то или чем-то, чтобы делать свою работу. А ее приходится делать, ведь мир так устроен: вечная жизнь не позволена никому. Да и зачем она нужна? Скучная и одинокая жизнь, тянущаяся век за веком, когда вокруг тебя повторяются все те же ошибки, что были раньше.
— Так чем ты должен заставить меня перестать бороться? Этой болью, которую пережила Гермиона, чтобы принести себя в жертву ради победы? Мы с тобой стоим в мире, который она создала своими воспоминаниями и магией. И мы оба знаем, что этот мир непоколебим: эту игру она начала и закончила на своих условиях и с желанным для нее результатом. Что же в этом может меня покорить?
— Время, — печально протянул мой собеседник, исчезая из камеры.
Кажется, это довольно иронично, что я оказался заперт в мире, где запутанные интриги плела Гермиона. Девочка, которая во всем предпочитала следовать установленным правилам, создала авантюру, в которой на каждую переменную было столько неизвестных, что единственным выходом из игры была смерть. Порой такой выход из запутанной ситуации не всегда был трусливым, трусостью могло значить то, что ты до него не дошел.
Капли конденсата размеренно капали на пол, разнося кровавый узор все дальше по полу темницы. Кто-то закованный в соседней камере продолжал скулить все ту же песню, а Гермиона, растянувшись на полу, тихо считала выбоины потолка, вздрагивая от шума приближающихся шагов.
Гордая и упрямая гриффиндорка, чью волю хотели сломить.
И я сажусь на корточки рядом с ней, пытаясь понять, что сделал бы, окажись на ее месте? Ее план был хитер и прост одновременно: выдать местонахождение всей нашей троицы егерям и разбежаться в разные стороны. Она должна была попасться, а мы должны были дать бой. Все сработало: Волдеморт бушует от того, что золотой мальчишка снова сбежал, а Беллатриса хочет порадовать Господина. Не нужно быть блестяще одаренным волшебником или гением, чтобы понять, что будет делать Белла, когда в ее руках столь ценный пленник. Азкабан научил ее терпению и дал необходимое знание о том, как пагубно ожидание боли для рассудка.
Должно быть, где-то в череде бесконечных дней между пытками и ожиданием между ними появилось это чувство упрямого восхищения друг другом. Восхищение молодостью и безумностью, на которую эта молодость может толкнуть. Восхищение, кружащее голову своей силой и силой своей убеждённости безумной идее.
Их отношения в этой комнате почти флирт: каждая говорит и делает то, что хочет другая. Они кружат вокруг друг друга, не смея переступить черту и вызнать последние тайны, что так важны. Терпение Волдеморта заканчивается быстрее, чем у них. Он больше не желает видеть, как одна из его преданных соратниц оказывает слишком пристальное внимание грязнокровке. Он не понимает этой связи и страшится того, что из нее может вырасти. Кажется, никто из нас даже не задумывался о том, что Белла, играя свою часть в расставленной Гермионой ловушке, сможет переманить её на темную сторону.
В каждом из нас скрыто это желание — оказаться на той стороне баррикады. Узнать, насколько там лучше, выяснить, в чем они сильнее, и почему так легко следовать по тому пути. Вся разница между темной стороной и светлой лишь в морали и том, насколько ты честен с самим собой. Убивая, приспешники Волдеморта не возводили этот жест на пьедестал великой идеи — они просто устраняли слабых, чаще всего в бою, пусть, может быть, и недостаточно честном. Светлая же сторона могла строить долгие комбинации для своей победы, вознося на алтарь множество погубленных этой идеей людей. Убийцами становятся на обеих сторонах, но только на одной из них себе не лгут.
Кажется, в этом мире мы с Гермионой лгали всему миру, кроме себя. Весь смысл этого хитрого плана был в том, чтобы умереть самим и дать другим закончить за нас работу. Слишком уставшие от лжи, влекущей нас через все наше взросление, мы стали теми, кто эту ложь плетет.
У Беллатрисы не было шансов сломить волю Гермионы с самого первого дня, как она оказалась в плену. Гермиона уже была сломлена, она просто ждала подходящего времени, чтобы раскрыть миру этот разлом. Так что все эти пытки в череде бесконечных до безумия серых дней были лишь затем, чтобы попытаться простить себя за отступничество. За то, что мы хотели остановиться перед самым финалом — сбежать, чтобы не пришлось жить с последствиями своих решений.
Только вот мою душу спас кусок души Волдеморта, а ее — Драко Малфой. Кто бы мог подумать, что мальчик без выбора сможет все-таки его сделать и остаться верным ему до самого конца, несмотря на страх и отчаяние. Кажется, огненности льва в его змеином сердце куда больше, чем можно было представить.
Наблюдая за сходящей с ума подругой, я невольно начинал понимать, почему именно этот мир стал тем, что может лишить меня борьбы. Каким бы безукоризненно продуманным ни был план, все может полететь к чертям из-за одной мелочи, из-за одной только мысли. Хранители жаждут поделиться знаниями во вред тех, кого они поклялись оберегать. Тех, кто отважился на предательство, вечно будут посещать призраки убитых. Таков порядок вещей и именно этим воспользовалась Беллатриса.
Нельзя остаться прежним, заглянув в глаза призракам, которых предал.
Я ее призрак, так же, как и все они для меня.
— Откуда ты знаешь, что она действительно любит тебя, а не забавляется со скуки? — с ее языка слетает совершенно неуместный вопрос. В испуге Гермиона закрывает рот руками, будто сможет вернуть все свои слова обратно. Но нет, они насмешливо звенят, окружая нас повсюду.
— Я просто знаю это, Гермиона, — в моем голосе лёгкость и уверенность. — Я всегда ощущаю, когда она рядом. Мне кажется, я смог бы даже сказать, что она чувствует в тот или иной момент. Она не видит во мне золотого мальчика, победившего в годовалом возрасте Тёмного лорда. Для Флер я просто Гарри.
Просто Гарри.
Слова висят в воздухе, мне кажется, что их можно даже потрогать. Окажись я — просто Гарри — все было бы таким обыкновенным. Я бы учился магии в одной из самых старинных волшебных школ. Возможно, мы с Роном даже не стали бы друзьями, ведь мы были бы заурядными мальчишками без славы и особых талантов. Как и большинство гриффиндорцев, я бы строил козни слизеринцам, стараясь обойти их в любом состязании и выиграть кубок школы. Я бы прожил своё детство без переживаний и сожалений.
Просто. Как и полагается любому подростку.
Но, к сожалению, моя судьба была предопределена еще до рождения. И я должен был стать мальчиком, который выжил, благодаря хитрости матери. Возможно, мне и не суждено было почти потерять душу, но я научился с этим жить. Научился жить с тем, что расчетливо и скрупулёзно высчитал каждый свой последующий шаг.
Очнувшись в палате Святого Мунго на следующий день после происшествия на озере, я впервые увидел магический мир таким, каким он был на самом деле. Столь ярким от всполохов магии, что резало глаза; столь чарующим от мелодии всевозможных заклинаний, что она погружала в транс; столь запутанным, но полным всевозможных легких уловок. Мир, открывшийся мне, стоил того, чтобы за него бороться, и я, не обращая внимания на целителей и их тесты, позволил магии унести меня на своих волнах, чтобы выяснить, что же мне делать дальше.
Я знал, что мне снова нужно научиться чувствовать, чтобы не стать истуканом в палате с непримечательным номером. Целители, не подозревая, что за моим незаинтересованным взглядом скрывается жадный до знаний рассудок, рассказали мне о них все, что следовало знать. Молодые сестрички, сплетничая между собой, предлагали пригласить в нашу страну Клариссу Браун — выдающегося целителя в области познания душ. Но их шепотки так и остались шепотками: никто в министерстве нашей страны не хотел, чтобы их золотого бездушного мальчика кто-то вылечил. Они предпочли бы запереть меня в клетку. Тогда я внес коррективы в их планы, отправив подборку статей о столь невероятном событии на имя миссис Браун.
Жадная до новых знаний вейла не заставила себя долго ждать. Меня выписали из больницы в тот же день, когда Брауны прибыли в Англию. Оказавшись без лишнего внимания в доме Дурслей, я придумал безопасную линию поведения для того, чтобы меня не заподозрили и не уличили в своих поисках новых знаний. В те летние месяцы я шел с Темным лордом по одному и тому же пути. Только вот меня на этом пути притормаживали люди, чувства и поведение которых я не смог просчитать.
Дурсли, который смогли побороть свое предубеждение и страх перед неведанным, и проявившие неожиданную доброту. Брауны, оказавшиеся не просто моим билетом на свободу, но и моей семьей. Сириус, который скорее злил своей импульсивностью и непродуманностью, чем вызывал чувство симпатии. Луна, видящая мир таким же, каким его видел я, и знающая, когда нужно появиться на моем пути, чтобы не дать мне оступиться. Упертая Гермиона, решившая однажды, что будет мне другом, что бы ни случилось, и оставшаяся на этом пути. Все эти люди, которые, я думал, отступятся от меня после происшествия, на самом деле помогли мне остаться человеком. Их поступки и чувства были столь яркими, что невозможно было не начать привязываться к ним, возвращая постепенно себя из пепла. Из-за какого-то странного инстинкта противоречия все их поступки заставляли меня выдумывать всевозможные планы, чтобы оттолкнуть их, но их вера в меня была столь сильна, что смогла связать нас всех воедино.
И как бы я не перетирал нити, желая разорвать эту связь, она становилась лишь прочнее.
Мне не суждено быть — просто Гарри, да я и не смогу им быть. Мне удобнее стоять чуть в стороне, наблюдая за тем, как волшебники выкручиваются, пытаясь выбраться из неудобной ситуации, в которую я же их и загнал. Я создал половину слухов и слил половину информации Скитер, чтобы оттолкнуть от себя друзей, а вместо этого обрел в них опору, которую не удастся разрушить, что бы ни случилось. Они были призраками моей прошлой жизни, в чьих глазах я видел тайну, которую не сумел сохранить. Но пройдя вместе со мной сквозь дребезжащий мрак рассыпающихся убеждений, они вновь обрели плоть и кровь, став частью моей тайны, несущие ее в себе и неспособные ее кому-нибудь раскрыть.
Мои друзья и моя семья — они стали моими крестражами, берегущими меня от того, чтобы положить любовь на алтарь и принести ее в жертву, желая обрести еще большую мощь.
Времени не суждено меня покорить.
Искренне улыбаясь, я протягиваю Гермионе руку, чтобы помочь ей встать. Руки подруги дрожат, но она упорно тянется, желая коснуться меня и исчезнуть. Этот лживый мир, искушающий меня оступиться и все бросить, должен исчезнуть. Холодные пальцы Гермионы касаются моей ладони, и все ее фигура осыпается пеплом на покрытый кровавыми разводами пол.
Я в центре лабиринта, и линии у моих ног горят, каждая ведя своей дорогой в миры, которые когда-то были возможны, прими мы другое решение. Сейчас я мог сделать свой выбор, дарующий мне величайшую власть, недоступную еще ни одному из смертных, или умереть.
Лишь один шаг — и я буду тем, кем захочу: счастливым, избалованным придурком — любимцем родителей; таким же прохиндеем, как мой отец, или, быть может, умным и тихим мальчиком, как Люпин; спортсменом — звездой квиддича или верным приспешником Темного лорда. Так много путей и соблазнов, и все они замуруют меня в этой тесной клетке, где слышны лишь внушающие ужас далекие шаги и тихий мотив из соседней камеры.
Никто не может перебороть третий вызов, потому что прежде чем решить, кем стать, нужно точно знать, кем ты являешься. Кровавые полумесяцы вспыхивают в моем левом предплечье: клятва, что я заставил дать Флер, начала действовать. В момент, когда я перестану быть собой, начав растворяться во множестве путей, она должна прервать мою жизнь. Самый яркий из маяков, который я смог придумать, указывал мне на тот единственный путь, который я должен выбрать. Смерть стояла на линии прямо передо мной, смотря на меня прекрасными голубыми глазами Флер. В воздухе невообразимо пахло корицей, так что я ощущал ее привкус на своих губах.
Пора было покоряться судьбе.
— Прости меня, — шепчут губы, имеющие тот же привкус, что и магия, щедро разлитая в воздухе. Горячая ладошка Флер на моей груди дрожит. Прежде чем ее острые когти впиваются в кожу, я успеваю увидеть, как должно сгореть мое сердце в ее руках или как мне спрыгнуть с кровати, чтобы этого не случилось. Множество вариаций того, что может случиться в эту минуту и последует дальше. Величайший дар всеведения, что так берегла смерть, она же мне и вручила.
— Мне не за что, — произношу я, сжимая ее руку за мгновение до того, как острые вейловские когти пронзают мою грудную клетку.
Не веря своим глазам, Флер зажмуривается, чуть склоняя голову к правому плечу, чтобы услышать меня, почувствовать так, как может только она. Сев на больничной кровати, я притянул ее к себе, целуя в уголок губ, туда, где была родинка-сердечко.
Одно чувство будет играть главенствующую роль перед всеми остальными у тех, кто смог остаться с душой после поцелуя дементора. В моем случае у этого чувства был привкус корицы, остающийся на губах, и всегда помогающий мне понять, что моя любовь находится где-то рядом.
Обзорам
@темы: ГП, Привкус корицы, О вкусах, цветах и ароматах
СУКИ!
БИЛАЙН!
ВЕРНИТЕ СТАРЫЙ ВИД ЛИЧНОГО КАБИНЕТА!
ЭТО ЖЕ ПИЗДОС, ЧТО ЗА ХУЙНЯ СЕЙЧАС!!!
Читать дальшеЗнакомый неприятный рывок от дёшево настроенного портала напомнил мне о финале Кубка мира по квиддичу. То мероприятие было довольно примечательным, к тому же, благодаря вейловским козням, феерически красивым, по крайней мере, та часть вечера, которая не была омрачена данью памяти славных времён террора Тёмного лорда. А ещё неприятные ощущения из-за использования обычного портала напомнили мне о том, что приземлиться я мог не слишком удобно, что и произошло. С определённым ускорением, вызванным использованием довольно узконаправленной магии, я врезался во что-то монолитное и совершенно не собирающееся разрушаться. Повалившись на землю, я держался за голени, катаясь по земле. Кости не казались сломанными, но боль была настолько реальной и мучительной, что все, о чём я мог думать, так это о том, что заставлю директоров школ пройти обучение по созданию порталов в отделении гинекологии Святого Мунго.
Скуля от боли, я ощутил, как взметнулась наша с Флер связь. В отличие от меня, имеющего возможность ощущать только смертельную опасность, угрожающую Флер, она чувствовала весь спектр происходящего со мной, если я ей это позволял. Сейчас единственное, о чём я мог думать, это как же, черт возьми, больно врезаться в мраморное надгробие. Так что попытки Флер успокоить меня были очень лестны, пусть они и были безрезультатны из-за слишком большого расстояния между нами.
- Акцио, волшебная палочка!
Чрезмерно громкое и требовательное восклицание заставило меня перестать кататься по земле и постараться максимально спрятаться за тем предметом, о который я ударился при приземлении. Моя волшебная палочка была спрятана в чехле, так что я не беспокоился о том, что могу оказаться безоружным. К тому же, я не стал бы таковым, даже если бы у волшебника с писклявым, требовательным голоском все получилось, и он заполучил бы мою волшебную палочку. Мне пришлось бы больше импровизировать в плане тех заклятий, которые я мог использовать, и быть более изворотливым, что было немного затруднительно из-за дикой боли в ногах, так что хорошо, что мы с Гермионой завершили всю сеть заклятий, а Флер помогла мне закончить с созданием чехла.
Пока волшебник, на которого мне не слишком хотелось смотреть, так как я уже догадался, кто это был, пытался ещё раз призвать мою палочку, я смог осмотреться по сторонам. Портал, который должен был быть обычным призом для изворотливого и трусливого чемпиона, отправил меня на довольно заброшенное старое кладбище. То тут, то там над обычными мраморными плитами вздымались массивные силуэты скульптур, а в отдалении даже были видны крыши склепов.
После третьего призывающего заклятия волшебник чертыхнулся и направился в мою сторону, чтобы выяснить, что же ему мешает обезоружить противника, а я, прячась за плитами, медленно передвигался подальше от него. Все же Питер Петтигрю оказался превосходной помойной крысой: он смог вывернуться из любой ситуации, оставаясь в живых тогда, когда смерть уже буквально была за его спиной. Не обнаружив меня там, где валялся портал, Питер стал озираться по сторонам, должно быть, прекрасно понимая, что переместился я сюда не очень удачно и далеко уйти не смог бы. Крепко зажав в руке волшебную палочку, Питер крысовато хмурился, явно раздумывая, стоит ли вообще идти на мои поиски, если я оказался в сознании и с оружием в руках. Пока Хвост размышлял, я создал заклятие: довольно высокая, некошеная трава, росшая между могил, смогла стать для меня прекрасным подручным материалом – гибкие плети растений тут же спеленали застывшего в нерешительности Питера.
- Почему ты медлишь, Хвост? – недовольный вопрос откуда-то из центра кладбища подсказал мне, что мы с Питером были здесь не одни.
Призвав волшебную палочку Хвоста, я подкрался к закутанному как в кокон мужчине. Перекинуться в крысу ему мешало множество болезненных уколов от стеблей растений. Мне никак не хотелось, чтобы у Питера и на этот раз появилась возможность избежать законной смерти.
- Питер, почему ты отказался умирать в Азкабане? Ведь это же была почти гуманная смерть, - шепнул я перепуганному хранителю тайны Поттеров, ломая его волшебную палочку. – А теперь… мне так жаль, хотя о чём это я – мне все равно.
Преобразуя гибкие стебли в ядовитый плющ, я плотнее сжимал кокон, в котором застрял Питер, чтобы шипы как можно сильнее впились в его тело и как можно больше яда оказалось в его организме. Это было одно из самых губительных заклятий Хельги. Единственное, которое она синтезировала сама, чтобы оберегать более дорогие и редкие травы. Она высаживала обычные травы по периметру грядок и, если вдруг кто-то покушался на дорогостоящий приз, травы становились ядовитым плющом, нападающим и оплетающим вора. От небольшой порции яда воришка засыпал, но чем больше ядовитых шипов впивалось в кожу, тем сильнее становилась доза и сон, окутавший человека, становился последним.
Заглядывая в стекленеющие глаза Питера, я с какой-то несвойственной для себя печалью размышлял над тем, что раньше магия была куда более действенной. Волшебники не отказывались от идеи после нескольких неудач, они меняли угол, под которым рассматривали задачу, и добивались результата. А сейчас, читая обо всех этих чудодейственных вещах в книгах, волшебникам кажется, что все это их древние предки совершили потому, что они были невообразимо сильны и могущественны, а не просто упорны и хитры.
Крысиное нутро Питера подсказывало ему, что нужно было бежать, когда он не обнаружил меня радом с порталом, который меня перенёс, но его страх перед могуществом, которому он поклялся служить, оказался сильнее чувства самосохранения, поэтому маленькая крыса и умерла. Что же, он хотя бы сослужил неплохую службу, прежде чем умер: смог оправдать Сириуса, рассказал, как организовал нападение на Министерство и о том, что Тёмный лорд готов прийти к власти и покарать всех, кто от него отвернулся. Целый мир от него отвернулся, а сейчас умер и последний крыс, посмевший нарушить тайну хранителя.
- Хвост!
Его злейшество нетерпеливо закричало, отчего в голосе появились срывающиеся тонкие нотки. Создав заклятие, чтобы проверить жизненные показатели Питера, я прислушивался к окружающим звукам. Хоть Ремус и ранил змею, она могла выжить, а мне совершенно не хотелось быть атакованным магической тварью, носящей внутри себя кусочек души Тёмного лорда. Сердце Питера ещё билось, но с каждым новым ударом все медленнее и медленнее. Я не хотел оставлять смерть Петтигрю на волю случая, прекрасно зная, что случай к нему слишком благосклонен. Пустив прутья ещё туже, я позволил вырасти на них густой листве, которая закрыла дыхательные пути Питера.
Где-то неподалёку зашелестел гравий, и я сосредоточился, чтобы превратить камни в зыбучие пески. Это не слишком задержало бы Нагайну, но этот манёвр давал мне достаточно времени, чтобы поменять место своей дислокации. Ноги ныли и каждый шаг вызывал в моем мозгу фейерверк боли, поэтому мне пришлось наложить на голени охлаждающее заклятие, лишившее меня болезненной чувствительности в этой области. Это был не самый мой разумный поступок: я не смог бы почувствовать, когда положение стало бы ещё хуже и мои кости сломались бы под тяжестью веса, но лучше не чувствовать боли, чем ожидать ещё большую. Ожидание ломает сильнее.
- Хвост мёртв, мой Господин, - свистящие звуки змеиной речи заполнили тихую ночь на этом уже ставшем для меня довольно уютным кладбище.
- Найди мальчишку, он не мог далеко уйти, - последовал недовольный ответ Волдеморта.
К своему удивлению, я обнаружил, что, прячась от змеи, оказался в непосредственной близости от её господина. Окружив себя ядовитым плющом, я выглянул из-за статуи плачущего ангела, чтобы взглянуть на то, что осталось от великого и ужасного Тёмного лорда. Его маленькое закутанное в чёрную мантию словно игрушечное тельце опиралось на огромный котёл. Он сжимал в своих не в меру длинных тонких пальцах волшебную палочку, пристально всматриваясь туда, где скрылась его змея и уже мёртвый помощник.
Прислушиваясь к тому, где находится Нагайна, я почувствовал внутри себя целую бурю искренней ярости и ненависти. Должно быть, Флер не разрешили отправиться на мои поиски. Скорее всего, она сделала что-то крайне глупое, потому что после этой искренней вспышки эмоции, уже ничего не пыталось вселить в меня немного тепла и ласки. А значит, Флер вырубили, и вполне возможно, что скоро на этом кладбище нас будет больше, разумеется, если Фадж не взбунтуется и не станет тянуть с моими поисками.
Пока я размышлял о том, что происходило в школе, заклятие сработало и плющ взметнулся, оплетая метнувшуюся на меня змею. Её клыки смокнулись буквально в нескольких миллиметрах от моего носа. Должно быть, кусок души Тёмного лорда дал его любимице куда больше сил, чем рассчитывал Аберфорт, раз вся она, покрытая ржавыми, гнойными подпалинами до сих пор была способна на такие прыжки.
- Он здесь, мой Господин, прячется, как трус, - извиваясь всем своим гибким телом, шипела змея, пытаясь выбраться из смертельного захвата плюща.
- Ты думаешь? – чуть улыбнувшись, спросил я, управляя плетями так, чтобы змея оказалась довольно близко, но не смогла бы наброситься на меня.
Хоть для прохождения этого испытания нам не разрешалось брать с собой ничего, кроме волшебной палочки, я немного перестраховался и взял с собой гоблинский клинок, найденный в выручай-комнате. Если быть совсем честным, то я припрятал его на опушке Запретного леса и призвал сразу же, как только у меня появилась такая возможность. Достав клинок из потайного кармана, я взглянул на змею, любовно растянутую передо мной, и отсек её голову. Умирая, этот крестраж забрал с собой весь защищающий меня плющ.
- Мерзкий мальчишка, что ты наделал?! – Волдеморт кричал, бросая хаотичные заклятия повсюду. По большей части, это были оглушающие, должно быть, у него было не так уж много сил и он экономил смертельные заклятия до того момента, как сможет увидеть мою мерзкую рожу перед своим лицом. Или я просто нужен был ему живым.
- Избавил тебя от последнего крестража, - переступив через чёрную золу, оставшуюся от плюща и змеи, я выбрался из-за статуи. Вообще-то, мне совершенно не хотелось вступать с Волдемортом в поединок или диалог – это напоминало бы финальную сцену из какого-нибудь дешёвого боевика, в котором у главного героя никогда не заканчиваются патроны, а на лице нет ни одного синяка, хотя его били на протяжении полутора часов фильма.
Взревев от ярости, Волдеморт бросил в меня пыточное заклятие и, в принципе, я мог бы от него увернуться, если бы не мои наполовину онемевшие ноги. Заклятие Тёмного лорда попало точно в них, и от боли меня не спасло даже наколдованное онемение. Эта боль была похожа на ту, что я испытал, валяясь на полу в тренажёрном зале, только была в тысячу раз сильнее и принесла мне реальный физический вред. Кости, которые, возможно, треснули после встречи с мраморным надгробием, лопнули, и уж тут я не смог сдержать вопля.
- Говоришь, избавил меня от последнего крестража, - прервав заклятие, Волдеморт встал со своего импровизированного ложа, став не намного выше, чем раньше. Должно быть, он собирался подойти ко мне, чтобы…
Если честно, я не знаю, что бы он со мной сделал, но я, в отличие от Хвоста, доверился своему чувству самосохранения, именно поэтому я вложил все свои силы в одно заклятие. Ближайшее надгробие смело с места кособокую игрушечную фигурку Волдеморта, впечатав его в соседнее каменное изваяние. Я надеялся увидеть кровь и ошмётки рахитных костей, размазанные по надгробию, но Волдеморт смог создать плотную защитную сферу вокруг себя. Сфера уберегла его от участи быть расплюснутым, но первоначальный удар надгробием все же имел результаты: его череп был вмят внутрь, как у старых, больше нелюбимых детьми, пупсов. Правда, это не помешало ему все ещё довольно уверено, пусть и шатко, стоять на земле, сжимая в кулаке волшебную палочку. Господи, да что он за существо такое?
Лечебная магия имела огромный раздел заклятий, посвящённых тому, как можно вправлять повреждённые кости. Нигде я не видел упоминания о том, что можно остаться в живых после того, как череп живого существа приобретал такие изменения. Но Волдеморт, кажется, больше не относился к классу живых существ, раз невозмутимо принялся лечить себя. Рациональная часть моего сознания буквально верещала о том, что нужно бежать прочь с этого кладбища, пока Волдеморт занят, но я не мог оторвать глаз от картины, что разворачивалась перед моими глазами.
Какими бы природными силами ни обладали вейлы, никто из них не обладал такой мощью, как Тёмный лорд. Крупицы магии вокруг него буквально бежали навстречу каждому движению волшебной палочки, словно сама магия хотела ему служить. И он пользовался этим так искусно, что я, наконец, понял, зачем он так усердно рвал свою душу на куски. Чем меньше в нем оставалось человеческого, тем больше он видел вокруг себя природной магии и мог вплести её в себя. Вот как обреталась эта сила, сила разодранного на куски человека. Просто больше не было человека, было лишь существо, созданное магией.
Резкая боль в ногах помогла мне опомниться от дурмана, вызванного наблюдением за действительным мастер-классом в лечащей магии. Мои навыки были далеко не такими впечатляющими, так что хоть мне и удалось восстановить все осколки костей в нужное положение, на то, чтобы они срослись, требовалось время или, возможно, костерост. Поэтому пришлось импровизировать, используя заклятие онемения и очень странное подобие скоб, не позволивших моим костям вновь развалиться, и давших мне возможность, пусть и медленно, но ходить.
Пока Волдеморт восстанавливал своё лицо, а самое главное, повреждённые глаза, я не так уж и быстро, но скрылся за стеной старинного склепа. Барьер вокруг кладбища был создан на славу: никто не мог ускользнуть или появиться здесь без разрешения создателя. И я очень сомневался, что Тёмный лорд разрешит мне покинуть этот чудный раут, не выполнив ту часть встречи, ради которой я был сюда приглашён. Попытавшись создать портал, я потерпел жёсткую неудачу. Оставался шанс уйти с кладбища и аппарировать сразу же, как только я окажусь за пределами барьера, но с моими повреждёнными ногами этот путь к спасению был самым маловероятным.
- Мерзкий мальчишка, ты умрёшь так же, как и твои родители, умоляя о пощаде, - голосовые связки восстановились не до конца, так что голос Волдеморта имел довольно специфическую тональность, что немного, но веселило меня.
- Я видел, как они пали, Том, - создав заклятие эхо, ответил я. – Нет величия в убийстве безоружного в его собственном доме.
Воспользовавшись идеей Виктора, я начал создавать маленькие зеркала, чтобы узнать, где находится Тёмный лорд. Его маленькое и слабое тельце не давало ему преимуществ перед большим человеком и, если бы он не обладал магией, то убить его не составило бы труда. Только вот магия фонтанировала вокруг него, так что с тем, чтобы убить его, у меня были небольшие проблемы. Восстановив себя в более или менее приемлемое состояние для столь неразвитого гуманоидного существа, Волдеморт остался стоять на том же самом месте, где должен был найти свое упокоение, расплющенным между двумя надгробиями.
Не угадав, где я нахожусь, ориентируясь на звуки, он создал несколько поисковых заклятий, которые распространились от него в разные стороны, словно нити паутины. Чтобы предотвратить моё скорое разоблачение, я создал небольшие подземные толчки, выворотившие комья земли. Так как нитям поискового заклятия приходится ощупывать каждый предмет, находящийся на их пути, это дало мне немного времени, чтобы похромать в более выгодное положение и как можно дальше от Волдеморта. Заклятие землетрясения отняло достаточно много сил, так что, спрятавшись за статуей смерти с косой, я продолжил наблюдение за лордом сквозь зеркала, пытаясь немного передохнуть и придумать хоть какое-нибудь подобие плана.
Было очевидно, что Фадж сумел отговорить команду школы от моих немедленных поисков, а так как Флер до сих пор была без сознания, то точного моего местоположения никто из них не знал, так что о помощи извне речи не шло. Убить Тёмного лорда магией я не мог. Разумеется, у меня хватило бы сил и фантазии на небольшой магический поединок, но Волдеморт был в силах предсказать любой мой магический ход и легко блокировал бы все, чем я его атаковал. Так что основным моим козырем был эффект неожиданности и надежда на то, что на этот раз ему не удастся создать защитную сферу вокруг себя.
Он мог почувствовать изменение магического фона рядом с собой, так что мне пришлось преобразовывать траву в плющ на достаточном расстоянии, чтобы Волдеморт не узнал об этом. Пока ветви неторопливо продвигались в сторону своей жертвы, оставляя за собой минимальный магический след, я собирался с силами, чтобы сотворить кое-что действительно жуткое.
Книги о некромантии я читал исключительно из любопытства, никогда особенно не вдаваясь в подробности ритуалов фактического управления мертвецами. Но я точно знал, что их было довольно легко поднять из могил. Управлять ими я не смог бы, но столь резкого изменения магического фона хватило бы на то, чтобы скрыть от Волдеморта плющ и полет всей каменной крошки, которую я подниму в воздух, чтобы буквально расстрелять ей лорда. Даже если он создаст сферу, которая защитит его от большинства снарядов, она не остановит плющ, а уж если он попадёт в силки, то свернуть ему шею не составит труда.
- На самом деле мне довольно интересно, - эхо разносило мой голос по всей территории старого кладбища. – Что именно ты хотел здесь совершить?
Помнится мне, Кларисса была очень огорчена, когда я неумело влил в заклятие льва столько сил, что он разнёс половину её дома. Теперь она была бы двойне возмущена, потому что я поднимал мертвецов очень старательно. Серые полуистлевшие кости взметались из-под земли, поднимая фонтаны комьев грязи. Мне не было никакого интереса в том, чтобы собирать правильные скелеты для управления ими, поэтому собирались воедино они вразнобой.
- Неужели, хотел взять Кость, плоть и кровь? – орал я, и мой голос разносился громоподобным эхо повсюду.
То, что творилось на кладбище этим чудным июньским вечером, было мечтой сюрреалиста. Мой голос, звенящий отовсюду; скелеты всевозможных форм в разной степени разрушения, собирающиеся из кусков костей и кусков земли, чтобы дополнить недостающее; носящиеся повсюду камни, земля, осколки костей и в центре всего этого – маленький Тёмный лорд с выбоиной в собственной черепушке.
Все заклятия, что приходили мне на ум, делали много шума и света. Смешиваясь друг с другом, они образовывали жуткую какофонию магии. Если бы Флер была здесь, то наверняка бы заработала мигрень уже через секунду. Судя по состоянию Тёмного лорда, он её уже заработал. Довольно злобно бросаясь в разные стороны огненными заклятиями, он спалил половину собравшихся скелетов, чем привнёс ещё больше хаоса в вихрь, который я создал вокруг него – теперь и огонь носился по медленно сужающему вокруг лорда кругу.
- Довольно играть, мальчишка! – раздражённо взревев, Волдеморт влил в своё заклятие столько силы, что одновременно повалил все кружащие в воздухе предметы на землю. Но это не помешало огненным вспышкам продолжать свой бег, огонь теперь можно было погасить только водой, потому что любое заклятие воздуха лишь размножило бы его. Намеренно пользуясь заклятием левитации, я бросал в Волдеморта все, что он повалил. Раздосадованный ещё большей глупостью, что я творил, лорд все же потратил своё время на то, чтобы создать воду и погасить пламя. Этого времени как раз хватило, чтобы ветви плюща оплели его ноги. Взмахнув волшебной палочкой, я дёрнул ветви, повалив Тёмного лорда на землю. Дезориентированный столь резким падением, он не успел блокировать мой Экспеллиармус, так что его волшебная палочка улетела прочь. Мне было совершенно не нужно, чтобы он успел её призвать, так что я бросил огненное заклятие в ту сторону, позволив ему выжечь всю территорию. Перо феникса, находящееся в сердцевине палочки, охотно ответило огню, как только пламя оказалось рядом.
Даже без палочки Волдеморт все ещё был силен. Ему успешно удавалось бороться с плющом, несмотря на множество порезов, в которые попадала отрава. Вскормленный ядом Нагайны, он, наверное, даже не ощущал этого. На этот раз мне не удалось бы оторвать целую мраморную плиту, так что я приноровился бросать в борющегося с плющом лорда куски той, что разбилась в первый раз. Но, несмотря на всю тщедушность своего тельца, Тёмный лорд упорно доказывал мне, что просто так умирать он не собирался. Раздосадовано зарычав, я все же выбрался из своего укрытия, захромав в сторону лорда. Магией мне было его не убить, так что нужно было брать все в свои руки.
Подняв с земли чью-то бедренную кость, я упорно приближался к Тёмному лорду, попутно создавая больше плюща, чтобы хоть как-то уравновесить наши с ним шансы на мою победу.
- Кость отца, отданная без согласия, возроди своего сына! – прочитав первую строчку из заклятия, я от души врезал Волдеморту костью. И без того пострадавший и хрупкий череп лорда тут же снова пошёл трещинами, тонкая белая кожа, удерживающая его воедино, порвалась, оголяя нелицеприятную картину. Вблизи Тёмный лорд был очень далёк даже от подобия человеческого существа, а уж налитые кровью глаза и вовсе придавали ему сходства с дьяволёнком.
- Сдохни же ты наконец, маленькая тварь!
Я не останавливаясь бил его чёртовой бедренной костью какого-то давным-давно умершего человека, пока не понял, что больше ничто не пытается меня магически придушить созданным мной же плющом. Мои руки были в крови и ошмётках мозга, а на то, что осталось от головы Волдеморта, лучше было вообще не смотреть. Отбросив кость в сторону, я отполз подальше и без сил упал на раскуроченную землю. Глубоко дыша, я постарался прислушаться к посторонним звукам, чтобы понять, не появился ли на этом кладбище ещё кто-нибудь. Но не было ничего необычного, лишь фейерверки боли, взрывающиеся в моей голове, и ночной гул качающихся на ветру деревьев.
Я смотрел в ночное звёздное небо, размышляя о том, что никакое вранье в мире не сможет покрыть то, что произошло на этом кладбище. Как вообще можно кому-нибудь объяснить, что после того, как я воспользовался всем арсеналом заклятий, которыми владел, я забил Волдеморта до смерти бедренной костью? Чёртовой бедренной костью мертвеца, которого я поднял из-под земли.
Левую руку обожгло огнём, но у меня уже не было никаких сил и желания для того, чтобы наблюдать за тем, как на коже проступают кровавые гематомы. Я прекрасно понимал, что однажды это должно было случиться, так что почему не сейчас, когда у меня не было совершенно никаких сил, чтобы сопротивляться воле хозяина Стикса. Он жаждал моё сердце и сейчас я вполне мог его ему отдать.
- Нет! Нет! Что ты сделал, глупый мальчишка? Нет!
Я уже не понимал, разносятся ли эти крики в моем сознании или на кладбище появился кто-то ещё живой помимо меня. Мир, казалось, застыл, и в неописуемом приступе несуществующей боли я ощутил вкус и запах крови, тлена и сгоревшей земли. Мне нужно было все это остановить, прекратить мольбы и крики, что разносились в моей голове, вторя тем, что кричала Беллатриса, склонившаяся над тем, что осталось от человека, которому она отдала свою душу, молодость, силу и рассудок. «Грязнокровка» горела огнём на моем предплечье, начав действительно кровоточить, будто эту надпись вырезали прямо сейчас.
- Круцио!
Беллатриса кричит, и магия, повинуясь призыву, вьётся и вьётся в стремительном вихре, несущемся к моему сломанному телу. Весь мир магии открыт для меня в это мгновение, последнее перед вспышкой боли. Мир магии укутан серебристыми линиями, образующими замысловатый узор, что топчут Лунные тельцы. Мой вопль звенит на этих линиях, окрашивая их в цвет крови. Алые узоры тянутся прочь от моего сердца куда-то далеко в темноту бесконечной боли.
На периферии я замечаю яркие вспышки: это чужая магия. Люди, наконец, пришли сюда за мной или за ним. Алые узоры звенят, натягиваясь и загораясь ещё сильнее. Могу поклясться, что вместо мелодии я слышу слова.
- Пройди по узору — он приведёт тебя домой, к тем, кого ты любишь.
Обзорам
@темы: ГП, Привкус корицы, О вкусах, цветах и ароматах
epic stuff
- Календарь записей
- Темы записей
-
179 ГП
-
36 фанфики
-
35 Нежеланный
-
30 gif'ки
-
21 Отверженные
-
16 Звезда
-
13 бзики будней
- Список заголовков